На секунду она была ошеломлена, не в силах поверить, что ее подвергают такому унизительному наказанию. Ирокезы никогда не били детей. Ее отец тоже предпочитал уговоры насилию. Так что Макси никогда в жизни никто не шлепал.

Если раньше она сопротивлялась, как бешеная, но не ставила себе целью убить противника, сейчас в ней рухнули последние сдерживающие начала, внушенные английской цивилизацией.

Набрав в легкие воздуха, Макси издала боевой клич могавков, от которого в окнах ближайших домов зазвенели стекла. Такого пронзительного вопля в Англии не слышали с тех пор, когда здесь жили варвары, раскрашивавшие себя синей краской.

Симмонс замер, и его рука застыла в воздухе.

— Святые угодники, что это?

Воспользовавшись его минутным замешательством, Макси вывернулась из его рук, схватила спрятанный в башмаке нож и бросилась на Симмонса с явным намерением полоснуть его ножом по шее.

Глава 18

Робин не потерял сознание, но на какое-то время как бы отключился от происходящего. Рассудок воссоединился с его телом как раз в ту минуту, когда Симмонс бросил Макси себе на колени. Робин хотел предупредить его, что шлепать Макси — дело опасное, но голос ему не повиновался. Он медленно поднялся на колени. Голова кружилась, перед глазами все плыло.

Индейский клич Макси подействовал на него, как разряд тока. Он поднял голову и увидел, как в воздухе сверкнул ее нож. Макси метила в яремную вену Симмонса. Тот с проклятием отпрянул, нож просвистел в полудюйме от его шеи и рассек плечо.

Зная, что его кровожадная спутница сейчас сделает новую попытку перерезать Симмонсу глотку, Робин прохрипел:

— Макси, остановитесь!

Она обратила на него взгляд бешеных глаз. Ее рука помедлила в воздухе: видно было, что в ней боролись ярость и благоразумие.

Не дожидаясь исхода этой борьбы, Робин, шатаясь, кинулся к Симмонсу. Тот не смотрел в его сторону и не видел его приближения. Робин применил тот же прием, что в их первой схватке, прекратив доступ крови в мозг. Этот прием был опасен для жизни, но не так, как удар ножом в горло.

Симмонс захрипел и свалился со стенки, потащив с собой и Робина, но Макси успела его подхватить. Однако обращенные к нему слова были исполнены еще не остывшего гнева.

— Почему вы не дали мне с ним расправиться? Робин, еще непрочно стоявший на ногах, держался за нее, борясь с застилающей глаза пеленой. Он даже не ощущал у себя под руками очаровательной женственности ее тела.

— Простите, — с трудом проговорил он, — но я не люблю, когда при мне убивают людей.

Макси фыркнула, выражая этим и презрение к его слабохарактерности, и обещание, что к этому вопросу она еще вернется. Однако сейчас у них были более важные дела.

— Вы можете идти? — спросила она. — Скоро заявятся его помощнички.

Робин опустился на стенку и закрыл лицо руками, пытаясь преодолеть раскалывающую голову боль.

— Может быть, с вашей помощью.

Макси поспешно сунула нож в башмак и натянула на Робина куртку. Потом подняла с земли «игрушку», забросила себе на спину оба мешка, помогла Робину подняться на ноги и положила его руку себе на плечи.

Они медленно пошли по улице. Сквозь туман в голове Робин с удивлением думал, как много силы скрывается в этой миниатюрной женщине. Но все же хорошо, что канал недалеко.

Но что они будут делать, добравшись до канала?


Как только они зашли в гостиницу, Джайлс заказал отдельный кабинет и попросил, чтобы им принесли туда коньяку, а потом обед. Еще не оправившаяся от своего опасного приключения, леди Росс дала отвести себя в отдельный кабинет с несвойственной ей кротостью. Ярко-рыжие волосы резко оттеняли землисто-серый цвет ее лица.

Посадив ее в кресло, Джайлс осмотрел пораненную рогом быка руку. На бледной коже под разорванной одеждой виднелась длинная царапина, но она была неглубокой и почти не кровоточила.

— Ничего страшного. Синяк, правда, будет порядочный.

Служанка принесла коньяк. Джайлс налил Дездемоне рюмку. Сделав первый глоток, она закашлялась, но лицо ее стало розоветь.

— Синяки будут и в других местах — тех, которые не принято называть вслух, — с кривой улыбкой сказала она.

— Ну это уж вам виднее.

Дездемона откинула со лба волосы уже почти не дрожавшей рукой.

— Разрешите мне отлучиться на несколько минут. Надо привести себя в порядок. А потом вы мне расскажете, что за люди преследуют Максиму и лорда Роберта.

Леди Росс очень быстро вернула себе свой оглушающе респектабельный облик. Когда она вернулась, ее волосы были причесаны и спрятаны под чепчик, она переоделась в другое платье, столь же бесцветное и бесформенное, как и все ее наряды, и вдобавок задрапировала свою пышную фигуру шалью. Джайлсу она больше нравилась в растерзанном виде; тем не менее даже приведшая себя в порядок Дездемона вызывала у него сильное влечение.

Как только Дездемона вернулась, им принесли обед. По молчаливому согласию они решили сначала поесть, а потом заняться обсуждением серьезных вопросов. Они уже пили кофе, когда Дездемона спросила маркиза:

— Так кто же эти люди?

— Я узнал одного из них и подозреваю, что это тот человек, которого ваш брат послал перехватить мисс Коллинс.

Вулвертон объяснил, что несколько дней тому назад он подвез в карете человека по имени Симмонс.

— Так что по пятам за беглецами следуем по отдельности не только мы с вами, но еще и Симмонс со своими помощниками.

— Ну, это уже напоминает фарс, — отозвалась Дездемона с невольной улыбкой. — Должна сказать, однако, что Симмонс и его приспешники мне не понравились.

— За такую работу не берутся приличные люди, — глухо сказал маркиз. — Если их наняли для того, чтобы они вернули мисс Коллинс в Дарем, то ей ничто не грозит. А вот с братом, боюсь, они не станут церемониться.

— Однако из ваших слов следует, что пока лорд Роберт выигрывал у них один раунд за другим. — Дездемона глотнула обжигающе горячий кофе. — Вы говорили, что он много лет отсутствовал в Англии. Кем же он был: дипломатом или военным?

Вулвертон вздохнул и помедлил с ответом.

— Я вам отвечу при условии, что вы не расскажете об этом ни одной душе.

— Он совершил что-то постыдное? Маркиз поднял голову. Дездемона еще никогда не видела у него таких холодных глаз.

— Наоборот. Но его деятельность была секретной и ее последствия будут сказываться еще много лет, может быть, даже десятилетий. По сути дела, я даже не имею права открыть вам его тайну.

— Ваш брат был шпионом? — догадалась Дездемона и саркастически добавила:

— Теперь я понимаю, откуда у него эти своеобразные представления о чести и порядочности.

Глаза Вулвертона сузились.

— Да, он был шпионом. Солдатом самой опасной и наименее уважаемой военной профессии, без услуг которой не может обойтись ни одно воюющее государство, но связь с которой держат в строгом секрете. После заключения Амьенского мирного договора Робин, еще почти мальчик, путешествовал по Европе и случайно узнал нечто такое, о чем счел нужным сообщить в министерство иностранных дел. Ему предложили стать английским тайным агентом в Европе, и в течение последующих двенадцати лет он тысячи раз рисковал жизнью во имя своей страны и скорейшего окончания войны и в результате оказался на грани нервного срыва.

Маркиз умолк, и несколько минут в комнате стояла грозная тишина. Затем он закончил тихим, но жестким голосом:

— И во имя того, чтобы такие, как вы, могли высокомерно его осуждать, сидя дома в полной безопасности.

Рыжие люди легко краснеют, и в этом Дездемона не была исключением. Багровая волна стыда залила ее лицо и спустилась даже на шею и грудь.

— Прошу меня простить, — с трудом проронила она. — Я имею право сердиться на вашего брата за то, как он поступил с моей племянницей, но я не имела права так о нем отзываться. — Ей было не только стыдно — ей было больно на душе. Никогда еще Вулвертон не смотрел на нее с такой неприязнью. К ее радости, его выражение тут же смягчилось.

— Не вы первая так пренебрежительно отзываетесь о профессии Робина. Шпиону требуются стальные нервы, и он должен уметь много такого, что не подобает уметь джентльмену. Робин достиг вершин в своем деле, иначе бы он не выжил. Он подвергался испытаниям, которые сломили бы любого, и он сам вернулся домой практически сломленным.

— Поэтому вы его и защищаете? — тихо спросила Дездемона.

— Я бы защищал его в любом случае. Он мой единственный родной человек, и, хотя я знаю, что Робин прекрасно может постоять за себя, для меня он все еще мой младший брат. — Вулвертон вздохнул. — Я знаю о нем только то, что он счел возможным мне рассказать, и я благодарен судьбе, что не знал этого раньше, когда он был за границей. Хватало того, что я понятия не имел, увижу ли его когда-нибудь снова, или он просто сгинет — одна из многочисленных никем не оплаканных жертв войны, и я даже не узнаю, когда он умер и как.

Маркиз умолк. Его лицо было угрюмо. Через несколько мгновений он продолжал:

— Чтобы дать вам представление о том, что он совершил в ходе своей «позорной» карьеры, в прошлом году во время мирной конференции в Париже с его помощью был раскрыт и обезврежен заговор, имевший целью взорвать английское посольство.

Дездемона ахнула, представив себе, какие погибли бы люди, если бы заговор удался: наверное, министр иностранных дел Каслри, может быть, даже Веллингтон[12]. Политические последствия этого были бы ужасны не только для Англии, но и для всей Европы.

— Теперь вам понятно, почему я просил вас ни одной душе не говорить о том, что вы от меня узнаете? — спросил Вулвертон. — И это лишь один эпизод. Я слышал, что ему хотят присвоить титул барона за подвиги, совершенные во время войны, но не знают, как это объяснить широкой публике.

— Он будет первым человеком, которого сделали пэром за шпионаж.

— Робин во многом был первым. Мальчиком он был горазд на невообразимо изобретательные проказы, хотя не делал ничего по-настоящему дурного. — Лицо маркиза посветлело. — Например, он, кажется, был единственным, кого исключили из Итона в первый же день пребывания в этой школе.