— Неплохой перечень. — Макси состроила гримаску. — Если я выгляжу уверенной в себе — значит научилась у тебя притворяться.

— С удовольствием научу тебя всем прочим штукам, какие только знаю.

Макси опять невольно рассмеялась. Она поняла, что Робин пришел развеять ее робость, и делал он это весьма успешно.

Взяв со стола длинные перчатки, она спросила:

— А есть у англичан какие-нибудь особые светские ритуалы, которые надо соблюдать, если не хочешь оказаться выброшенной за борт?

Робин покачал головой.

— Твои родители привили тебе прекрасные манеры. Если они годились для бостонских званых вечеров, то годятся и для лондонского света.

— Кстати, о манерах. Поскольку номинально я невинная девица, вряд ли тебе прилично находиться у меня в спальне.

— Это верно. — Робин улыбнулся одновременно озорно и интимно. — Но мы-то с тобой знаем, что скрывается под словом «номинально».

Макси постаралась напустить на себя сердитый вид и, взяв его под руку, повела к двери.

— Тем не менее лучше нам дожидаться остальных гостей в каком-нибудь нейтральном месте, хотя бы в библиотеке.

— Подожди, я хочу тебе что-то показать. — Неуловимым движением фокусника Робин вынул из кармана и поднес ей на ладони бархатную коробочку. — Ты как-то назвала меня сорокой, и поскольку мы, сороки, любим собирать блестящие камешки, чтобы дарить их предмету своего обожания, вот тебе подтверждение.

— Я точно знаю, что номинально невинные девицы не принимают от джентльменов дорогих подарков.

— Как это удачно, что я не джентльмен. — Робин посерьезнел. — Я не знаю, что принесет нам будущее, Канавиоста. Молю Бога, чтобы мы оказались вместе. Но даже если ты пойдешь своим собственным путем, мне бы хотелось оставить тебе что-нибудь на память.

— Тебе также хочется, чтобы у меня была дорогая вещь на случай финансовых затруднений. Робин усмехнулся.

— Жаль, что я не знал тебя раньше. С твоей пугающей способностью читать мысли других из тебя получилась бы первоклассная шпионка.

— Я вовсе не у всех умею читать мысли.

Макси открыла коробочку и ахнула. На белом шелке лежали ожерелье и серьги. Великолепные рубины в окружении сверкавших, как звездочки, крошечных бриллиантов были вставлены в золотые медальоны филигранной работы.

— О Робин, какая прелесть! Ну и размах же у тебя!

— Какой там размах! Если бы я надеялся, что ты его примешь, я купил бы весь комплект — от гребней и диадемы до пояса с подвесками.

У Макси расширились глаза.

— Ты, наверное, шутишь?

— На этот раз я нисколько не шучу.

Она отвела глаза — так пылко смотрел на нее Робин. Нет, она ему действительно нужна — в этом нет сомнений. Если бы он ее еще любил!

— Как они подходят к этому платью! — Макси прошла к зеркалу, вынула из ушей простые золотые сережки и вдела рубиновые.

Она повернула голову, серьги качнулись и рассыпали вокруг бриллиантовые искры. Робин застегнул на ее шее ожерелье, потом провел своими волшебными пальцами вниз по ее обнаженным рукам и задержал их на талии.

"Господи, как меня возбуждают его легчайшие прикосновения», — подумала Макси.

Она посмотрела на себя в зеркало. Действительно, она выглядела великолепно. Рубины необыкновенно шли к ее черным волосам. Нет, она совсем не похожа на простоватую американку. Она похожа на леди. Если в глубине души она сознает, что только прикидывается леди, то по ее лицу об этом не догадаешься.

Она перевела глаза на отражение Робина. Он представлял собой квинтэссенцию английского аристократизма: тонкие черты лица, невозмутимое спокойствие, изысканная одежда. Но его руки обнимали ее, словно она была самым драгоценным существом на земле, и его глаза светились искренним чувством.

— Ты, кажется, думаешь, что, поженившись, мы сможем жить только в Англии? — тихо спросил он. — Это не так. Если хочешь, поедем в Америку.

Макси посмотрела на него с удивлением:

— Ты пожертвуешь для меня Англией?

Робин поцеловал ее в ухо теплыми крепкими губами.

— Не раздумывая ни секунды. Богатство хоть тем хорошо, что дает тебе свободу действий. Мы можем жить так, как хочется. Даже если ты согласишься жить в Англии, мне хотелось бы съездить в Америку, повстречаться с родичами твоей матери, посмотреть на землю, где ты выросла.

Макси была тронута.

— Но все-таки ты предпочел бы жить здесь, да? Робин помедлил, потом кивнул.

— Большую часть своей взрослой жизни я прожил за границей. Я говорю на десяти языках — на одном лучше, на другом хуже, и мне ничего не стоит найти в любом городе Европы хороший обед и дешевый ночлег. Однако, когда я прошлой зимой вернулся в Англию, я почувствовал себя дома даже в большей степени, чем если бы прожил здесь всю жизнь.

Макси накрыла ладонью руку Роберта, лежавшую у нее на талии.

— Ты уехал мальчиком, а вернулся мужчиной. Отсюда и разница в восприятии.

— Ты права: у меня пропало юношеское желание восставать против всего привычного. — Робин опять поцеловал ее, на этот раз в ямку между шеей и ключицей.

У Макси участилось дыхание. Она всем телом ощущала его близость. Взглянув в зеркало, она увидела, что ее глаза блестят, а губы припухли от желания.

Робин это тоже увидел и крепче сжал ее талию.

— Как это удачно, что большинство мужчин, которые будут здесь сегодня, женаты и счастливы в браке. А то бы я не знал ни минуты покоя. Ты неотразима, Канавиоста.

И тут Макси дала себе зарок: что бы ни ожидало их в будущем, она должна провести с Робином, по крайней мере, еще одну ночь. Если у нее не будет этой надежды, она отдастся ему сию минуту.

— Лучше пойдем вниз, — севшим голосом сказала она.

— Пошли, — согласился Робин, с трудом переводя дыхание. — А то застрянем здесь надолго. — Он шагнул назад, выпустив ее талию, затем галантно предложил ей руку. — Ну, миледи, готовы войти в клетку со львами?

"Может быть, он и согласится ради меня покинуть свою страну, — думала Макси, — но он больше потеряет, уехав, чем я, оставшись здесь. Надо посмотреть на этих аристократов — может, не так страшен черт, как его малюют».

Взяв его под руку, Макси сказала:

— Не думаю, чтобы у львов когти были острее, чем у бостонских дам, лорд Роберт.

Когда Робин был рядом, она не боялась ничего на свете.


Вулвертон прислал Дездемоне записку, предлагая сопровождать ее на званый обед. Она с готовностью согласилась, а сейчас стояла перед зеркалом, с ужасом глядя на свое отражение. Отступать, однако, было уже поздно.

— Салли, ну как я могу показаться на людях в таком виде? Когда ты сказала, что переделаешь платье, я не подозревала, что ты собираешься вырезать его до пупка.

— Ну что вы, миледи, вы преувеличиваете, — успокаивала ее Салли. — Такое декольте сейчас как раз в моде. В нем нет ничего вызывающего.

— Может, в самом платье и нет ничего вызывающего, но мои формы! — Дездемона сердито посмотрела на горничную. — Ты подпустила меня к зеркалу, только когда подошло время ехать и с платьем и прической ничего поделать уже нельзя. Признавайся, так ведь?

— Да, миледи, — ответила Салли без тени раскаяния в голосе. — Пожалуйста, доверьтесь мне: вы выглядите замечательно, одеты по моде, и красавец маркиз будет ползать у ваших ног.

Дездемона вспыхнула как маков цвет.

— Неужели все про меня все знают?

— Вовсе нет, миледи, — успокоила ее Салли. — Но мы же не слепые.

"Иными словами, они знают, что я по уши влюблена в Джайлса, — мрачно подумала Дездемона. — Можно было бы с тем же успехом повесить на грудь плакат. На свою неприлично оголенную грудь».

Словно прочитав ее мысли, Салли сказала;

— Советую надеть вместо кулона жемчужное ожерелье, миледи. Вам тогда будет казаться, что грудь все-таки чем-то прикрыта.

Действительно, тройная нитка жемчуга немного уменьшила Оголенное пространство, но Дездемону все равно не покидало чувство, что ей снится кошмарный сон, будто она оказалась в людном месте в одной нижней рубашке. Она опять уставилась на свое отражение, испытывая одновременно и ужас, и восторг. В рубашке она не казалась бы такой голой.

— Я похожа на кокотку, — сказала она.

— Может быть, миледи, но на очень дорогую кокотку, — с плутовской улыбкой ответила Салли. Дездемона рассмеялась.

— Какой вздор я говорю.

Она опять повернулась к зеркалу и попыталась объективно оценить свое отражение. Ее платье из коричневого шелка с красноватым оттенком мало кому было бы к лицу, но Дездемона не могла не признать, что этот цвет идеально сочетается с ее яркими тициановскими волосами и белой кожей.

Салли также забраковала обычную строгую прическу своей госпожи в пользу кудрей, через которые она пропустила тонкую золотую цепочку. Она даже убедила Дездемону немного подкрасить губы. Дездемона вынуждена была признать, что если бы отражение в зеркале принадлежало незнакомой женщине, она сочла бы ее весьма эффектной.

Во входную дверь постучали: приехал маркиз, и переодеваться было уже поздно. Дездемона выпрямилась, расправив плечи. К сожалению, это еще больше подчеркнуло ту часть ее тела, которая и без того бросалась в глаза. Но чтобы пережить этот вечер, ей надо было притворяться уверенной в себе.

Вид спускающейся по лестнице Дездемоны потряс ожидавшего ее внизу Джайлса до глубины души. Он молча смотрел на нее.

Она остановилась, вцепившись в перила. Ей опять стало и страшно, и стыдно. Подумать только: старая жесткая курица вырядилась как нежный цыпленочек. Глупее ничего нельзя придумать. Дездемона взялась обеими руками за кружевную шаль, которая до этого свободно лежала у нее на плечах.

Маркиз взбежал по ступенькам и, схватив ее за руку, не дал закутаться в шаль.

— Простите, что я на вас так таращился, Дездемона. Я знал, что под всеми этими вашими покрывалами скрывается красивая женщина, но то, что я только что увидел, меня просто лишило дара речи.

Дездемона вздохнула с облегчением. Ее пальцы дрожали в руке Джайлса. В искренности его восхищения не приходилось сомневаться. Более того, она была… довольна собой.