– Знаешь, что самое странное? – спрашивает он, когда волна, обрушившись, отступает назад.
– Что?
– То, что я так мало тебя знаю. – Он делает паузу. – Но так много знаю о тебе.
Он не смотрит на меня, и это хорошо, потому что я наверняка побледнела. Если б он только знал, насколько это действительно странно. То, как много я знаю о нем, хотя тоже знакома с ним совсем мало. То, сколько его фотографий я видела, где были запечатлены и счастливые, и страшные моменты его жизни, которые трогали меня до слез, которые пробудили во мне желание узнать его и стали оправданием для моих поисков.
А потом я думаю о том, насколько хорошо знаю сердце, которое бьется у него в груди. О том, что из-за этого мне кажется, будто я знаю Колтона на каком-то особенном уровне. О том, что крошечная часть меня задается вопросом, вдруг мне настолько легко с ним, потому что в его груди – сердце Трента? Вдруг мы благодаря ему чувствуем, что, пусть мы и мало знакомы, но друг друга знают наши сердца?
– Хм, – вот и все, что я говорю. Все, что мне удается сказать.
Чтобы продлить молчание, я надкусываю сэндвич, хоть и не голодна. В тоне Колтона слышатся нотки, из-за которых меня начинает пугать направление нашего разговора, но я не могу с собой совладать.
– А что… ты знаешь? – спрашиваю, невзирая на страх перед тем, каким будет ответ.
– Ну, для начала я знаю, что ты не самый лучший на свете водитель, – усмехаясь, говорит он.
– Смешно.
– Давай поглядим… – тянет он, будто бы размышляя. – Я знаю, что ты живешь за городом вместе со своей семьей, к которой очень привязана.
Киваю.
– Еще я знаю, что, когда ты улыбаешься, то на щеке у тебя появляется ямочка, и что тебе нужно улыбаться чаще, потому что она мне нравится.
Непроизвольно я улыбаюсь.
– Вот-вот, – говорит он. – Именно так.
От моей груди к шее расползается жар.
– Я знаю, что ты смелая, потому что не отступаешь перед вещами, которые тебя пугают. Как, например, плавать на каяке вчера или сидеть здесь сегодня. – Он смотрит мне прямо в глаза. – И это мне тоже нравится.
Мгновение, по ощущению слишком долгое, его взгляд блуждает по моему лицу, но потом возвращается к глазам, и его голос начинает звучать мягче и ласковей.
– Ты легко открываешься, но боишься вопросов, следовательно… – он делает паузу, тщательно подбирая следующие слова, – есть вещи, которые тебе не хочется обсуждать.
Я отворачиваюсь в страхе, что он узнает обо мне еще больше – что он увидит все.
– Все нормально, – говорит он, неверно истолковывая мою реакцию. – У нас у всех есть то, что мы носим в себе и предпочли бы забыть. – Замолкает и делает вдох, который заканчивается тяжелым вздохом. – Плохо то, что в большинстве случаев этого не забудешь. Как ни старайся.
Я улавливаю в его голосе две эмоции. Боль – и за нею чувство вины. Их легко распознать, ведь они так хорошо мне знакомы, и мне кажется, я начинаю понимать, почему он не ответил на мое письмо. Там было все, чего он избегал – связь с прошлым, напоминание о смерти незнакомого человека и боль тех, кто оплакивал его смерть. Отсюда, должно быть, и чувство вины.
Эмпатия – вот, что я чувствую в этот момент. Потому что то, что мы носим в себе и о чем боимся заговорить, у нас одинаковое.
Внизу гремят волны, вспениваясь белыми водоворотами вокруг камней. Я смотрю на Колтона, а он подносит к моему лицу руку и большим пальцем медленно ведет по моей щеке. И я понимаю, что она снова мокра от слез.
– Мне очень жаль, – молвит он. – Через что бы тебе ни пришлось пройти.
– Не надо, – прошу я с бóльшей настойчивостью, с бóльшей эмоцией, чем собиралась. Я хочу облегчить тяжесть его вины. – Пожалуйста, не жалей ни о чем. Никогда.
Я хочу, чтобы он понял, что я имею в виду. Смотрю на него, а потом произношу то, что однажды сказала мне мама Трента. Я тогда не поверила ей, но сейчас мне больше всего на свете хочется, чтобы Колтон в это поверил.
– Нельзя жалеть о том, над чем ты не властен.
Он смотрит на свои колени, затем поднимает глаза к моим и всматривается в них, словно знает, есть что-то еще, текущее глубже, чем то, о чем мы сейчас говорим, но разглядеть это что-то не может, а я ему не показываю. Мы сидим на краю обрыва. Лететь далеко, и страховочной сетки нет.
– Тогда давай ни о чем жалеть, – предлагает он, уводя нас от этого ощущения. – Просто будем здесь и сейчас.
– Это твоя мантра?
– Типа того. – Колтон пожимает плечами. Хочет сказать что-то еще, но в кармане у него начинает звонить телефон. Достав его, он сбрасывает звонок.
– Разве тебе не нужно было ответить?
– Нет, это просто моя сестра.
– Стоило ответить, наверное. Утром она казалась немного встревоженной.
– Она всегда такая, – отвечает он. – Волнуется за меня.
Машет рукой – мол, большое дело, – но его взгляд, избегая встречаться с моим, переходит на воду.
– Знаю, она желает мне только добра, но это немного давит. Иногда мне кажется, что она до сих пор видит во мне беспомощного бедолагу.
Мы ненадолго замолкаем, и я вспоминаю фотографию, снятую, когда он впервые попал в больницу – бледный, но улыбающийся, он напрягает, согнув в локте, руку, а Шелби, стоя рядом, делает то же самое. Искоса я смотрю на него, на те же темные волосы и яркие зеленые глаза на загорелом лице.
– Я вижу совсем другое, – говорю ему.
– Да? – спрашивает Колтон с улыбкой.
– Да.
Он наклоняется ближе.
– И что же?
Глядя на него, я осознаю, каким прерывистым стало наше дыхание. Все образы в моей голове – и его, прежнего, и Трента – исчезают, и я остаюсь с Колтоном – здесь и сейчас.
– Я вижу… – Чуть отклоняюсь, чтобы расстояние между нами стало побольше. – Я вижу сильного человека. Который уже достаточно много знает о жизни. Который понимает, как это важно – взять и сделать свой день хорошим. – Сделав паузу, я смотрю на океан, потом снова поднимаю глаза на него. – Человека, который учит меня поступать так же. – Улыбаюсь. – И мне это нравится.
Мои слова вызывают у него улыбку.
– Так что, быть может, нам стоит продолжать в том же духе, – говорю я неожиданно для самой себя. – Делать каждый день лучше, чем предыдущий, и быть здесь и сейчас.
– Завтра?
– Или послезавтра.
– И тогда, и тогда.
У него снова звонит телефон.
– Черт, – говорит он. – Нам пора идти.
Далеко внизу о камни разбивается новая волна, посылая вверх соленую дымку, которая окутывает нас, размывая наше прошлое и то, о чем мы не хотим говорить. Мы задерживаемся в настоящем еще на пару минут, а затем собираем вещи и возвращаемся в наши раздельные миры.
Глава 18
После операции вам придется всю жизнь принимать медикаменты против отторжения пересаженного органа. Очень важно не делать перерывов в приеме и не менять дозировку без рекомендаций лечащего врача. Прекращение приема лекарств в конечном итоге приводит к отторжению органа.
Медицинский центр при Чикагском университете. Памятка для пациентов «Жизнь после трансплантации»
Когда я возвращаюсь домой, на дорожке стоит всего одна машина – Райан. Поднявшись на крыльцо, я замечаю ее у бассейна – лежащей на одном из шезлонгов с лицом, закрытым маминым кулинарным журналом. Подхожу, не зная, спит она или нет, и она, услышав мои шаги, приподнимает уголок журнала.
– Эй. Как урок каякинга?
Нормальный вопрос, но я улавливаю шутливую нотку. Она проверяет меня.
Сажусь к ней на шезлонг.
– Никак. Волны были слишком большими.
– И чем же ты занималась вместо?
– Ничем. Вернулась домой.
Она убирает с лица журнал, потом завязывает за спиной тесемки лифчика и садится.
– Да, но тебя не было целый день. Чем ты занималась до того, как вернулась домой?
– Мы… Я… – Спохватываюсь, но поздно.
– Ха. Я так и знала. – Улыбаясь, она выгибает бровь. – И кто он?
– Может, я была с кем-нибудь из друзей.
Райан смотрит на меня поверх солнечных очков.
– Когда ты в последний раз тусовалась со своими друзьями?
Я пожимаю плечами. И правда.
– Вот-вот. Ну так кто этот парень?
– Откуда ты знаешь, что это был парень?
– Угадала, – отвечает она. – По тому, как ты отпираешься, все понятно. Так что говори. Кто он?
Я отвечаю не сразу. Мне хочется рассказать ей о Колтоне и о сегодняшнем дне. О том, что я чувствовала, когда сидела рядом с ним на обрыве. Как это было и страшно, и волнующе одновременно. Я хочу, чтобы она дала мне совет. Как раньше, когда я заговаривала с ней о первых поцелуях с Трентом, или о нашей с ним первой ссоре, или о том, можно ли первой признаваться в любви, или готова ли я ему отдаться. О чем бы я ни спросила, у Райан всегда находился ответ.
Я хочу знать, что она скажет, если узнает правду. Хочу, но боюсь.
– Он, – начинаю я, с осторожностью выбирая слова и детали, – он инструктор, который учил меня плавать на каяке. Мы просто пообедали вместе, раз уж позаниматься сегодня не удалось. – Полуправда пополам с недомолвками.
– И-и-и… – Она выжидательно наклоняется.
– И потом я поехала домой.
В меня летит последний номер «Ешьте правильно», и я пригибаюсь.
– Ладно тебе. Расскажи мне хоть что-нибудь.
"О чем знаешь сердцем (ЛП)" отзывы
Отзывы читателей о книге "О чем знаешь сердцем (ЛП)". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "О чем знаешь сердцем (ЛП)" друзьям в соцсетях.