Антон шутку не принял.

— Только ночь, — твердо сказал он. — Завтра уходим любым способом, хоть вплавь. Девчонки, ложитесь спать. Мы с Иваном покараулим. Если что… если сюда полезут… разбудим, по крышам попробуем незаметно проскользнуть. В нашем положении самое лучшее — не привлекать к себе внимания. Пока мы их видим, а они нас — нет, у нас есть преимущество.

— Не будем мы спать, — угрюмо отказалась Нэнси. — Если что, надо быть наготове, а мы тут станем, как клуши, глаза продирать… Нет уж. Мы лучше пока вещи соберем.

И мы стали собирать вещи. Впрочем, собирать было особенно нечего. Мы упаковали в двойной целлофановый мусорный мешок свои платья и еще по паре маек для каждого на всякий случай, тренировочные штаны для всех четверых, воду и консервы, каминные спички, сигареты, а также початую бутылку виски. Упаковывая платья, мы обе, наверное, с трудом верили, что всего пару суток назад надевали их, эти нежнейшие лоскутки, чтобы выглядеть красивыми, очаровательными и желанными. Сейчас я лично предпочла бы что-нибудь попроще и где-нибудь подальше отсюда, скажем, в осточертевшей Филадельфии, которую мы с Нэнси совсем недавно покидали, преисполненные надежд.

Пока мы возились с вещами, Антон не отходил от окна, наблюдая за перемещениями бандитов, а Иван осторожно потрошил хозяйский чулан в поисках помпы для надувного спального матраца, который обнаружил свернутым на антресолях. Он старался светить фонариком аккуратно, чтобы свет не заметили снаружи. Там все еще слышались выстрелы, которые, правда, сделались реже.

— Слушай анекдот, — сказала Нэнси. — Сидят две мыши в мышеловке…

— Да ну тебя.

— Нашел! — Иван победно потряс маленьким ножным насосом. — Хороши мы были бы, если бы у этих буржуев помпа была электрической… Ну, что, я матрац надую пока? Мало ли, вдруг дырявый.

— Надувай, ага, — Антон не отрывался от окна. — Кажется, они поделили территорию, выяснили отношения и теперь сматываются. Наши шансы дожить до утра возросли, поздравляю. Девчонки, вы бы все-таки легли, а?

— Все равно ведь спать невозможно в такой духоте, — я помахала подолом майки, пытаясь хоть немного освежить разгоряченное тело. Лосины мы с Нэнси давно сняли, благо, майки были достаточно длинными, чтобы прикрыть трусики. — Мне кажется, если я сейчас лягу и усну, я просто не проснусь утром.

— И я, — со стоном поддержала Нэнси. — Сейчас бы прохладный душ…

— Кто-то, кажется, собирался мыться раз в месяц, — съехидничала я. — Радуйся — твои стенания были услышаны.

— Никогда ничего не просите, — с невеселой ухмылкой сказал Иван, — потому что вам могут это дать.

— Намочите салфетки и оботритесь, — посоветовал Антон. — Станет легче.

Я с сомнением посмотрела на две неупакованных бутылки с водой. Обтереться очень хотелось, но вдруг нам потом не хватит именно этих нескольких глотков воды, которые мы сейчас истратим?..

Антон молча скрылся в ванной и вернулся с двумя маленькими махровыми салфетками, которые американцы используют в качестве мочалки. Он сам отвинтил пробку на бутылке, смочил мягкую ткань и сунул мне в руки.

— Давай. Ты измученная вся. Оботрешься — сможешь уснуть.

— Отвернись.

Мы с Нэнси скинули майки и обтерлись, помогая друг другу. Вода приятно остудила потные тела, и я спохватилась:

— Тош, а вы с Иваном?..

— Мы перебьемся.

— Ничего не перебьетесь! — Нэнси уже снова смачивала свою салфетку. — А ну, идите сюда. Если вы свалитесь от духоты, нам с Верочкой вода уже не понадобится. Потому что останется только лечь и умереть. Вы — наша единственная надежда. Вера, стяни с него майку!

Я подошла к Антону, и он уступил — слегка улыбнулся и поднял руки, чтобы я могла стащить с него его черную майку. Он помедлил и снял очки, я осторожно приложила мокрую салфетку к его лицу, и он сразу закрыл глаза.

— Повернись… подними руку… теперь левую… теперь лицом ко мне…

Обтирая его, как маленького, я не удержалась — поцеловала темный сосок. Он вздрогнул и покачал головой:

— Веди себя прилично — мы не одни.

— Ты имеешь в виду тех черных на улице?..

— Нет, Аню с Иваном.

— Они ушли в спальню.

— Тогда… поцелуй меня еще раз.

И я поцеловала его еще раз.

Глава 14

— Иван! Осторожно — там змея!..

— Это провод, не кричи.

Длинные волосы Ивана слиплись от воды и пота. Он пытался сдуть их с лица, но у него ничего не получалось. Иван с Антоном подталкивали наш матрац, с трудом огибая многочисленные обломки, покачивающиеся в воде. Мы с Нэнси сидели тихо, как мыши: каждое наше движение могло перевернуть ненадежное плавсредство. Парни сильно устали, но впереди виднелась суша: часть дороги, выступающая над поверхностью воды, и на этой дороге — люди, довольно много, преимущественно черные. Отсюда уже можно было разглядеть грязные лохмотья, всклокоченные волосы, кое у кого — окровавленные повязки. Некоторые лежали на земле — то ли мертвые, то ли больные, то ли просто спящие. Апокалиптическая картина. Те, что на ногах, не стояли спокойно — одни плакали, другие быстро ходили из стороны в сторону, размахивая руками, третьи ссорились и даже дрались. Непонятно было, что ими движет — как будто мы смотрели со стороны на пациентов психиатрической клиники. Присоединяться к ним было страшно, но они, по крайней мере, находились на твердой земле. Все остальное пока не имело значения.

Парни уже не плыли — брели по грудь, с трудом переставляя ноги в грязи, засасывающей не хуже болота.

— Девчонки, — сказал Антон хрипло. — Как только доберемся, возьмитесь за руки. И не отходите друг от друга. Что бы ни случилось. Будут отбирать мешок — отдавайте. Поняли? Ни в какие пререкания не вступайте. Сейчас аккуратно достаньте бутылку с водой и напейтесь заранее. На случай, если останемся с пустыми руками.

Я смотрела на его осунувшееся серое лицо с заострившимися скулами и понимала, что он держится только на силе воли. Иван выглядел не лучше. Нэнси встала на колени, быстро развязала мешок, вытащила пластиковую бутылку и скрутила пробку.

— Сначала вы! Иван, пей.

— Почему это мы сначала? — Вяло возмутился Иван.

— Я где-то читала: сначала поят лошадей, потому что они не могут сами достать воду. Потом мужчин, потому что они не умеют терпеть. Женщины пьют последними.

— Не может не подковыривать… — Иван жадно глотнул из бутылки, поскользнулся, ухватился за матрац. Мешок пополз к краю и лениво соскользнул в воду.

— Черт!.. — Антон сделал движение поймать наше имущество, но я вцепилась ему в плечо.

— Брось, не надо. Еще проще — хоть не убьют из-за трех бутылок воды. Куда мы там с мешком?..

Похоже было, что он слишком устал, чтобы спорить. Пот стекал по его лицу, оставляя на щеках грязные дорожки. Плечо, за которое я держалась, было очень горячим.

— Тош, ты заболел.

— Нет, это от жары. Не бойся.

Но я все равно боялась. Я вообще чемпион по трусости, и от нытья меня удерживает только гордость. Поэтому, пока Антон пил, припав к бутылке, я не причитала от страха, а молча оглядывалась через плечо на приближающийся берег, откуда на нас смотрело множество не слишком дружелюбных глаз.

— Допивайте, девчонки. Допивайте и выкидывайте бутылку.

Мы так и сделали. Берег был уже в паре десятков метров, стало мелко, мы хотели сползти с матраца в воду, но Антон не разрешил.

— Тут обломки, грязь, болото. Напоретесь на что-нибудь. Дотянем до сухого места.

Но у них не хватило сил. Громоздкий матрац застрял посреди кучи мусора и не желал двигаться. Последние несколько метров мы с Нэнси брели по колено в жидкой грязи, каждую минуту ожидая змеиного укуса, острого осколка стекла или ржавого листа жести под босой ступней.

— Прости, — сказал Антон мне в ухо. — Мы, по идее, должны были бы вас на руки… но я боюсь уронить, понимаешь? Устал. Иван тоже… Прости, ладно?

— Ты ненормальный, — сказала я горько. — Совершенно сумасшедший. У кого язык повернется вас укорять? Вы что, железные?..

Языки, надо сказать, у нас не ворочались в прямом смысле слова: жара, духота и напряжение отняли остатки сил. Поэтому, едва ступив на сушу, мы рухнули, не пройдя и нескольких шагов.

— Красавчик, — буркнул Иван, оглядев друга.

— Ага. Ты тоже.

Оба они были мокрыми и грязными с головы до ног. Кроссовки хлюпали и расползались, у Ивана в волосах запутался подгнивший стебель пассифлоры, джинсы и майки выглядели плачевно. Я вспомнила путь, который парни проделали, без отдыха толкая матрац и удерживаясь на плаву среди мусора, разлагающихся останков и дерьма, и запоздало содрогнулась. Всю дорогу над нами кружили вертолеты, один раз в отдалении прошла амфибия с гвардейцами на борту, но никто не спешил нас спасать. В одном, впрочем, вертолеты помогли — мы видели, куда они летят, и заключили, что там должна быть земля. И сейчас высоко над нами слышался гул. Толпа на острове забеспокоилась. Люди задирали головы, топтались в нетерпении, громко и горестно заплакал ребенок.

— Вертолет, — напряженно сказала Нэнси. — Интересно, сколько народу он может взять за один раз?

— Немного. Но он тут не один. Всех вывезут. Я полежу пока, ладно?..

Антон лег, пристроив голову у меня на коленях, и закрыл глаза.

В этот момент перед моим носом появились босые черные ноги, я подняла лицо к их обладателю и узнала Керима. Его длинные дреды, и раньше не отличавшиеся особой опрятностью, теперь выглядели так, точно он нарочно мазал их глиной и мазутом. Глаза опухли, толстые губы потрескались, правая рука была перевязана какой-то тряпкой.

— А, белоснежки, — сказал он неприятным голосом. — Добро пожаловать. Только травки нет. И вообще ни хрена нет, прикиньте — фокус!.. Но ничего, бэйби, сейчас прилетят вертолеты и спасут ваши белые задницы. Только наши черные задницы пойдут первыми. Это закон. Усекли?