Алина повесила трубку и снова огляделась. О недавнем присутствии Влада говорила только разобранная постель. Суеверный страх заставил ее на мгновение застыть, прежде чем она начала наконец складывать простыню. «Не музей все-таки», — отругала себя мысленно за свою детскую нерешительность. Убрала в шкаф развешанную еще вчера на спинке стула одежду, подумав при этом: что это она так старается, ведь Елена Михайловна давно уже не свекровь ей, а просто хорошая знакомая? Наверное, приобретенная когда-то, еще в годы замужества, привычка готовиться к приходу свекрови превратилась с годами в безусловный рефлекс.

Вспомнив о своем обещании угостить Елену Михайловну чаем, Алина зашла на кухню. Первое, что попалось ей на глаза, — разложенные на тарелке, заветрившиеся уже, почти засохшие бутерброды. Те самые, которые она приготовила, собираясь взять на пикник.

Ей с трудом верилось в то, что она готовила их сегодня. Было такое ощущение, что с момента Наташиного утреннего звонка и начала ее сборов до вечера протянулась по крайней мере неделя. Какая-то огромная временная пропасть отделяла ее теперь от утренних событий — она казалась ей длиною в жизнь… На самом деле бутерброды, утренние приготовления, размышления — все это было в той, другой жизни. Жизни-без-Влада. А теперь?..

Послышался звонок. Алина даже немного огорчилась, что Елена Михайловна не дала ей додумать такую важную мысль. В самом деле, что же будет теперь? Она убрала тарелку с бутербродами в холодильник и пошла открывать.

— Алиночка, здравствуй. Ты прекрасно выглядишь…

— Правда? — растерянно переспросила Алина, пытаясь отыскать подвох в словах свекрови: ведь она совсем забыла привести себя в порядок! Даже в зеркало на себя ни разу не взглянула с того момента, как ушел Влад.

— Правда, правда! Растрепанная немного и все же красивая. По-особенному как-то красивая…

— Да бросьте, Елена Михайловна, — смутилась Алина. — Вечно вы мне приписываете какие-то качества, которых нет у меня… Проходите, чайник уже закипел.

— Ну вот и отлично. А я к тебе не с пустыми руками…

Свекровь выложила на кухонный стол крошечные румяные булочки. Алина знала, что внутри — творог. Эти булочки с творогом были фирменным блюдом Елены Михайловны. Сколько ни пыталась в свое время Алина испечь такие же, используя тот же рецепт, получалась лишь бледная копия.

— Мои любимые! Нехорошо, конечно, на ночь наедаться, но только я ужасно голодна…

Алина в самом деле почувствовала голод. И это было неудивительно: о еде в течение дня они с Владом не вспомнили ни разу.

— Тебе ли об этом говорить, — махнула рукой Елена Михайловна. — Тебе можно и на день, и на ночь… Все равно не поправишься.

— Да, к счастью, хотя бы этой проблемы для меня не существует…

— Что так грустно, Алина? У тебя снова какие-то неприятности?

— Неприятности? Нет, что вы! У меня… Все нормально. Все по-прежнему.

Какую-то долю секунды Алина сомневалась: рассказать? И все же не решилась. Слишком сложно рассказать — такое… Да и возможно ли выразить словами то, для чего простые слова слишком примитивны? То, о чем может рассказать только шум дождя или биение двух сердец в одном ритме…

— По-прежнему… Вот и у меня — по-прежнему, — вздохнула Елена Михайловна, тем самым подготовив Алину к началу не слишком приятного для нее, но очень нужного для свекрови разговора. — Не знаю, кончится ли когда-нибудь эта болезнь…

Чайные листочки опускались на дно чашки замысловато и медленно, как во сне. Алина настойчиво разглядывала их, удивляясь странному, неизвестно откуда взявшемуся новому чувству вины. Но разве она чем-то обязана Максиму? Разве должна она теперь, когда ему так тяжело, прийти на помощь? Да и чем она могла бы ему помочь? Предложить снова жить вместе, забыв старые обиды? Но ведь она этого не хочет, совсем не хочет. Да и Максиму это совсем не нужно…

— Он ведь начал пить, Алина. Я тебе не говорила, думала, это у него временно. Думала, сумею его уговорить, заставить, объяснить, что это не выход… Полгода уже! Редкий день выпадает, чтобы он трезвым домой пришел. За это время уже третий раз работу меняет. Говорит, что-то его не устраивает, только я ведь понимаю прекрасно, что не в этом дело. Просто такой работник никому не нужен…

На некоторое время в кухне воцарилась тишина.

— Он ведь до сих пор ей звонит, Алина. Она год как замужем, а он все равно ей звонит, умоляет встретиться, поговорить… Смотреть на него больно после этих разговоров.

— А она?

— Да не нужен он ей, Алина! И никогда не был нужен! Он думает — разлюбила она его, а я так считаю, что никогда и не любила… Так, забавы ради решила попробовать: получится у нее мужика из семьи увести? Получилось… А потом она интерес свой потеряла.

— Ничего себе, забава… Может, напрасно вы так, Елена Михайловна?

— Не напрасно! — Свекровь сердито отодвинула от себя чашку с чаем, едва не расплескав на стол. — Я тебе больше скажу: приворожила она его!

— Елена Михайловна! — вздохнула Алина.

— И не надо так на меня смотреть, Алина! Думаешь небось — совсем старая из ума выжила? Только я ведь много об этом думала, много читала, в журналах, в книгах разных… И даже ходила в одно место… Женщина знакомая посоветовала. Вот я пошла, отнесла фотографию, и мне все точно сказали.

— И что же вам сказали?

— То и сказали, что приворожила!

— Не знаю, Елена Михайловна. Я в ворожбу не верю. Если бы все в жизни было так просто, если бы можно было любого человека по своему желанию… Как это там называется? Присушить?

— Вот-вот, присушить! Оказывается, можно, я тебе точно говорю!

— Ну успокойтесь, Елена Михайловна! — Алина накрыла своей ладонью ладонь свекрови, заметив, что у той на глазах блеснули слезы. — Не нужно так…

— Да ведь пропадает, совсем пропадает он, Алина! За эти три года — на десять лет постарел!

— Послушайте, но ведь если допустить, что она его… приворожила, как вы говорите, то, наверное, можно и…

— Говорят, можно, — вздохнула свекровь. — Мне разные способы рассказывали. Все испробовала. Бесполезно…

— Тогда остается только надеяться, что он встретит кого-нибудь… Знаете, как говорят — клин клином вышибают. Нужно подождать… Вот увидите, встретит он еще в жизни нормальную девушку. Забудет свою Ларису, и семья у него будет, а у вас — невестка новая и внуки…

— Ой, не знаю, Алина. У меня такое ощущение, что это никогда не кончится. Он ведь порой так ведет себя, словно и в самом деле из ума выжил. Звонит ей по ночам, встретиться требует… С мужем ее один раз по телефону поскандалил… Она небось и сама теперь не рада тому, что натворила.

— Да уж, не слишком приятная ситуация… — пробормотала Алина, представив на мгновение, как Максим ругается по телефону с Владом.

— Вот и я говорю! Так он, кажется, себе именно такую цель и поставил — бесконечные скандалы между ними провоцирует для того, чтобы семья распалась! Она даже номер телефона несколько раз меняла, так он все равно откуда-то узнает и снова звонит… Как ребенок или, страшно сказать, как помешанный… Ни меня, ни отца не слушает совсем, говорит — не мое это дело, он сам разберется…

— Да, я понимаю. Трудно помочь человеку, который так отчаянно отбивается от помощи.

— Вот-вот, правильно ты говоришь. Она ведь и сама мне несколько раз звонила…

— Кто, Лариса?

— Лариса, кто ж еще… Вот, позавчера только звонила. Просила с ним поговорить, образумить его. У меня, говорит, семья, вы поймите. Я ребенка жду, мне нервничать ни к чему…


Она говорила что-то еще. Много и долго, вытирая смятым платком время от времени скатывающиеся по щекам слезы. Говорила, наверное, все о том же. Алина не слышала.

Почему-то вдруг снова возникла в мыслях картинка с тем самым цветком, выросшим посреди оживленной трассы. Так быстро, так жестоко… Всего лишь доля секунды — и машина уже мчится вдаль, скрывается за горизонтом, растворяясь в шумном потоке хайвея. Как будто и не было ничего. Ни тонкого стебля, тянущегося к солнцу, ни бутона, трепетно раскрывшего нежно-розовые лепестки… Вот ведь как бывает.

«В Москву, — тут же созрело решение. — В Москву, к родителям. К маме и папе. Снова стать маленькой девочкой, снова почувствовать заботу. Может, найду там себе работу приличную. Туда ведь все едут зарабатывать. С моим образованием, с папиными связями я себе быстро что-нибудь подыщу. Завтра же, утренним поездом…»

— Алина, ты куда? — услышала она вдруг за спиной, не пройдя и половины намеченного пути.

— Я?..

За кухонным столом сидела Елена Михайловна. Две чашки с недопитым чаем, смятый платок, булочки на тарелке.

— Я…

Она собиралась отыскать в шкафу дорожную сумку. Нужно было уже сейчас складывать вещи, с утра не будет времени — нужно успеть купить билет, нужно зайти на работу и написать заявление об увольнении. Конечно, уже сейчас пора начинать…

— Да что с тобой? Тебе плохо, Алина?

— Нет-нет, все нормально. Я просто вспомнила… Я сейчас вернусь…

Ей нужна была хотя бы минута. Катастрофически необходимо было остаться одной хотя бы на крошечный отрезок времени. Вдохнуть воздух поглубже… Слишком неожиданно начался новый отрезок пути. Слишком крутым оказался первый подъем.

Она вошла в комнату и легла на диван. Так и лежала, лицом вниз, совершенно забыв про свекровь, сидящую в одиночестве на кухне. Минуты летели…

— Алина!

Елена Михайловна склонилась над ней. Встретившись с ней взглядом, Алина увидела все тот же испуг в ее глазах. Прошептала:

— Все в порядке. Просто голова немного закружилась…

— Свежий воздух…

Она что-то говорила про свежий воздух, про кислород, от избытка которого так часто страдают люди. Алина так и не смогла постичь смысла этих простых слов, обращенных к ней с таким состраданием.