— Владелец банка «Сибирская Пальмира» бывший наш большой друг и акционер. В прошлом году продал нам свой пакет акции, а теперь переметнулся в лагерь нашего злейшего врага. Самое главное, что он был в курсе всех наших дел, и, самое главное, держал под контролем наши реестры. Словом, поступил, как последний перебежчик, сдал все секреты не за понюшку табака.

— Как я понимаю, консолидацию своих активов Стечкин ведет за счет вашей компании?

— Сказал бы я тебе про эту «консолидацию» и про этих «серьезных игроков», — отозвался сердито Андрей, — да присутствие дам не позволяет. По правде, они за последние месяцы уже прихватили кое-какие предприятия из тех, что плохо лежали в Карелии, в Коми-Пермяцком округе, в Архангельской области. Деренталь подкинул им Центрально-Сибирский ЦБК, тот, что в Красноборске недавно, итай, намеренно обанкротили. Но это крайне мало, чтобы серьезно заявить о себе. Тем более, что везде прокукарели о том, что к концу мая выйдут на годовой оборот за миллиард долларов.

— Понятно, но они явно просматривают какие-то положительные для себя результаты, если речь идет о конце мая?

— Просматривали, только, если помнишь, сегодня на дворе июль.

Надежда хмыкнула и принялась читать дальше. Роман Стечкин охотно рассказывал о собственных достижениях и строил радужные прогнозы на будущее, и эти прогнозы, вернее всего, не вписывались в планы Андрея.

Она отложила газету и посмотрела на Андрея.

— Все понятно! Ясно, что статья заказная. Хотят показать, какие они белые и пушистые?

— И, заметь, успешные и цивилизованные. Нам перекрыли кислород во всех СМИ, накат идет беспримерный, а они по-прежнему белые и пушистые.

— Да, если не знаешь истинного положения дел, можно в это легко поверить. Но заметь, корреспондент их дальше слегка поддевает. Про миллиард долларов… — И Надежда зачитала: — «То есть пока айсберг у вас недостроенный. Но ведь еще прошлым летом декларировалась цель сделать „Континент Вуд Инвест“ крупнейшей лесопромышленной компанией с оборотом в один миллиард долларов. Достижимали такая цель без приобретения активов, которые сейчас принадлежат „Сайбириан Палп Энтерпрайзерс“?

— Все верно! Даже этот продажный писака понимает, к чему Стечкин клонит? И в делах разбирается не хуже нашего. Но кто платит за ужин, тот девушку и танцует.

— Правильно, дальше все по схеме. Деловито, конкретно, именно о том, ради чего эта статья затевалась: разъяснение передовой общественности ситуации с вашей компанией.

— А им пришлось разъяснять, после того, как их щелкнули по носу. Хотели войти на одну из наших бумажных фабрик, да получили по носу. Не учли, что не все местные силовики клюнут на былые заслуги твоего Карасева. Как бы он ни пыжился, не махал ксивой, показали им от ворот поворот. Ты читай дальше, про активы особенно. Я тебе после объясню, как они их к рукам пытались прибрать.

— А Стечкин как раз тебе возражает, — улыбнулась Надежда.

— А что им остается делать? Только черного кобеля не отмоешь добела!

Надежда хмыкнула язвительно и прочитала вслух:

— « C «Сайбириан Палпом» мы еще с конца прошлого года постоянно ведем переговоры о том, чтобы купить их бизнес, и весь вопрос только в цене. Вы считаете, что есть активы, которые невозможно купить в России или где-то в мире?» И все-таки, как они умудрились подвинуть вас? Не без помощи Рубана?

— Не сомневаюсь. Именно он подсказал им, где хранятся наши реестры. Только началось это гораздо раньше. В декабре они попытались нанести первый удар по компании. Сначала запустили мощную пиар-машину, даже не машину, а бронепоезд. Через газеты, телевидение обрушили на нас целый водопад инсинуаций. Причем, абсолютное вранье подавалось под сладким соусом радения за государственные интересы. Мы якобы наносим громадный ущерб государству, социальной сфере, рабочим, регионам, где находятся наши предприятия. Предрекали экологические катастрофы, социальные бунты и даже отставку правительства, продажного только потому, что один из замов премьера поддержал нас в своем интервью для «Российского Коммерсанта».

— И что же они вам инкриминировали?

— Многое чего. По принципу: чем больше грязи, тем быстрее захлебнутся. И учти, все это аппелировалось к государству. Заявили, например, что наши менеджеры выводят ликвидные активы Северо-Ангарского лесокомбината в специально созданную для этих целей фирмочку, а комбинат, дескать, превращаем в своего самого крупного должника, проще, незаконно банкротим. Дальше принялись вопить, что у нас громадные задолженности перед местной энергокомпанией, а в ней сорок процентов принадлежит государству. Сечешь, чем это для нас завоняло? Затем принялись утверждать, что мы не платим в местные бюджеты, хотя эти бюджеты за наш счет только и держатся. Из той же песни, что мы не инвестируем средства в развитие предприятий региона, хотя за полгода до этого, премьер правительства отметил нас как самых добросовестных и порядочных инвесторов в своей отрасли.

— То есть на вооружение взята отъявленная демагогия? Сила солому ломит?

— Да, и последней каплей навоза стало заявление, что к нам масса претензий и у Министерства по налогам и сборам, и у Счетной платы, и у ГенПрокуратуры… Уже не говоря про МЧС, экологов, медиков и кого-то там еще, сейчас всех не упомню… — Андрей уже не сидел в кресле. Он мерил кабинет шагами, и курил, роняя пепел на ковер, не замечая этого. — Я не скажу, что журналисты у нас не брали интервью, не посещали наши пресс-конференции, не принимали наши заявления для печати… Но Станислав подсчитал, что за два месяца «прессной» войны со стороны Стечкина прошло более шестидесяти материалов и в федеральных, и в региональных СМИ, а у нас — два, в специальных изданиях, и то чисто информационные, в десять строк, не более. Ко всему прочему, появилась информация, что я скрываюсь за границей, и нахожусь в федеральном розыске. Все это было напечатано крупным шрифтом на первых страницах нескольких самых известных газет, информацию слили в Интернет, а вот опровержение напечатали крошечным шрифтом, где-то над сообщением о тираже издания.

— На это кто-то официально прореагировал?

— «ОсЭл» пытался натравить на нас кое-какие структуры, но никого это не заинтересовало. Правда, иркутские налоговики решились сыграть на стороне Деренталя и Стечкина, но здесь им вышел полный облом. Ничегошеньки они нарыть не сумели.

— И ваши «друзья» осерчали?

— Осерчали! А когда дурная кровь ударяет в голову, сама знаешь, прут, как быки, рога в землю…Схема у них проста, и была сначала опробована на Усть-Тулимском комбинате. Его к рукам прибрали бандюги, с которыми у Деренталя свои счеты, потому он и поддержал Стечкина. Бандюгов они вытеснили, зашли на комбинат, а он в долгах, как в шелках… Но об этом позже. Сначала схема, как они это проделали, сначала в Усть-Тулимске, затем на нашем Северо-Ангарском комбинате.

Андрей присел за стол рядом с Надеждой, пододвинул к себе лист бумаги и стал покрывать его кружками и стрелочками. Алгоритм получался презанятный. Надежде ничего не оставалось, как только качать головой, и разбавлять тирады Андрея редкими междометиями.

— Смотри, — ткнул Андрей ручкой в первый кружок. — Скрытые этапы подготовки этой операции мы пропускаем, они на совести лохотронщиков Деренталя — Бурового и его помощницы Сурвеняйне, специалистов по поглощениям. Готовились они, конечно, тщательно. Но, в конце концов, вышли из подполья и принялись действовать. Первый звонок практически всегда одинаков. Какому-нибудь вшивому акционеру с парочкой акций на руках, тому самому миноритарию, вдруг приходит в голову, что руководство комбината работает из рук вон плохо, не выполняет какие-то там, чаще инвестиционные условия, и он требует немедленно сменить это насквозь прогнившее, проворовавшееся и зажравшееся руководство. Следом этот хмырь болотный моментально подает заявление в суд в какой-нибудь Тмутараканской области, за тыщи верст от комбината. И хотя эта сволочь в реестрах наших акционеров не значится и даже не знает, где расположен комбинат, суд в мгновение ока выносит определение в пользу этого акционера. Причем, претензии составляют обычно астрономические суммы. К примеру, в случае с Северо-Ангарском суд в отсутствие ответчика, то есть нашей компании, вынес решение оценить и продать шестьдесят процентов акций на сумму около семидесяти миллионов долларов.

— Ужас! — сказала Надежда. — Акционер с двумя акциями посягает на семьдесят миллионов? Андрей, ты и впрямь какие-то сказки рассказываешь? Как такое возможно? Это ведь грабеж среди ясного дня? Вам откровенно залезли в карман! Судью, без всякого сомнения, купили! Где были твои юристы, служба безопасности, почему прошляпили сей немаловажный момент?

— Спроси что-нибудь полегче! — Нахмурился Андрей и в сердцах выбросил окурок в открытую дверь. Проследил за ним взглядом. — О, черт! Своим башку продолбил за это, и туда же… — И махнул рукой. — Ладно, завтра сам за метлу возьмусь, физический труд облагораживает.

— Не отвлекайся, — попросила Надежда, — поздно уже! И ты искурил всю пачку.

Андрей с недоумением посмотрел на и вправду пустую пачку, смял ее и бросил в пепельницу. Взгляд его потяжелел.

— Юристы, говоришь? — Он покачал головой. — Я ведь сказал, нас вообще не удосужились поставить в известность! Я ведь не могу в каждом суде расставить по своему человеку? Не здесь, так там найдется продажная морда в судейской мантии и оприходует заявление в четверть часа. И даже не соизволит вовремя донести до нас это решение. Его пошлют по почте, а это порой две-три недели. И тогда открывается полный простор для беспредела. Объявляется, что комбинат в финансовом прогаре и не в состоянии оплатить многомиллионные иски, и хотя на счетах достаточно средств, арест абсолютно незаконно накладывается на акции, которые очень быстро реализуются, заметь без нашего участия.

— Но ведь они реализуются по тендеру? — Удивилась Надежду. — По закону реестродержатели или, кто там, Фонд ценных бумаг, словом, тот, кто этим официально занимается, должен разместить объявление в прессе о предстоящем аукционе, чтобы привлечь возможных покупателей…