– Аврора, – обманчиво мягко произнес он, но она инстинктивно ощутила, что его настроение изменилось, – ты со всеми мужчинами такая уступчивая? Со мной, с Роном. Кто еще у тебя есть?

– Что? – Она попыталась вырвать руку, но он не отпустил, потому что еще не закончил с краской.

– Ах да, жених еще есть.

– Пусти, – она снова дернулась, но Джеймс отбросил полотенце и сам намылил ей руки.

– Так что же? – допытывался он. – Скольких мужчин ты водишь за нос?

– Уж не тебе предъявлять мне претензии! – взъярилась она. – Или та женщина в театре просто коллега?

– Нет, не коллега, – спокойно отозвался он. Аврора фыркнула, вырвав руки и нервно вытирая их.

– Ты можешь спросить меня о ней.

– Зачем? Всё и так ясно! – Она же его любовница, в этом нет сомнений!

– А ты задай правильный вопрос.

Аврора замерла: может, правда, спросить? Нет! конечно, нет! Зачем ей это.

– Ты любишь ее? – всё-таки спросила.

– Нет.

– А что тогда…

– Теперь моя очередь, – мягко прервал Джеймс, приложив палец к ее губам. – Ты любишь его?

– Нет, – выдохнула Аврора.

– Тогда почему? – Они соприкоснулись бедрами, Джеймс приподнял ее за острый подбородок, поглаживая щеку. – Почему ты не со мной?

– Ты не понимаешь: всё так сложно, – простонала она. Как ему рассказать? Аврора даже не знала, с чего начать. Ведь он может не бог весть что подумать и о ней, и о ее семье.

– Так объясни мне, – попросил он, склоняясь к ней. – Объясни, – поцелуй в уголок губ. – Объясни, – Джеймс накрыл ее губы, но она успела шепнуть:

– Нельзя.

– А кому можно? – взорвался он. – Этому мальчишке?

Аврора распахнула глаза: он что, ревновал к подростку?!

– Или твоему долбанному жениху? – Джеймс обхватил ее плечи, сжимая. – Кому, черт возьми?

– Не твое дело! – выкрикнула Аврора. – Уходи и оставь меня в покое!

Джеймс отшатнулся от нее и, схватив с полки какой-то тюбик, запустил им в зеркало. Оно осыпалось рваными осколками в раковину так же, как только что разбились их сердца. Аврора закрыла рот ладонью и разрыдалась: зачем она так с ним? С ними. Ведь они могли бы… А теперь зеркало не склеить.

Джеймс выскочил из ванной, словно ошпаренный. Давно он не испытывал такого бешенства. Даже когда она отказала ему, заставив изнывать от неудовлетворения, он не чувствовал ничего подобного. Какой же он идиот! Ведь знал же, что не нужно с ней связываться. И близко приближаться нельзя. Джеймс схватил баллончик и начал дорисовывать картину. Видел же, что за женщина перед ним, и всё равно повелся, побежал, как щенок на поводке. Скоро, как Лорд, будет стелиться ковриком у ее ног. Таким как она не нужен только секс, или деньги, или развлечения. Им нужно всё. Пока душу своими маленькими ручками не вынут и пальчиками, как кувалдой, по нервам не пройдутся, довольны не будут.

– Мама, – услышал он звонкий голосок Анны, – а почему тетя Аврора плачет в ванной?

Джеймс даже головы не повернул, продолжая рисовать: он сам был на взводе, аж выть хотелось. Сейчас он даже думать не мог, не то что утешать или спасать свою принцессу. Нет, не свою. Она могла бы быть его, но отказалась. Велела убираться и оставить ее в покое. Ему самому сейчас необходимо утешение! Только кто его спасет? Сара. За спиной, совсем близко. Потянись навстречу и не будешь сегодня один… «Не хочу», – мучительно осознал Джеймс. Никто ему не был нужен, кроме той, что осталась плакать над разбитым зеркалом. Той единственной, что не желала его любви. Самой близкой и самой далекой. Джеймс остановился, отбрасывая краску. Как же он так влип?..

Кими еще на подходе к ванной комнате услышала сдавленные рыдания, поэтому не стала тратить время на деликатность и сразу вошла внутрь.

– Аврора, милая, что случилось? – пораженно застыв над осыпавшимися в раковину осколками, Кими кинулась к ней.

– Я… я… – заикалась Аврора, вытирая лицо руками, – зеркало разбилось, и я очень расстроилась.

– Это пустяки, – ответила Кими, не веря в горькие слезы по случайно разбитому зеркалу. – Иди сюда, – она притянула ее в объятия, стараясь утешить. – Не плачь. Всё будет хорошо.

Когда Аврора успокоилась, и они вернулись во двор, то первое, что увидели – стена гаража, возле которой толпились дети и Рон. Похоже Джеймс закончил рисунок. Аврора подошла ближе: там была изображена девушка, тонкая и изящная, как изысканная статуэтка. На ногах у нее были пуанты, а танцевала она на битом стекле.

Глава 18. Невозможно сказать "нет"

Подавлена и расстроена – стало привычным состоянием, когда Аврора оставалась одна. С Эваном она была веселой и ироничной, с миссис Флэгг и миссис Фриман могла немного расслабиться и погрустить под понимающие взгляды. Возможно, они думали, что она влюбилась в хозяина, естественно, безответно и теперь страдала от неразделенных чувств. Это было недалеко от истины: она – влюбилась, а ему всё это больше не нужно. У Шекспира подобный расклад смотрелся бы романтично, но в жизни это вызывало по меньшей мере сочувствие, а порой и откровенную жалость. Аврора не хотела, чтобы ее жалели, поэтому бодро улыбалась, долго грустить в присутствии посторонних – непозволительная роскошь.

С мистером Барлоу она вела себя подчеркнуто сдержанно и спокойно, словно и не было между ними того злосчастного разговора в доме Фениморов, словно между ними вообще никогда ничего не было. Джеймс отвечал ей тем же, хотя иногда в его взгляде проскальзывало нечто неуловимое, будто бы презрение смешалось с сожалением, родив что-то новое, эмоцию, не поддававшуюся классификации, но плотно обосновавшуюся в его голубых глазах. Аврора его не винила. Она винила себя. Джеймс был груб с ней и не только в суждениях, но, вероятно, именно так она и выглядела: стерва, играющая мужскими сердцами. Но она ведь не такая! Ей безумно хотелось, чтобы он понял это, чтобы осознал свою неправоту в отношении нее. Сейчас даже завещание деда казалось мелочью, над которой они вместе могли бы посмеяться. Только уже было поздно: она велела Джеймсу оставить ее в покое, и он исполнил желание леди. Сама Аврора не решалась подойти к нему и первой заговорить о чувствах. Будь она посмелее и поуверенней в себе, надела бы сексуальное белье и пришла к нему ночью, но воспитание вместе с гордостью оплели, словно путами: а вдруг прогонит? Вдруг не захочет больше? Этого ее израненное сердце не выдержит. Лучше уж молча перестрадать и уйти несчастной, но с высоко поднятой головой.

Но сейчас максимум, куда могла пойти Аврора – кабинет Джеймса, вместе с Мэри, собиравшейся вытереть там пыль. Эван закрылся у себя в комнате и как шаман с бубном плясал вокруг компьютера, ожидая сеанса связи с матерью. Он всегда так делал, одаривая няню лишними двумя часами свободного времени, жаль, что такое бывало только по понедельникам и четвергам, в остальные дни Алисия Барлоу звонила в другое время и такого раздолья уже не было.

С Мэри сейчас было комфортнее, чем с любым другим человеком из этого дома. Она рассказывала об учебе, студенчестве, друзьях и, конечно же, делах сердечных. Она даже шепотом поведала о романе с мужчиной, который ни за что не одобрит мать. Да и как его можно одобрить! Он был старше, прилично старше Мэри, а еще был не свободен. Она не знала, как вообще позволила легкой симпатии перерасти в нечто большее. Просто в один момент вспыхнула, как вымоченная в керосине спичка, а теперь смиренно тлела, медленно выгорая дотла. Аврора не бралась судить или давать оценки поступкам: какое она имеет на это право? Но ей было очень жаль Мэри: она мучилась, разрываясь между любовью к мужчине и собственной совестью.

«Видимо, у него совесть отсутствует напрочь», – про себя мрачно подумала Аврора, а вслух сказала:

– Уверена, со временем ты сделаешь всё правильно.

Это было супер деликатно, хотя хотелось кричать: ты так молода, привлекательна, весь мир может качать тебя на руках, главное, не размениваться на неправильное, ненужное, не растрачивать себя на низкое и недостойное.

– А почему на этой полке так пыльно? – спросила Аврора, открывая резные створки шкафа.

– Закрой! – тут же велела Мэри, не на шутку испугавшись. – Мистер Барлоу очень не любит, когда открывают этот отсек.

– Но тут столько пыли. – Аврора провела пальцем по коричневой поверхности, изрядно припорошенной налетом мышиного цвета. – Дай мне тряпку.

– Не стоит, – замялась она, с безысходностью поглядывая на решительно протянутую руку. Мэри ничего не оставалось, кроме как подчиниться и предупредить: – Мистер Барлоу рассердится.

– Да он даже не заметит, – не разделяя ее страхов, ответила Аврора. Если бы он действительно видел, что здесь творится, то при аллергии Эвана ни за чтобы не допустил подобного. Она осторожно вытащила из шкафа несколько кубков, медали и стопку пыльных грамот. Начисто вытерла полку и принялась за исследование находки. Что бы Аврора ни говорила, как бы ни пыталась отстраниться от Джеймса, но он ей нравился, очень нравился, и ей было безумно интересно узнать его лучше.

Каждый разговор, который можно было свести к нему, она непременно сводила. Естественно, будучи уверенной, что никто ни о чем не догадывается, и это просто любопытство. А сейчас ей выпал шанс прикоснуться к его прошлому, провести пальцами по дорогим ему вещам. «Так ли они ему дороги?» – грустно хмыкнула она, поражаясь насколько небрежно, даже запущено выглядели подтверждения его талантов.

Здесь были медали за победы в шахматных турнирах, грамоты за участие в школьных олимпиадах, кубки за призовые места в соревнованиях по конкуру. Аврора протерла высокую золоченую чашу, которая досталась команде бристольского университета за первое место по конному поло. Она провела подушечкой пальца по гравировке: 2005 год. Аврора не была причастна к этим победам, не приложила руки к тренировкам, но чувствовала гордость за достижения Джеймса, поэтому искренне недоумевала, почему он сам так наплевательски к ним относился, почему допустил, чтобы они ненужной грудой пылились в застенке, в самом дальнем углу.