– Ну что, начнем? – спросил меня спокойный «шарик». Беспокойный, с разбитым лицом, подбежал и склонился ко мне.

– Что ты ему сказала? Что ты ему сказала, тварь? – крикнул он, плюя мне в лицо. Страх.

– Кому – ему? – спросила я, просто чтобы потянуть время. Я знала, о чем идет речь. Я знала, а Фая – нет. Она не знала о бомбе по имени «Садко». – Ивану Кирилловичу Банщикову? Вы его имеете в виду? Я ведь с ним встречалась. Только интерес ваш мне непонятен, вы же там были.

– Отойди, Санёк, – процедил спокойный «шарик». – Не мелькай. – И снова повернулся ко мне: – Что же это ты ему решила позвонить вдруг? Ведь уже месяц прошел, а? Что изменилось?

– Думала долго, – пожала плечами я. Он задумчиво посмотрел на меня, и я невольно сжалась, ожидая очередного удара в живот. – Я не буду с вами говорить, разве не понятно? Не буду, пока она тут. Я должна знать, что вы ее отпустили, тогда я все вам расскажу.

– А у меня есть другой план, – отчеканил спокойный «шарик». – Я буду бить твою подружку, пока ты не заговоришь.

– Лиза, остановись. Остановись, черт, – процедила Фая. – Они нас не отпустят, ни тебя, ни меня.

– Подружка моя ничего не знает, – сказала я и посмотрела на сестру с максимальной степенью выразительности. Подружка. Гхм, может быть, они даже не знают, что мы сестры. Может быть, все, что они обо мне знают, – это то, что я встречалась сегодня с их боссом. Позвонив при этом с телефонного номера «курьера» из Краснодара.

– Знает или нет – выясним, – пообещал мне «шарик».

– Отпустите ее, и ваша последняя надежда на спасение, может, и не сорвется. Потому что так-то вы все тут трупы.

– Я тебя саму сейчас грохну, сука! – заорал Санёк. Имя я проговорила про себя трижды, чтобы в случае чего не забыть. Страх.

– Я никого не отпущу, – покачал головой спокойный «шарик».

– Тогда мы в тупике, – как могла спокойно сказала я. – Если у меня нет никакого шанса вылезти из этой передряги живой, то какой смысл мне сейчас откровенничать с вами.

– Такой смысл, что тебя тут сейчас будут очень больно бить, – забросил «крючок» «спокойный». Я нервно сглотнула. Самое сложное – выходить из патового положения, когда тебя в любой момент могут ударить в живот. Или чего похуже. Но патовое положение на то и патовое, что обе стороны игры в нем чувствуют себя максимально хреново. Фактически игра уже закончилась, и нужно просто принять этот факт, понять и простить. Но каждый из нас еще верит, что у него остался ход. Спокойный «шарик» верит, что его ход – это ударить меня в живот. А какие ходы есть у меня? Врать и надеяться, что кто-то купится? Говорить правду и надеяться ровно на то же самое? Как отличить правду от лжи, особенно в мире, где одно от другого практически неотличимо?

Так ли уж важна истина, чтобы за нее убивать или умирать? Мало кто из человеческого вида готов видеть вещи такими, какие они есть. Слишком страшно, слишком неопределенно. Нам до зарезу необходимо знать, что все будет хорошо. Нам нечего делать в мире, где вероятность этого хорошо – 14,8 %. Я никогда не была сильным человеком, или смелым человеком, или дерзким и уверенным в себе человеком – никем из тех, какими мечтают быть многие мои клиенты. И я даже не мечтала об этом. Сейчас я просто хотела жить. Снова увидеть детей. Расставить все точки над i. Начать все заново, не с чистого листа, но заново. Поехать к маме и пожелать ей счастья.


– Ты еще скажи, что ты меня потом не больно зарежешь, – рассмеялась я. – Чик – и я на небесах. Горбатые вы все.

– Что она несет? – Оба «шарика», а также их водитель и третий, который в нашей «беседе» участия не принимал, удивленно переглянулись. Затем спокойный «шарик» сделал шаг вперед и замахнулся. Я сжалась и напряглась.

– Подождите! – крикнула Фая. – Нет!

– Нет, – повторила я одними губами, но было поздно. Фая сказала, что все это – из-за героина.

– Да, Лиза, да. Пусть знают, что им тоже конец. Вы решили всех кинуть, да? Самые умные, да? Вы уменьшили количество заложенного героина в десять раз, набили машину стиральным порошком вместо товара, нашли идиотика-курьера и думали, что вам все сойдет с рук. В этом все дело. Вы хотите знать, знаем ли мы об этом? Да, знаем. ДА! – выкрикнула Фая, подавшись вперед.

– Но как… – выдавил из себя почти онемевший Санёк. – Откуда ты это все…

Мне этот вопрос был тоже интересен. Уменьшили героин, подмешали пустышку?

– Это несложно выяснить на самом деле, если знать, куда смотреть. Достаточно взглянуть на концентрацию героина в смеси, изъятой из автомобиля. Повнимательнее прочитать протокол. Концентрация такая странная, что диву даешься, зачем вообще нужно было разбавлять «Досю». В принципе, задумка гениальная. Я даже не знаю, чего вы хотели больше – избавиться от кого-то или заработать на этом денег.

– Больших денег, – предположила я.

– Ну, конечно, больших. Миллион долларов сразу – неплохо для такой голытьбы, – согласилась Фая. Нас никто не перебивал, словно над нами был какой-то защитный купол. – Украсть практически весь героин, настучать в полицию и надеяться, что всех неугодных посадят в тюрьму – отличный бизнес-план. Хоть сейчас неси на согласование в Сбербанк. Курьер и ваш собственный босс сядут лет так на десять, а вы поедете в Рио-де-Жанейро прогуливать денежки? Так?

– Нет, Фая, не совсем так, – вмешалась я. – Они ни на что не надеялись, они все контролировали. Такие вещи не пускаются на самотек.

– Что? – Фая повернулась ко мне. Я кивнула. – Они были там. Я видела их битую «бэху», я только никак не могла вспомнить, а тут вдруг нас всех показали по телевизору.

– По какому, на хрен, телевизору? – скривился Санёк.

– Да-да, именно так. Оперативники снимали наш захват. Я не видела операторов, но, может быть, они вообще чем-то встроенным снимали.

– Или дроном.

– Может быть, и дроном, – согласилась я. – Снимали нас, но и вас тоже там зацепили. Я только не сразу соединила концы с концами, но вы были там, на МКАД, в предновогоднее утро. Чуть поодаль, стояли на обочине, прямо этим вашим битым крылом наружу. И следили за всем происходящим, – отметила я.

– Да, Лиза, им же нужно было убедиться, что их босса забрали.

– Нужно, конечно, – согласилась я. – Но вместо него забрали меня. Вот незадача. А теперь уже не отмыться. Ваше участие в этом деле показали по телевизору, а все же знают, что телевидение – оно же никогда не врет. По телевидению только чистую правду показывают.

– Да откуда ты там вообще, в той машине, взялась? – почти прорыдал Санёк, в то время как остальные стояли как громом пораженные. Спокойный «шарик» становился все белее и белее, пока он не стал как мел. Санёк подлетел ко мне, ударил меня по лицу, затем еще раз и еще. Я ничего не могла сделать, я только слышала, как кричит Фаина, и отсчитывала про себя – раз, два, три, четыре, пять. Потом удары прекратились, я даже не поняла почему – ведь никто не попытался Санька остановить. Всем стало наплевать на нас, каждый из этих предателей-«шариков» думал только о себе, а Санёк сполз на пол, вжался спиной в стену и закрыл лицо руками. Я облизнула разбитую губу. Кажется, течет кровь. Щеки горели, как под утюгом, из глаз текли слезы. Я посмотрела на спокойного «шарика».

– Вы можете убить нас. Вас ничто не держит, вам ничто не мешает.

– Думаешь, я этого не знаю? – спросил он. Мы с Фаей переглянулись.

– Но для этого нет никаких причин, – продолжила я.

– Да просто ради удовольствия, – предложил Санёк.

– Я не знаю, получили ли вы уже деньги, но думаю, что нет, – я говорила не с Саньком, а с его напарником. – Ваш босс на свободе, а это, что называется, решающее условие. Пока он на свободе – денег нет. Да вам их теперь никто и не даст. Никто не купит теперь ваш героин.

– Пока не купит. Пройдет время – все купят.

– Возможно, но это время ведь надо еще прожить.

– Вам тоже нужно его прожить. Вам бы дожить до завтрашнего утра!

– Это да, – согласилась я. – А с другой стороны, зачем вам нас убивать? Ну, убьете вы нас, ну, закопаете – а нас потом с какими-нибудь собаками найдут, откопают, и будете вы еще и за нас сидеть. А зачем? Чего мы выдадим? Все и так уже всем известно.

– Не факт, не факт, – пробормотал спокойный «шарик». Кажется, он уже начал беспокоиться.

– Да факт, факт, – покачала головой я. – Вы ведь не о том думаете, любезный. Вам не нас убивать нужно, вам бежать нужно. Вот о чем подумайте.

– Хватит! – заорал Санёк и бросился было к нам, но беспокойный «шарик» его остановил. Он молчал и смотрел на меня. Я хотела сказать ему о том, что у меня дети, но вдруг поняла, что для него сейчас это ровным счетом ничего не значит. Другая реальность, другой мир. Он живет на острове, и он Лжец, и не нужно путать его с Рыцарем. Лжец, в отличие от Рыцаря, никогда не скажет правды. Просто не сможет. Таковы уж условия этой задачи. Я молчала и смотрела на него. Я знала – мы не можем победить. Когда нам с Фаей снова вставляли кляпы и надевали на головы мешки, мы кричали, бились и извивались – так повелевал инстинкт. Надежда умирает последней, и иногда – вместе с человеком.


Но не в нашем случае. Нас выкинули на какой-то заброшенной дороге в каких-то лесах. Уже была ночь, когда мы смогли освободиться от мешков и кляпов и развязали друг другу руки.


– Ты как, Лизавета? – тихонько спросила Фая, пока мы с нею брели по пустой лесной дороге из бетонных плит.

– Я жива, – ответила я, и это было единственное, что имело значение сейчас, в этот конкретный момент.

– Вот уж не думала, что твоя речь дойдет до этого пустого черепа с татуировкой.

– Не кажи «гоп». Вдруг они вернутся?

– Думаешь? Мы с тобой тут возились битый час, пока развязывались. Если бы они хотели нас убить, уже убили бы. Нет, они приняли твой добрый совет и уже на пути в Шереметьево. Надеюсь, их самолет разобьется.

– Фая, что ты такое говоришь! Они же там будут не одни, там же будут и другие люди.