Драться. Бежать. Либо драться, либо бежать.


Я резко вдохнула, пытаясь справиться с физическим переживанием страха, но подавилась собственной слюной, раскашлялась и кашляла долго, мучительно сражаясь за возвращение контроля над своими легкими. Беги, дура, куда ты лезешь, куда тебе драться. Ты можешь снова ошибиться, и тогда самый страшный кошмар может случиться наяву. У тебя дети. Куда, куда тебя черт несет? Что теперь? Ты не подготовлена для таких ситуаций, ты не тренированна, не образованна, не спортивна. Ты даже в бадминтон не играешь, в отличие от сестры. Что, если ты ошибешься? Что, если ты не успеешь убежать? Да, у тебя есть преимущество, но оно такое маленькое, такое жалкое, что просто смешно рассчитывать на него.

«…жди, я приду…»

Он ищет Сережу, не меня.

Я простояла у подъезда всего несколько минут. Кто-то вышел из дверей, прошел мимо меня и отправился по своим делам, не стал даже задумываться о том, что я проскользнула внутрь. Это крепкие молодые хмыри с сигаретами в руках вызывают подозрение, а не молодые женщины, одетые в шапки-шарфы-варежки. Я поднялась на лифте на пятый этаж и обрадованно кивнула. Все было именно так, как я рассчитывала. Из окна с черной лестницы мне было отлично видно вход в «Макдоналдс» и все окрестности. Хорошо было еще то, что этот так называемый ресторан располагался именно в этом торговом центре. В обычной серой коробке из бетона и стекла было собрано множество лавок и торговых точек, но со стороны «Макдоналдса» больше ничего не было, только дверь в ресторан и подъезд к окошку раздачи еды для автомобилистов. Больше никаких дверей. Да и в любом случае в этот день, в это время тут все было закрыто. Город спал.


Я достала бинокль и принялась настраивать его, пытаясь прикинуть, сколько именно времени мне нужно будет ждать. Я не была профессионалом в наружном наблюдении, я не знала, кого именно жду. Я боялась пропустить, проглядеть, не увидеть, перепутать или, что еще хуже, каким-нибудь образом выдать себя. С другой стороны, раз мне сказали ждать прямо сейчас, вряд ли задержатся надолго. Никогда не станут рисковать тем, что я – Сережа – уйду и потеряюсь снова. Раз сказали – жди, значит, они рядом.

– Ох, боже, помоги, – прошептала я, увидев, как тонированная иномарка заезжает на парковку ресторана. Физиология, обретенная сквозь мучительную вековую толщу эволюции, снова дала мне команду бежать отсюда куда глаза глядят, но интеллектуальная часть слабо пропищала, что все это ошибка. Кто-то в иномарке отрыл окно и забрал у официанта в окне пакет с едой. И уехал.

Не они.

И еще три машины «не их». И пятеро человек, зашедшие в ресторан за едой во фритюре. И семейство с детьми, которые выпорхнули стайкой из дверей, закутанные, шумные, с шариками в руках. И запрыгали, заскакали на холоде. И только потом приехали они. Их нельзя было ни с кем спутать, потому что тот же самый первобытный инстинкт, что гнал меня бежать прочь, теперь говорил – это они. Никаких сомнений.

Их было трое, они вышли из машины, оставленной на Варшавском шоссе, там, где оставлять машины запрещено и штраф за это огромный. Машина стала на аварийке, за рулем явно остался шофер, двигатель не глушили. Готовы сняться в любой момент, если только почуют угрозу. В каком-то смысле в этом была определенная ирония. Я боялась их, а они – меня.

Или, может быть, они планировали причинить мне вред, украсть меня или убить. Не исключено. Двое были – как братья-близнецы, в одинаковых коротеньких пуховичках черного цвета, в спортивных штанах и кроссовках, круглые шарики, они катились по улице, как колобки. Третий держался особняком, он остановился около, но в ресторан не пошел, закурил и принялся осторожно осматриваться. Пожилой мужчина сложной национальности, описать которую с натяжкой можно словами «гость столицы». Острый, цепкий взгляд из-под тонкой оправы очков. Одет дорого, классика – дубленый полушубок и в комплекте шапка. Никаких спортивных штанов. Инстинкт ударил – «опасно, опасно». Я проигнорировала голос разума, отложила бинокль и достала свой телефон. Интересно, насколько на нем хорошее увеличение?

Хреновое, очень хреновое увеличение. Не фотография вышла, а какое-то размытое пятно. Я снова взялась за бинокль, пытаясь запомнить все, что только смогу запомнить. Машина – потрепанная, видавшая виды «бэха» с прилично подбитым крылом с водительской стороны. Вполне допускаю, что на этой тачке занимаются автоподставами. Мой наркоторговец еще и автоподставщик? Возможно, хотя и маловероятно. Солидный «дядя» в дубленке смотрелся рядом с этой «бэхой» странно и как-то не к месту, как дорогая черная икра, намазанная зачем-то на дешевый плавленый сырок с луком. Номера я все равно на всякий случай записала и отправила самой себе в «telegram». Впрочем, нельзя исключать вероятность того, что номера липовые. Через пару минут его «шарики» прикатились обратно, один покачал головой. Еще через полминуты мой телефон завибрировал у меня в кармане, и я убрала бинокль от глаз.


«…ты меня обмануть решил?..»


«…ты не один…»


Все стало очень ясным и конкретным. Предельно простым. Дерись или беги. «Добрый гость» Садко задумался и на мгновение замер, затем что-то напечатал. Мой телефон звякнул.


«…я должен был проверить…»


«…я тоже…»


«…в таком случае какие предложения?..»


Предложения у меня были. Я написала их, а условный Иван их принял. Его «шарики» сели в машину и укатили чуть дальше по шоссе, а сам «Банщиков» прошел к шоссе и встал на остановку – ждать моих дальнейших инструкций. Он явно нервничал и озирался. Я вышла из подъезда и тоже подошла к этой остановке. Около метро «Аннино» даже в воскресное утро хватало людей, но Садко придирчиво осматривал их всех. Я натянула поглубже шапку, замоталась шарфом, взяла в руки пакеты – у меня их было три, все – из «Биллы». С характерным желтым символом, узнаваемые, они притупляли бдительность. Садко скользнул по мне взглядом и отвернулся. Не признал. Значит, хмыря-краснодарца подсылал не он. Когда к остановке подошла маршрутка, я осталась на месте. Потом пропустила еще одну. В какой-то момент я испугалась, что большой автобус так и не придет и я буду стоять тут рядом со своим выпущенным на свободу тигром, пока он не осознает, что я – это я. Но автобус пришел. Я не видела его номера, не знала его маршрута, да это и не было важно. Я сделала пару шагов, очереди не было. Нужно было рисковать.

– Вы на автобус? – спросила я у Садко. Он, кажется, даже не сразу осознал, что я спрашиваю что-то именно у него. – Вы на автобус?

– А? Нет! – Акцент еле слышен, но все же еще есть. То, что у нас называют словом «Кавказ».

– Помогите мне, пожалуйста, с пакетами, – я двинулась на него и сунула ему в руки желтые сумки, набитые газетной бумагой. От неожиданности Садко растерялся и взял пакеты, чисто рефлекторно – по-мужски, не продевая пальцы в ручки, а хватая, как мешок. Затем наши взгляды встретились. Сколько времени нужно, чтобы человек все понял? Теория большого взрыва говорит, что вся наша вселенная образовалась за время столь малое, что его придется отщипнуть от самой меньшей доли долей секунды. Что-то там в минус миллионной степени. Для нас в тот момент тоже прошло почти невесомое количество времени. Совсем немного, но мне его все же хватило.

– Идемте, идемте, – сказала я и зашла – нет, запрыгнула – в автобус. Садко – «добрый гость» – нахмурился и пошел вслед за мной.

Глава шестнадцатая. Перекресток семи дорог

План у меня был. Я повторяла это про себя как молитву: «У тебя есть план, Лиза, ты не сошла с ума, у тебя есть план». Какой ни есть, а все же план. Лучше, чем просто орать от страха, когда над тобой нависает широкоплечий мужчина, которого ты видишь впервые и который представляет для тебя смертельную опасность.

У тебя есть план. И полный автобус свидетелей – если что. Вот только – если что? Если меня убьют? Тогда мне будет все равно. Если меня выволокут насильно из автобуса? В этом случае все эти «безмолвные свидетели» тоже мало что изменят. Разве что смогут опознать меня… потом.


Садко смотрел на меня сверху вниз и молчал. Желтые пакеты валялись на полу. Думает, гад, о чем-то. Наркодилер. Черт, он же настоящий бандит, он продает людям героин. Может быть, не сам продает, а только управляет процессом, как эффективный менеджер, но все равно – так даже хуже. Он – часть цепи, в которой я запуталась. Он – ее автор, кузнец своего счастья, золотая антилопа в дубленке.


– Откуда у вас этот номер? – спросил он зло. Это был первый вопрос после долгой паузы. Пассивная агрессия – вот что значило это молчание. Мой «добрый гость» словно ждал, сломаюсь ли я, начну ли плакать и о чем-нибудь умолять его прямо посредине автобуса. Он привык, что его боялись, и не привык делать что-то, не запланированное им самим.

– Это не имеет никакого значения, – ответила я. Голос дрожал. Слова не получились, как задумывалось, ровно идущими одно за другим. «Это» еще вышло кое-как, «не имеет» я прокукарекала высоким тоном, а «значение» прохрипела, словно у меня вдруг началась ангина.

– Я не могу согласиться с вами. Для меня это имеет большое значение. Я вас не знаю, и мне это не нравится. Совсем не нравится. А когда что-то мне не нравится, я это обычно исправляю. Любыми доступными способами. – Голос Садко звучал, напротив, спокойно и уверенно. Низкий тон, большой опыт как в высказывании угроз, так и в их реализации.

– Вы пугаете меня и так, нет смысла стараться усугубить эффект. Я могу упасть в обморок, и что вы тогда станете со мной делать? – спросила я, вцепившись пальцами в поручень автобуса, как в спасательный круг. Если он потащит меня, я буду держаться до последнего и кричать. Впрочем, крика может и не получиться. В экстремально опасных ситуациях люди часто впадают в ступор, сравнимый с параличом. Я не знаю, как поведу себя, я никогда еще не попадала в экстремальные ситуации, только в идиотские. – Кроме того, в салонах автобусов ведется видеонаблюдение, и если я упаду в обморок, все тут же переполошатся и все это заснимут, и вообще, чего вы выиграете, если запугаете меня до смерти.