Девушка озабоченно поглядывала по сторонам, не обращая внимания на Клода, лениво развалившегося на заднем сиденье новенького «роллс-ройса».

Губы Клода тронула улыбка. Наблюдать за приезжей было интересно. Привокзальная площадь, как гостеприимная хозяйка, предлагала ему развлечение…

Клод направлялся во французское посольство на прием к послу. Велась подготовка традиционной выставки ювелирных изделий в Париже, и торговый дом Клода Фере был приглашен к участию в ней. Если бы машину вел он сам, то никогда не поехал бы по этой улице, мимо вокзала, поскольку именно здесь устойчивые заторы в движении стали закономерностью. Не составил исключения и сегодняшний день, автомобиль с Клодом попал в пробку.

Клод, продолжавший рассматривать девушку, с удовлетворением отметил отличную фигуру, подчеркнутую хорошо сшитым жакетом. Длинная юбка скрывала ноги, но высокий рост заставлял предполагать их стройность. Он сразу определил, что она француженка, поскольку был убежден: только их природа щедро наградила умением придавать стиль и элегантность всему, что облегает их тело.

Лицо незнакомки на таком расстоянии нельзя было рассмотреть, к тому же шляпка скрывала его верхнюю часть. Но опытный взгляд Клода уловил своеобразие черт: тонкий нос, четко очерченный подбородок и чувственный рот. Волосы цвета светлой меди также были скрыты шляпкой, но несколько непослушных прядей соперничали с солнечными бликами.

В руках у девушки был кожаный саквояж, и Клод разглядел на нем инициалы: А.Ф. Охваченный предчувствием грядущих приключений, он захотел непременно узнать имя незнакомки…

Арлетт решила оставить вещи на вокзале и, прихватив с собой только небольшой дорожный саквояж, пошла пешком. Как приятно было обнаружить, что город, где прошли ее лучшие годы, почти не изменился. Она не была здесь восемь лет — все то время, пока обучалась в школе при монастыре в предместье Парижа, а последний год исполняла обязанности учительницы вышивания. Но Брюссель не утратил ни грана своего удивительного очарования! Арлетт радостно вдыхала аромат жареных кофейных зерен, изысканных вин, цветущих деревьев, дорогих сигар, тонких духов и ни с чем не сравнимый запах воды. Брюссель! В мире нет лучшего города! Несмотря на то, что большую часть жизни Арлетт провела в Париже и монастыре в его предместье, родным городом она считала Брюссель.

На углу Арлетт заметила цветочницу и купила у нее букетик фиалок. Девушка поднесла фиалки к лицу и, закрыв глаза, блаженно вдохнула весенний аромат.

Чувствуя, как радость теплой волной охватывает ее сердце, Арлетт медленно открыла глаза. И в этот момент она заметила незнакомца. Стоя несколько в стороне, он выбирал розу. Мужчина критически изучал представленные в изобилии роскошные цветы, длинные стебли которых покоились в ведрах и кувшинах, а головки играли причудливыми яркими переливами розового и пурпурного, белого и желтого. Арлетт была наполовину скрыта от него листьями и стеблями цветов на соседнем прилавке. Никогда раньше ей не приходилось видеть столь необычное лицо. Это лицо казалось одновременно задумчивым и строгим.

Арлетт попыталась угадать, какого цвета розу он выберет. Алую?

Он выбрал алую. Почти нераспустившуюся. Отдал продавщице деньги, подождал, пока она придаст стеблю нужную длину, затем продел розу в петлицу сюртука. Вдруг он поднял до того опущенные веки, и Арлетт на мгновение поразил его пристальный, пронзительный взгляд.

Она поспешила отвести глаза, делая вид, что выбирает цветы, потом медленно зашагала прочь, словно ничего не произошло. Но ощущение контакта не исчезло, напротив, приобрело сходство с физическим прикосновением, полным интимного смысла. Эта встреча странно взволновала ее, и по какой-то необъяснимой причине в ней шевельнулось чувство безотчетной тревоги.

Проходя мимо парфюмерного магазина, Арлетт посмотрела на свое отражение в витрине, поправила прядки выбившихся волос и укрепила фиалки на шляпке, подсунув их стебельки под ленту. И вдруг у нее возникло ощущение, что за ней наблюдают. Машинально поправив шляпку и одернув жакет, девушка бросила быстрый взгляд влево, вправо и заспешила на остановку.

Арлетт села в омнибус, идущий к Центральной площади. С очередным поворотом омнибуса и ее мысли приняли другое направление. Девушка вспоминала о времени, когда Клод впервые объявил младшей сестре о своем намерении открыть собственное дело.

Это случилось после похорон отца Клода, отчима Арлетт, Мишеля Фере. Арлетт тогда уже год училась в монастырской школе. Клод был просто вне себя от ярости, когда узнал об истинном положении в финансовых делах отца. Он сообщил сестре, что по завещанию ему достался ювелирный магазинчик в центре Брюсселя, вилла Сан Джорджо в Италии и очень незначительная сумма денег, оставшаяся после оплаты долгов и налогов.

— Как я смогу жить на эти гроши! — бушевал Клод, изливая душу сестре. — За что отец так наказал меня? Он же всегда был щедр ко мне. Но как только умерла твоя мать, а тебя отправили в школу, он превратился в ворчливого деспота. День и ночь он воспитывал меня и возмущался тем, что называл «эта твоя экстравагантность»! — Закусив губу, молодой мужчина быстрыми шагами мерил комнату для посетителей монастырской школы. — Да, я не был святым. Я был молод, меня привлекала богемная жизнь, я постоянно был влюблен. К счастью, у меня хватило ума немного скопить за то время, когда он был еще достаточно щедр ко мне. Я всегда по возможности стремился получить в подарок не какую-нибудь безделушку, а породистую лошадь, автомобиль или перстень от Картье!

Арлетт ничего не знала об истинной подоплеке недовольства брата, о роли некой мадам Софи в его жизни и о том, что отец, предчувствуя скорую кончину, написал два завещания и поместил их в разные адвокатские конторы, усмотрев в этом способ удержать сына от быстрого разорения.

— Ты можешь жениться на девушке из богатой семьи. Я думаю, тебе не составит труда вскружить голову любой из них, — попробовала она утешить брата.

— Жениться?! — Клод даже остановился. — Никогда! Да и на ком? Жениться на престарелой даме — пошло и унизительно, тем более что они ужасно ревнивы и видят в тебе только свою собственность, а молодые — все до одной неверны. Уж я-то знаю, — в его голосе зазвучали горькие нотки. Клод глянул на часы. — Мне пора. Не бойся, я смогу оплатить твое обучение. В свое время и отец немало пожертвовал этой школе, а когда ты ее окончишь, то получишь небольшую сумму — в соответствии с его завещанием. На первое время тебе этого должно хватить.

Арлетт любила отчима, его добрые глаза и ласковые руки. После смерти матери Арлетт, Катрин, в глазах Мишеля Фере появилась грусть, которую стерла только смерть.

— Очень трогательно с его стороны подумать обо мне, — печально произнесла Арлетт.

— Однако он мог быть более трогательным по отношению к своему сыну! — Клод в ярости тряхнул головой. — Но я не собираюсь прозябать в нищете до конца жизни, а тем более плясать под его дудку после его смерти, как бы он этого ни хотел.

— И что ты будешь делать? — растерянно спросила Арлетт — ее привели в недоумение последние слова брата.

— Ты можешь мне не верить, но у меня есть деловое чутье и вкус. Я знаю женщин, знаю, чего они хотят, знаю, что такое мода. Как-никак я потомственный ювелир, и природа не обделила меня силой характера и предприимчивостью. А уж если человек чем-то обладает, то стоит пустить это в дело и добиться успеха.

— Но как?

— Большего я пока тебе сказать не могу, но позже сообщу, как идут дела.

Глядя на отрешенное лицо брата, Арлетт поняла, что теперь очень нескоро получит хоть какую-нибудь весточку от него…

Когда письмо все-таки пришло, обратный адрес был: «Торговый дом Фере». В нем Клод довольно коротко поведал сестре о том, как ему удалось в короткий срок открыть Торговый дом. Как оказалось, он без малейшего сожаления и угрызений совести продал несколько живописных полотен из тех, что Мишель Фере покупал в подарок на дни рождения Катрин. Клод вложил почти все деньги в устройство Дома Фере. Используя всевозможные знакомства и ухищрения, он обеспечил появление в своем Доме нужных людей, которые, если и не делали заказы, то увеличивали престиж заведения. Стиль ювелирных изделий «от Фере» постепенно начал входить в моду, приобретать известность и создавать конкуренцию некоторым известным Домам не только в Брюсселе, но и в других городах Европы. Книга регистрации заказов заполнялась с неимоверной быстротой. За короткое время штат ювелиров и огранщиков пришлось увеличить вдвое.

— Неужели ты продаешь изделия дешевле, чем другие? — наивно спросила Арлетт во время одного из внезапных визитов Клода.

— Ну что ты, глупышка! — рассмеялся Клод. Теперь он ничем не напоминал того разъяренного и в то же время растерянного молодого человека, что приехал к Арлетт после смерти отца. — Как раз наоборот — немного дороже. Этот нехитрый прием дает повод считать наши изделия более престижными. Мы начали также проводить регулярные показы новинок. Дамы готовы дать руку на отсечение, лишь бы заполучить эти чудесные вещицы! Да, кстати, у меня есть кое-что для тебя.

С этими словами он достал из сумки сверток.

Когда Арлетт сняла упаковку, там оказалась изящная коробочка. Сердце девушки вдруг застучало громко-громко, руки задрожали, а на глаза навернулись слезы. Она узнала коробочку. С трепетом Арлетт открыла ее, и перед затуманенным слезами взором засверкали чистейшей воды бриллианты. Это была диадема ее матери. Это украшение подарил ей Мишель Фере в качестве свадебного подарка.

— Прими этот венец любви, моя королева, — сказал он Катрин тогда.

— Она великолепна! — у девушки перехватило дыхание. — Но… сестры никогда не позволят мне надеть ее. Да и куда я смогла бы ее надеть в монастыре, если бы даже разрешили. Убери ее, пожалуйста. Она такая красивая, — шептала Арлетт, не отрывая восторженного взгляда от диадемы и слегка касаясь ее дрожащими пальцами.