Он подошел к камину и облокотился о его мраморную полку.

— Я знал, что она и ее муж примут двух запыленных путников, не задавая лишних вопросов и не проявляя ни возмущения, ни излишнего любопытства. Здесь ты сможешь вернуть себе обличье респектабельной девицы, и никто ничего не узнает.

У Макси сжались кулаки, но все же она, хотя и с трудом, держала себя в руках.

— Ты назвал себя дворецкому лордом Робертом и точно так же назвала тебя твоя герцогиня. Но ты же мне говорил, что придумал этот титул!

— Это ты сказала, что такого титула не бывает. А я просто не стал с тобой спорить. Видимо, твой отец объяснил тебе не все тонкости английской системы титулов. Например, употребление слова «лорд» с именем — прерогатива младших сыновей герцогов и маркизов. Так что лорд Роберт Андервилль — мое настоящее имя.

Глаза Макси сузились. Ее красота показалась ему еще более экзотической, чем всегда, а выражение лица — еще более опасным.

— Ты сказал, что ты вовсе не лорд.

— Я и не лорд. Титул «лорд Роберт» ничего, по сути дела, не значит, просто форма обращения. Я такой же простой человек, как и ты. Вот если мой брат, не дай Бог, умрет, тогда я стану лордом. — Робин пожал плечами. — В общем, довольно бессмысленная система.

— Твой отец был герцогом?

— Нет. Он был маркизом Вулвертоном — на одну ступеньку ниже.

— Значит, когда мы встретились, ты был в своем родовом поместье? — Макси казалось, что перед ней совершенно незнакомый человек. — Как ты мог так меня обманывать? Зачем притворялся бездомным бродягой и вором, если не хуже? Что еще ты мне налгал?

— Я всегда говорил тебе правду. — Робин отвел глаза и переступил с ноги на ногу. Он взял тон преувеличенной небрежности, под которым всегда скрывал неловкость или вину. Даже зная, что ему не следует так говорить с Макси, он ничего не мог с собой поделать. — Но должен признать, что мне случалось в твоем присутствии врать другим.

Тут Макси взорвалась. Она схватила с элегантного столика фарфоровую статуэтку и запустила ею в Робина.

Статуэтка разлетелась вдребезги, ударившись о мраморную облицовку камина в двух дюймах от протянутой вдоль полки руки Робина. Он не пошевелился даже тогда, когда ее осколки брызнули ему в лицо. Только пальцы, сжимавшие край каминной полки, побелели.

— Мне плевать, что ты говорил правду, хотя бы за каждое твое слово поручился сам Господь Бог! Ты, наверное, воспитывался у судейских крючкотворов или у иезуитов. Ты все равно меня обманывал, даже если успокаивал свою чувствительную совесть, манипулируя правдой, вместо того чтобы прямо лгать. — Голос Макси сорвался. — Боже, какой надо быть дурой, чтобы тебе верить!

Этот крик раненой птицы полоснул по сердцу Робина, лишив его былой самоуверенности. Он с трудом выговорил:

— Ты права, я использовал правду, чтобы произвести обманчивое впечатление. Но, клянусь Богом, я вовсе не хотел выставить тебя дурой.

— Зачем же ты это делал? — воскликнула Макси, уставившись на него. Ее красивое лицо словно сжалось от боли, и Робину стало ее безумно жаль: сам того не сознавая, он причинил ей страдания. Одновременно в его глазах витали сладкие видения обнаженной Макси в постели, такой чудной, такой страстной, такой щедрой на любовь.

Глядя ей в глаза, он хотел ее с пронзительной страстью, хотел ее и телом и душой, будучи не в силах разделить эти два чувства. Он хотел ее с той самой секунды, как, внезапно разбуженный, увидел, что об него споткнулась очаровательная и решительная лесная нимфа.

Тогда почему же он так глупо себя вел? Как мог человек, наделенный умом и тактом, поступать себе же во вред? Он вдумался в мотивы своего поведения и вдруг понял:

— Мне не очень нравится лорд Роберт Андервилль. А раз он не нравится мне, как он мог понравиться тебе? Мне же с первой минуты нашей встречи страшно хотелось тебе понравиться.

Наконец-то Робин понял, что, как это ни трудно, ему следовало встать на путь правды раньше. Напряжение покинуло Макси, ярость улетучилась. Еще минуту они смотрели друг другу в глаза.

— Понятно, — сказала она. Но хотя она больше не сердилась, у нее было как-то горестно на душе. Она прошла через комнату к камину и, скрестив руки на груди, оперлась спиной о его полку с другой стороны. Потом спросила отстраненным тоном:

— Ты привез меня сюда узнать, что обо мне думает Мэгги? Или ты хотел показать ей, как низко пал с тех пор, как она тебя покинула? Более красивой и изысканной женщины найти невозможно, так что ты, видимо, решил броситься в противоположную крайность и предъявить ей непотребную дикарку, надеясь, что это ее проберет.

— Господь с тобой, Макси, ну что ты говоришь! — Как он, оказывается, глубоко ее ранил. — Любой мужчина сочтет за честь для себя завоевать руку такой красивой и умной женщины. Даже сейчас, взъерошенная, словно тебя протащили через колючий куст, ты все равно красива.

Макси нахмурилась.

— Ты всегда находишь нужные слова — как хороший бродячий торговец. Только слов, лорд Роберт, недостаточно.

Он понимал, что заслужил это, но все равно ему показалось, будто она ударила его кулаком в солнечное сплетение.

— Признаю, что я болван, что я бесчувственная скотина. Когда ты говоришь, что я тебя сюда привез, чтобы узнать мнение Мэгги о тебе, в этом есть доля истины, но совсем в другом смысле. Мне хотелось вас познакомить. Вы — две самые дорогие мне женщины, и я надеялся, что вы подружитесь.

Макси протянула руку вдоль каминной полки и стала обводить пальцем вырезанную на ней виньетку — словно во всем мире ее больше ничто не интересовало.

— А если я ей не понравлюсь — если я ей уже не понравилась? Что тогда?

— Ты ей понравишься.

Робин накрыл ладонью ее руку. Его прикосновение заставило ее вздрогнуть, но она не отняла руки.

— По-моему, на самом деле ты хочешь знать, кого я предпочту: тебя или ее. — Робин крепче сжал руку Макси. — Тебя! Даже если Мэгги взбредет в голову вмешаться и попробовать нас поссорить, я этого не допущу. Только один человек властен разлучить нас, и этот человек — ты.

Макси закрыла глаза, и по ее лицу пробежала легкая тень. Робин шагнул к ней и заключил ее в объятия.

Она не сопротивлялась и устало спрятала лицо на его груди. Какие бы словесные баталии между ними ни разыгрывались, на уровне прикосновения царила полная гармония. Робин крепко прижимал ее к себе, надеясь, что это объятие успокаивает ее так же, как и его.

У Макси был такой сильный характер, что Робин часто забывал, какая она маленькая. И сейчас в его сердце поднялась волна нежности: ее голова едва доходила ему до подбородка, а он был мужчина среднего роста.

— Твоя голова — рядом с моим сердцем. — Он стал вынимать шпильки из ее волос, распуская по спине поблескивающую, как черный лак, мантию. — Я круглый идиот, Канавиоста. Когда мы с тобой путешествовали вдвоем, мне хотелось отгородиться стеной и от прошлого, и от будущего. Впервые за много лет я был счастлив в настоящем.

Он гладил ее напряженную спину через шелковистые пряди.

— Я знал, что рано или поздно мне придется во всем признаться, но из трусости и из лени все откладывал это объяснение, не понимая, что поступаю с тобой нечестно. Ты казалась мне такой же сильной и мудрой, как сама земля. Я совсем забыл, что у тебя на сердце тоже есть шрамы и в душе тоже таятся страхи.

Не поднимая головы, Макси спросила:

— И какие еще ты мне приготовил сюрпризы?

Робин подумал.

— Ну, во-первых, у меня неплохое состояние. В частности, мне принадлежит Ракстон. Тут Макси подняла голову.

— Ты украл собственных лошадей? Когда он кивнул, она сказала:

— Но ты же видел, как меня это расстроило!

— Я же тебе говорил, чтобы ты не волновалась.

— Герцогиня права, — сказала Макси суровым голосом, но ее губы подергивались от подавленной улыбки. — Ты действительно бессовестный человек.

— Виноват, исправлюсь. — Робин вздохнул и добавил уже совершенно серьезно:

— Поэтому мне и казалось, что лучше притвориться кем-нибудь другим.

— Обо всем этом нам еще нужно будет потолковать. Только, наверное, не сегодня.

— Прекрасно, сегодня у меня на это не хватит сил. Да и ты вряд ли способна сегодня решить, выходишь за меня замуж или нет.

Робин сказал это своим обычным легкомысленным тоном, но ждал ее ответа, затаив дыхание. Неужели она так рассердилась, что наотрез откажется?

Макси покачала головой.

— Не знаю, Робин. Оказывается, мы даже дальше друг от друга, чем я полагала. Не знаю, смогу ли я приспособиться к вашей жизни. Я даже не уверена, что хочу этого.

— Мы гораздо ближе, чем ты думаешь, и потом кто сказал, что мы обязательно должны жить этой жизнью? — Робин поцеловал ее в волосы. — Но и об этом сейчас не время говорить. Главное, что ты не сказала «нет». — Он улыбнулся. — Спасибо, что не целилась этой статуэткой мне в голову. Правда, может быть, мне надо было встряхнуть мозги. Я совсем ничего не соображал, Канавиоста.

— Я хотела докричаться до тебя, а вовсе не нанести тебе телесные повреждения. Но надо было сдержаться. Вдруг эта статуэтка — фамильная реликвия? — Она посмотрела на мятую рубашку Робина. — Если я называю тебя лорд Роберт, когда ты меня рассердишь, то что хочешь сказать ты, когда называешь меня Канавиостой?

— Что я говорю от чистого сердца и хочу, чтобы ты так и воспринимала мои слова.

— Ну что ж, не такое уж плохое объяснение. — Помолчав, она кинула на него озорной взгляд:

— Если я выйду за тебя замуж, у меня тоже будет какой-нибудь титул? Как меня будут величать?

— Тебя будут величать леди Роберт Андервилль, или, короче, леди Роберт. А может быть, даже леди Робин. Она широко раскрыла глаза.

— Ты это серьезно? Или опять морочишь мне голову?

— Клянусь!

Макси расхохоталась.

— Какая нелепая система! Неудивительно, что основатели американских колоний от нее отказались.

Тут открылась дверь и вошла герцогиня Кандовер. Увидев своих гостей в объятиях друг друга, она остановилась.