— Ты ведь не пьешь, Джейн?

— А? — Она тряхнула головой, чтобы прогнать эти мысли. — Нет… хотя, конечно, пью. Иногда за ужином я выпиваю бокал вина и… все. Но я пью. Я не чаехлеб.

— Чаехлеб? Блин, я тысячу лет не слышал этого слова.

— Моя бабушка так говорила. Чаехлеб. Не знаю, почему так назвали. Потому что чай безалкогольный? Или от «души не чаю»?

— Ну ты даешь. — Джон взял открытый чемодан и швырнул на пол. — Я бы не сказал, что ты упилась, но ты слегка под мухой. Чувствуешь, да?

Она выпрямилась:

— Не смеши меня. Я не под мухой. Я… я навеселе. Именно. Навеселе. А чего ты ждал? Запер меня в своем желтом капкане, залил дождем, упустил наш люкс, стоишь тут полуголый, развел у себя свинарник — а ведь нам спать в одной комнате. Нужно было выпить три зонтика.

— Еще не совсем свинарник. Вот пройдет дня два… — Сумка и чехол с костюмом присоединились к большому чемодану на полу. — Я не сказал, что у тебя был легкий день, Джейн. И у меня тоже. Но если ты хочешь хоть как-то помочь, не нужно надираться каждый раз, когда что-то не по-твоему.

— Значит, теперь я надралась? Чудесно. Просто… чертовски мило с твоей стороны, Джон Романовски. После всего, что я для тебя сделала.

Она прошлепала к комоду и открыла третий ящик, в котором лежали пижамы. Слава богу, Молли не купила ей ночную одежду — кузина спала голой, так что, скорее всего, это не пришло ей в голову. Джейн вытащила небесно-голубую пижаму с облачками и направилась в ванную.

— К моему возвращению надень пижаму, Джон, или я сегодня же уеду.

— Я не ношу… Хотя я купил шорты. Их и надену.

— Замечательно. Поройся в своем бардаке. Уверена, что ты их найдешь.

— Погоди… После всего, что сделала для меня? Что ты сделала?

Джейн сосредоточилась, чтобы ровной походкой дойти до ванной. Когда она шла в комнату, ее не шатало, но тут слегка закружилась голова. Немножко под мухой. Немножко… Черт, не хочется, чтобы он оказался прав.

— Что я сделала? — Она облокотилась на дверной косяк, чтобы ее не шатало. — Этот человек спросил, что я сделала. Хорошо, я расскажу ему, что сделала. Я заполучила для нас приглашение на маленькую дружескую вечеринку, которую сенотер… то есть сенатор… устраивает завтра вечером в своем люксе. В нашем люксе. В бывшем нашем люксе. Это факт.

И пока Джон стоял на месте, выпячивая грудь, черт его возьми, Джейн повернулась и исчезла в ванной. Опершись на край раковины, она глазела на себя несколько длинных секунд, стараясь сфокусировать взгляд.

Надо прийти в себя, решила она, смывая макияж. Потом простирнула колготки и нахально повесила их на душевую перекладину.

Прийти в себя? Как же это сделать?

В ее спальне находится опасный невоспитанный качок — или она в его. В любом случае ничего хорошего. Сегодня мужчина ее мечты проводил ее до лифта и целомудренно поцеловал в щеку. Ее ждало приключение, она хотела расследовать, в чем замешан сенатор Харрисон… Главное, чтобы не с Брэнд и Хаит, это будет мерзко.

И, в довершение всего, она оказалась тут обманным путем, исполняя миссию Молли. Если Джон узнает, ей конец.

Прийти в себя? Конечно… сразу после того, как она выйдет из себя.

Джейн застегнула пижаму на все пуговицы, в последний раз оглядела себя, вытянув руки в стороны, чтобы увериться, что ткань не просвечивает. Очень ничего. Ей нравились эти пижамы. Штанины и рукава чуть длинноваты, чтобы чувствовать себя маленькой и уютной. Хлопок тонкий, ведь ему много лет, но не совсем прозрачный. Если не стоять перед прожектором.

Она собрала одежду, сделала глубокий вдох, открыла дверь ванной… и вышла на свет прожекторов.

Этот человек включил все лампочки в комнате. Джейн пришлось зажмуриться и прикрыть глаза руками, хотя она на самом деле хотела быстро принять ту позу из «Сентябрьского утра»[13] — одна рука на груди, другая сильно ниже.

— Ты что, собираешься посадить тут «Боинг-747»? — спросила она, щурясь. — Не вижу взлетно-посадочной полосы.

— Стой спокойно, не двигайся. Я ищу контактную линзу, черт бы ее побрал, — ответил Джон, и она поняла, что не видит его, потому что он стоял на карачках между кроватями.

— Ты носишь линзы? — удивилась Джейн, стоя неподвижно. — Я не знала. А они… цветные?

Он поднял голову.

— Цветные? В смысле, подкрашенные? Нет.

Нет. Конечно, нет. Потому что его глаза остались по-прежнему сине-зелеными, или зелено-синими, или как их там, только сейчас они были слегка близорукими и более мягкими. А еще восхитительными, и сексуальными, и… Может, вернуться в ванную и произвести рокировку?

— Черт возьми, — Джон медленно полз, осторожно шаря по ковру. Затем снова поднял на нее глаза. — Ты не поможешь мне?

— Но ты же сказал., . Ну ладно, — она стала на четвереньки и принялась точно так же шарить. — Ты не носишь одноразовые?

— Если бы носил, то разве ползал бы сейчас по ковру?

— Точно, — Джейн продолжала поиски. — Может, тебе подумать об одноразовых? Есть такие, которые носишь несколько дней, а потом выбрасываешь. Думаю, есть даже такие, которые носишь только один день, а потом выбрасываешь. Они, наверное, стерильнее. И если ты часто роняешь свои, то лучше подумать о… нашла!

Она села на колени, аккуратно прилепив линзу к указательному пальцу, и увидела, что он тоже сел, и странно смотрит на нее.

— Ну-ка дай, — Джон потянулся, чтобы выхватить у нее линзу. Неблагодарный.

— Пожалуйста, Джон. Только не плюй на нее и не вставляй обратно, потому что…

— Елки-палки, может, хватит, а? — Джон поднялся на ноги. — Ты еще скажи, чтобы я почистил зубы перед сном.

Джейн закатила глаза:

— Не глупи. Ты же взрослый. Конечно, ты чистишь зубы перед сном.

— Нет, не чищу. Если не хочу. Потому что я взрослый.

— Это нелепо. Ты просто смешон! — Джейн разобрала постель и бережно свернула покрывало в ногах кровати. Перед отъездом мама сказала, что, скорее всего, в отелях простыни стирают каждый день, но с покрывалами дела обстоят иначе. Так что человек, живший в этой комнате до нее, наверняка пользовался тем же самым покрывалом.

Вмешался отец и сообщил, что по телевизору передавали, как много микробов водится на коврах, телефонах, даже лампах… и откуда появляется большинство этих микробов.

Вот почему в застегнутом переднем кармане чемодана обнаружилась банка «Лизола».

— Черт!

Джон, который засовывал контактную линзу в маленький пластиковый чехол, опять уронил ее на ковер.

— Твою ма… что такое?

— Родители, — Джейн рухнула спиной на кровать. — Я так и не позвонила родителям — сказать, что все нормально. — Она подняла голову и попыталась взглянуть на часы на столике между кроватями. — Сколько времени?

— Ты спрашиваешь у человека, который только что снял линзы? Немного за полночь, наверное. — Джон тоже поднял голову, потому что снова оказался на полу в поисках линзы. — Только не говори, что на самом деле звонишь родителям сообщить… погоди минутку. — Джон обнаружил линзу и быстро спрятал ее в чехол. — Вообще, сколько тебе лет? Меня тут не арестуют?

Джейн села на краю кровати.

— Мне двадцать семь лет, Джон, но это не значит, что родители не беспокоятся, когда меня нет дома. Сейчас они, скорее всего, собираются заявить в полицию. Я должна позвонить. Сейчас не поздно, как ты думаешь?

Он сел напротив нее на свою кровать, и она не могла не заметить, что их колени почти соприкасаются. А ей казалось, что места больше.

— До меня начинает доходить, — Джон покачал головой. — Ты заведуешь детским садом.

— И яслями. Ты об этом знаешь, — рассеянно ответила Джейн, сдвигаясь к концу кровати, чтобы убрать колени. Она оглянулась в поисках сумочки, чтобы взять мобильник.

— И яслями, как я мог забыть? Ты славная девушка. Симпатичная подружка невесты и прочее. Только одно может все это венчать, и я, кажется, догадался. Ты живешь с родителями, да?

— Это преступление? — Джейн собиралась звонить по мобильнику, но внезапно почувствовала, что он снова посмеется над ней.

— Если нет, то должно быть. Что ты делаешь здесь, Джейн? Я серьезно. Что ты здесь делаешь?

— Я? А что, почему не… то есть… нет, не могу. Молли смогла бы, а я — нет.

Она подняла плечи, опустила их и убрала мобильник в сумочку. Первым делом она позвонит родителям завтра и извинится. Да, может, она завтра будет дома.

— Джейн! Что с тобой?

— Ничего. Просто отключилась ненадолго. Наверное… — Джейн посмотрела на него с надеждой. — Мне нужно кое-что тебе рассказать. У тебя есть часок? За час я, может, успею все объяснить, потому что придется начать со второго класса, иначе ты не поймешь, что у нас с Молли. Хотя это займет всю ночь, а я совершенно не хочу все вспоминать.

Джон долго смотрел на нее, потом взял коробку с конфетами.

— С корицей или лакрицей? — спросил он, протягивая ей коробку.

— Я уже почистила зубы… ну ладно, — она покопалась в коробке, нашла последнюю лакричную конфету, проползла под простыни и откинулась на подушку.

— Ты меня возненавидишь, — она развернула конфету. — И вышвырнешь меня, и кончится мое приключение, а это совсем погано. Потому что я хотела тебе помочь, честно. Я уже решила, что ничего не расскажу Молли.

— Молли… Почему это имя постоянно всплывает? Это, должно быть, Молли-Эпплгейт, которая работает в Сенате?

Джейн пожевала конфету и сунула ее за щеку, чтобы она растаяла. Придется снова чистить зубы, но ничего. Лакрица того стоит.

— Молли не работает в Сенате, Джон. Она работала там когда-то, после университета, но потом сменила много мест, — Джейн вздохнула. — Настоящую прорву мест.

Джон, сидевший по-турецки на неразобранной постели, наклонился и спросил:

— Расскажи мне. Какое отношение Молли имеет к тому, что ты здесь?

Джейн свернула обертку от конфеты в аккуратный квадратик и теперь не знала, куда его деть.

— Она меня шантажировала, — она посмотрела на Джона, чтобы определить его реакцию.