— Мисс Эпплгейт? Роза ждет вас. А эта леди?..

— Джейни Престон, — ответила Молли. — Ею займется Миранда. Все уже оговорено. Уход за лицом, маникюр, педикюр, массаж. Но не оборачивать в водоросли. Это только для меня, пока Ангел будет творить с ней чудеса. Кроме того, если запихнуть Джейни в эту огромную белую трубу и завалить водорослями, она с воплями сбежит.

— Прямо по шутке в минуту, да, Молли? — Джейн пошла за женщиной в белом халате, нервно оглядывая роскошную обстановку. Что она здесь делает? Она тут чужая.

Хотя, может, и привыкну, думала Джейн полтора часа спустя: лицо пощипывает, мышцы расслаблены, ногти накрашены прелестным розовым лаком, а между пальцами ног до сих пор вата, так что пришлось идти за Ангелом в «комнату цвета» на пятках.

— Да ты настоящая счастливица. У тебя чудесные волосы, милочка, — Ангел провел рукой по шевелюре Джейн, прямой, до плеч. — Здоровые, густые. Прическа очаровательна, только ты слишком обросла. Мы оставим ее простой, никаких челок, только основа, и слегка подогнем кончики к этому дивному подбородку. Ты будешь в восторге. Идеально для лета, почти не требует укладки. Но здесь чего-то не хватает. Тебе не кажется?

— Разве? — спросила Джейн, скосив глаза налево, чтобы увидеть пряди прямых светло-каштановых волос, которые он все еще держал в ухоженных руках. — А чего именно?

Ангел отпустил ее волосы, шагнул назад, посмотрел, раздумывая.

— Текстуры, — произнес он. — Оттенков. Бликов. Да, вот оно — блики. Немного… усилить.

— Немного усилить? — нервно повторила Джейн. — Насколько немного? Я не знаю…

— Посмотри сюда, милая, — Ангел подвел ее за руку под яркую лампу на потолке. — Видишь мои волосы? Видишь цвет? Черный. Однообразно черный. Такой скучный. И я подправил его. Но изменения едва заметны. Я слишком высокий, и тебе не видно макушку, да? Дай-ка я встану под лампу и покажу тебе. Видишь? Немного оттенил тут, на макушке, едва различимо, — и весь облик меняется. Теперь разглядела?

Джейн встала на цыпочки и посмотрела на макушку Ангела.

— Класс, — сказала она. Ее словарный запас резко сократился до односложных слов, как только она попала в салон. — Но это же красный цвет, так?

— Да, солнечно-красный. Этот цвет не для тебя, дорогая, совсем не для тебя. Но посмотри сюда, — он указал на огромную таблицу с образцами волос разных цветов: должно быть, сотня оттенков, целая волосяная радуга.

— Ты хочешь, чтоб я выбрала краску? — кивнула Джейн.

Ангел поморщился, словно от сильной боли, затем нагнулся к ней и прошептал:

— Нет, нет, никогда не говори так, дорогая. Ты выберешь свой цвет.

— Угу, — Джейн снова закусила губу. — Хорошо. Как скажешь. И какая краска… то есть цвет, мне подходит?

— Что тебе нравится? На чем задерживается взгляд?

Джейн занервничала:

— Ты не поможешь мне?

— Конечно, помогу. Вот. Так как у тебя прекрасные светло-каштановые волосы, лучше выбирать из этого, — он обвел рукой три десятка оттенков от светло-каштановых до белокурых. — Красный с твоими тонами не пойдет, хотя, конечно, тебе очень к лицу розовый. О! Было же такое кино, да? Разве тебе не хотелось заполучить губы, как у Молли Рингвальд? — он надул и выпятил губы.

Джейн ничего не сказала, потому что не сомневалась — она сможет ответить только одно: «А?» Ангел очаровал ее, еще чуть-чуть — и она влюбится.

Он покачал головой:

— Не обращай внимания, милая. Я болтаю вздор, как мне не стыдно. Продолжим? Нам нужны прохладные светлые оттенки. Выбери два, дорогая. Чем больше оттенков, тем естественней результат. Возьмем оттенки посветлее. Особенно для лета. Как бы выгоревшие на солнце. Еле заметно, но выгоревшие.

Джейн наклонилась к таблице цветов.

— В старшей школе, летом, я прочесывала перекись водорода через волосы, а потом шла на солнце, — она посмотрела на побледневшего Ангела. — Неудачный способ, да?

— Да, милочка, не лучший. Ну, что тебе нравится?

Джейн снова посмотрела на образцы. Провела по ним рукой — интересно, волосы настоящие?

— Мне вроде нравится этот, — нервно сказала она. — И этот.

— «Карамель»! И «Сливочный крем»! — Ангел сгреб Джейн в охапку так, что почти оторвал от пола, и опустил, держа ее за плечи. — О, милая, ты хочешь драмы! И ты так права! Легкие оттенки? — он шлепнул себя по щеке. — Как мне не стыдно. Что я говорю? — он сделал глубокий вдох, закрыл глаза и резко выдохнул. — Мы сделаем ломтики.

— Ломтики? — Джейн попыталась представить ломтики карамели и сливочного крема. Они красят ей волосы или делают конфету?

— Да-да, ломтики! Никаких легких оттенков. Всплески цвета. Потрясающе. Шик и блеск. Ломтики на макушке и по бокам, самые светлые у лица, менее заметные сзади. Я уже вижу тебя.

Он отпустил ее и встал в позу, одна рука упирается в бок, другая поднята в воздух:

— Посмотри на меня. Вот он я, крашеный, и горжусь этим! О, милочка, — драма.

— Драма, — Джейн закрыла глаза и отдалась на волю судьбы. — Ну, ладно. Как… как скажешь…

Мэрион Романовски поливала красные и белые герани, которые она высадила во двор, и тут из дома вынырнул Джон, неся три из пяти новых чемоданов. Она моргнула, решив, что против солнца плохо видит, а потом сказала медленно и отчетливо:

— Боже… правый.

Джон поставил чемоданы и повернулся кругом, чтобы тетушка смогла его рассмотреть.

Он знал, как выглядит: шесть футов и шесть дюймов, двести сорок фунтов чистой, неподдельной чудачины.

Он решил надеть новые коричневые, слегка коротковатые брюки со стрелками, которые дополняла рубашка с короткими рукавами в розово-коричневую клеточку, застегнутая на все пуговицы. На черном ремне красовалась пряжка в виде серебряной подковы с лошадиной головой. На ногах — дешевые коричневые мокасины и белые носки.

На нос он нацепил пластиковые очки в черной оправе, с изолентой на переносице, а густые черные волосы намазал какой-то жирной штукой, которую нашел в тетушкиной ванной, прилизал и расчесал на пробор.

Он надел было коричневый в розовую крапинку галстук-бабочку, но решил, что это перебор, поэтому бабочка лежала в кармане на случай, если он передумает.

Тетушка по-прежнему стояла с открытым ртом, затапливая герань из шланга.

— Здрасьте, мэм, — прогнусавил Джон, растягивая слова, и заулыбался. — Я профессор Романовски. Здесь проводят Шестую ежегодную интеллектуальную конференцию? Я забронировал люкс. Только для некурящих, само собой. Я надеюсь, у вас мыло без запаха? Аллергия, понимаете ли. Я посмотрел по Интернету, количество пыльцы в Нью-Джерси приемлемо, и я привез ингаляторы, но из-за мыла с запахом у меня вырабатывается больше слизи.

Тетушка выключила шланг, прикрыла рукой рот — глаза навыкате, плечи сотрясаются. Она издала несколько невнятных звуков, потом не выдержала и разразилась хохотом.

— Ты… Ты что, так и скажешь? — выдавила она сквозь смех. — Ингаляторы? Вырабатывается слизь? Ох, Джон, нет.

— Слишком?

— Ты перешел все границы еще до того, как открыл рот, — тетушка Мэрион покачала головой. — Серьезно, Джон, ты переборщил. Сенатор Харрисон тебя не узнает, не свяжет твое имя с Мэри-Джо. Я сама-то еле тебя узнаю. Так что эти штаны, эта рубашка — и слизь — должны исчезнуть.

— У меня есть вязаная жилетка, я могу надеть ее поверх рубашки, — предложил Джон, взяв один из чемоданов. — Она такая, вся в клеточку. Ну, знаешь, похожа на большой носок в ромбик.

— Только попробуй, — тетушка Мэрион ткнула в него пальцем. — Ну-ка топай обратно в дом и показывай все, что собрал. Потому что ты кое-что забыл, племянничек. Ты не сложен как чудак. Посмотри на свои руки. Сплошные мышцы. Ну и волосы, конечно. А эти плечи? Тело выдает, что ты тренируешься каждый день. Чудаки не занимаются спортом, Джон. В этом я уверена. У тебя не появятся мускулы от печатания на клавиатуре или передвижения шахматных фигурок. Только круглый дурак не опознает в тебе фальшивку, как только ты появишься в этом ужасном купальном костюме.

Джон посмотрел на свои руки и вздохнул.

— Ты правда считаешь, что я хватил выше крыши?

— Выше крыши, выше гор, выше луны, — сказала тетушка, подталкивая его к двери. — Ты забавлялся, Джон Патрик, а я отошла в сторонку и дала тебе поиграть, ведь это отвлекло тебя от сенатора Харрисона и Мэри-Джо. Но сейчас пора вмешаться.

— Я это делаю ради страны, которая заслуживает лучшего, чем ублюдок Харрисон. Мэри-Джо тут ни при чем.

— Ври себе, Джон Патрик, но мне врать не надо. Джон подобрал чемоданы, зная, что теперь тетушку ничем не убедить.

— Хотя бы очки я могу оставить? — спросил он, пока тетушка толкала его к двери.

— Если снимешь изоленту, то да, — ответила она строго и убежденно.

— А волосы?

Тетушка Мэрион закатила глаза.

— Хорошо, оставь волосы и очки. Ты выглядишь, как цыганский вариант Кларка Кента, что не так уж и плохо. Но этой рубашки, штанов и белых носков быть не должно. Особенно белых носков. Ты можешь пожертвовать новую одежду в приют для бездомных чудаков или отдать хозяину «кролика». Тебе нужна маскировка, а не маскарадный костюм. Это конференция, а не вечеринка на День Всех Святых. Ты можешь быть скучным, занудным и безобидным безо всей этой чепухи.

— Да, мэм, — сказал Джон, а тетушка занялась его чемоданами. — Мне надо выехать через двадцать минут. В одиннадцать я встречаюсь в Вашингтоне со своей спутницей.

— Да, и если ты не хочешь, чтобы она сбежала с воплями ужаса, я все тебе перепакую.

— Ты умеешь испортить все удовольствие, тетушка.

— Кто-то должен за тобой присмотреть, Джон Патрик, — она сняла с него очки и стала разматывать изоленту. — Кто-то должен.

Глава 3

Джейн точно знала, что когда-то нервничала сильнее, чем сейчас, но не могла вспомнить, когда и почему.

Она так волновалась, что уже открыла рот, чтобы позвать Молли — та шла к своему «мерседесу», припаркованному в запрещенном месте, собираясь уехать на еженедельный сеанс в салоне. Джейн осталась у большого окна «Тэйлорс Эскорте», пойманная, словно в капкан.