Они добрались до кровати, и он усадил ее на стул.

– Сможешь тут посидеть, пока я сменю простыни?

Бэннер победно улыбнулась.

– Да. Мне уже не так плохо, как поначалу. – Джейк на мгновение задержал на ней взгляд, поправил отбившуюся прядь волос за ухом и отошел к шкафу, чтобы достать свежее белье. – Думаешь, я когда-нибудь смогу снова стоять прямо? – Она сгибалась почти под углом в сорок пять градусов.

Джейк снял простыни с постели и постелил чистые. Комната сразу наполнилась запахом летнего солнца, пропитавшим простыни, пока они несколько дней назад сохли на веревке.

– Конечно, сможешь, когда будешь уверена, что шов не разойдется. – Он усмехнулся и взбил подушку.

– Понимаю, это глупо.

– Нормально.

Бэннер вдруг прикрыла рот рукой, чтобы сдержать хихиканье.

– Что смешного? – спросил Джейк. Он подбородком прижал подушку к груди и натягивал на нее наволочку.

– Ты, наверное, смог бы работать медбратом в больнице. На полставки, разумеется, чтобы это не мешало твоей ковбойской работе.

Джейк нахмурился и уронил подушку на кровать.

– Такие шуточки сходят тебе с рук только потому, что ты еще больна. Как только выздоровеешь, берегись, – пригрозил он.

Он помог ей лечь в постель. Она прислонилась к подушкам и попросила расческу. Начала расчесываться, но через минуту-другую устало уронила руки.

– Никак не могу их распутать.

– Помочь?

Джейк стоял в ногах кровати и наблюдал, как Бэннер поднимает руки к голове и проводит расческой по волосам. Она так красива. А он ее чуть не потерял. Когда он вспоминал, как близка она была к смерти, у него внутри все сжималось.

– Тебе не трудно?

Трудно? Он изобретал предлоги, чтобы коснуться ее. Он подошел к кровати сбоку и посадил ее повыше. Его бедро едва уместилось на краю матраца, но он для устойчивости уперся сапогами в пол. Потом взял расческу у нее из рук.

– Скажи, если устанешь сидеть.

– Хм, не устану. – Бэннер вздохнула, когда Джейк провел расческой по ее волосам. – Мне так хорошо.

– Я не дергаю?

– Чуть-чуть, но мне не больно.

Чтобы расческа начала свободно проходить сквозь спутанные пряди, понадобилось несколько минут сосредоточенной работы. Только распутав колтуны, он смог расчесать буйные, роскошные волосы. Ему хотелось зарыться в них лицом, шептать в полуночную густоту ласковые слова, высказать все, что таится в сердце.

Шея Бэннер гнулась, будто без костей. Голова следовала за его рукой. Каждое прикосновение расчески было как любовная ласка. Руки, привыкшие скручивать колючую проволоку, клеймить коров и ловить арканом телят, были нежными, как руки матери, играющей с ребенком. Она чувствовала у себя на шее его дыхание. Он подхватывал расческой волосы, пропускал их сквозь зубья, и они рассыпались по плечам. Она прислонилась к его груди.

– Хочешь спать? – прошептал он.

– Нет. Просто сладко дремлю.

Но Джейк бодрствовал каждой клеточкой своего тела. Бедро Бэннер прижималось к его ноге. Гибкая спина прислонилась к его груди. Даже под просторной ночной рубашкой он различал изящные очертания ее фигуры. Ему хотелось обнять ее, положить руки ей на грудь. При каждом глубоком, томном вздохе ткань обольстительно трепетала. Ему до боли хотелось коснуться ее, увидеть, целовать.

Внизу живота затвердело.

Джейк положил расческу на туалетный столик. Обхватил руками плечи Бэннер и притянул ее к себе. Его лицо утонуло в великолепии ее волос. От наплыва чувств он закрыл глаза. Он ее хотел. Хотел оказаться внутри ее, любить ее.

Одна рука ласково обвилась вокруг ее тела. Она уронила голову ему на плечо и, приподняв лицо, глядела на него снизу. Их губы с нежностью, тихой, как шепот, встретились. Всего на мгновение.

Сделав над собой невероятное усилие, Джейк отстранился и встал с кровати.

– Твои волосы теперь прекрасно выглядят.

– Спасибо, – тихо проговорила Бэннер, не в силах скрыть разочарование. На мгновение к ней вернулась надежда, что он хочет снова заняться с ней любовью. В его прикосновениях, во всем его отношении к ней появилась нежность, которой раньше не было. Бэннер хотелось закрепить ее. Женской интуицией она понимала, что за грубыми манерами Джейка таится глубокая обида, пережитая в юности. Он способен на любовь, но боится ее. Отгородился от всего мира, не хочет ее показывать. Но в стене, которую он воздвиг вокруг себя, появились трещины. Бэннер решила испытывать каждую из них на прочность, пока не сможет проникнуть внутрь, за эти голубые непроницаемые глаза.

– Куда ты? – тихо спросила она, когда Джейк направился к двери.

Он оглянулся и с томлением посмотрел на нее. Она лежала на подушках, ее волосы рассыпались по простыне, как темные чернила. Глаза влажно блестели.

– Тебя я уже привел в порядок. – Он провел ладонью по щеке. – А сам еще не брился.

– Побрейся здесь, – внезапно предложила она.

– Что?

– Побрейся здесь, за моим туалетным столиком. – Она указала на тумбочку с зеркалом.

– Бэннер, – удивился Джейк. – Я не могу.

– Почему?

– Потому что… – Он попытался найти вескую причину. – Потому что в бритье нет ничего интересного, вот почему.

– Если в бритье нет ничего такого, почему ты не хочешь, чтобы я смотрела?

– Дело не в том, что я не хочу, чтобы ты смотрела. Просто…

– Что?

– Ох, черт. Ладно, если это тебя осчастливит.

Он вышел, а она легла, довольно улыбаясь. Он вернулся, неся кружку, помазок, бритву и полотенце.

– Надеюсь, ты понимаешь, что для твоего развлечения мне придется перенести массу неудобств, – проворчал он и, положив бритвенные принадлежности на столик, вышел в кухню за кувшином горячей воды.

– Не думай, что я тебе не благодарна! – крикнула Бэннер вслед.

Джейк что-то пробормотал, но она разобрала только слово «девка». С хмурым видом он принес горячую воду и налил в фарфоровый умывальный таз. Его внимание привлекли нарисованные на нем желтые розы.

– Никогда никому не говори, что я брился из чашки с цветочками.

– Буду держать рот на замке.

В глазах Бэннер мелькали озорные искры. Только этот признак выздоровления заставил Джейка примириться с ее глупыми выдумками. С каждым часом ей становилось лучше. Всегда пышущее здоровьем тело прогоняло болезнь, лихорадку, бред. Он считал своим долгом наблюдать, как она выздоравливает.

Бэннер смотрела, как Джейк расстегивает верхние пуговицы рубашки и подгибает воротник внутрь.

– А почему ты не снимешь рубашку?

Он опустил помазок в воду, потом в чашку с мылом и принялся взбивать густую пену.

– А почему ты суешь нос не в свое дело? – Он нанес мыльную пену на щеку и размазал по нижней части лица. – Я бреюсь уже не первый год, и учитель мне не нужен.

– Я подумала, что ты можешь ее закапать или мало ли что.

Едва Бэннер это произнесла, как на рубашку упал шматок пены. Джейк чертыхнулся, взял полотенце и вытер пятно. Бэннер хихикнула; Джейк хмуро посмотрел на нее в зеркало. Выражение лица, покрытого мыльной пеной, почему-то получилось не особо угрожающим.

Он взял бритву.

– Разве тебе не нужно сначала выправить ее? – спросила Бэннер.

Джейк и ухом не повел. Наклонив голову набок, провел бритвой от бакенбарды до подбородка. Ополоснул бритву в воде и прошелся еще раз. Потом сжал рот, чтобы выбрить под носом.

– Ты меня смущаешь. – Из-за поджатых губ слова получились неестественными, и Бэннер снова хихикнула.

– Ты очарователен.

– Ну конечно, – усмехнулся Джейк.

Начисто выбрив нижнюю часть лица, он снова взял помазок и намылил под подбородком и шею. Откинув голову назад, коснулся краем бритвы основания горла и повел ее вверх к адамову яблоку.

– Джейк!

– А?

– Ты мог бы сказать, что твой дятел длиннее, чем у других?

– Черт! – Над яремной веной выступила бусинка крови. Джейк резко обернулся. – Последнее дело спрашивать такие вещи у мужчины, когда он держит бритву у горла.

– Просто мне это в голову пришло.

– Может быть, не стоит говорить все, что приходит в голову? Как ты считаешь?

– Ну так что?

– Что? Не твое дело! – Он опять повернулся к зеркалу и взял полотенце, чтобы вытереть ручеек крови, струившийся по шее. – Что за вопросы для незамужней молодой леди? Да даже и для замужней. Где ты слышала это слово?

– А разве не так его называют?

– Иногда. Но где ты… Погоди, я попробую угадать. – Он поднял руки, словно защищаясь. – От твоего и моего братьев.

– Однажды я подошла к ним сзади, когда они облегчались в лесу. Мне показалось, они сравнивают свои…

– Не повторяй этого слова.

– До тех пор я думала, что они все одинаковые. Наверное, они как груди у женщин. У некоторых от природы больше, чем у других.

– О господи! – На лице Джейка появилось страдальческое выражение.

– Что с тобой? Мне кажется, нам нечего друг друга стесняться.

– По-видимому, так. – Он закончил бриться и стал ополаскивать лицо водой.

– Наше положение едва ли соответствует правилам приличия. Иначе ты бы хорошенько подумал, прежде чем спать со мной обнаженным.

Не обращая внимания на потоки воды, капающей на пол, Джейк поднял голову и ошарашенно уставился на Бэннер.

– Ты всегда так спишь?

– Откуда ты знаешь?

– Я тебя видела.

– Когда?

– В ночь после операции.

– У тебя рассудок мутился от лихорадки и боли.

– Не настолько. Ты не думал, что я запомню, как обнаженный мужчина залез ко мне в постель?

Джейк снова повернулся к туалетному столику и вытер лицо полотенцем. Потом отшвырнул его, вытащил воротничок и начал застегивать рубашку.

– Я не собираюсь больше об этом разговаривать.

– До этого я никогда не видела полностью обнаженного мужчину. Ты думал, мне не любопытно?

– Еще бы. Догадываюсь. Но я бы предпочел, чтобы ты мне этого не говорила.

– Почему? Ты мой первый обнаженный мужчина.

– Ты замолчишь когда-нибудь?

– А чего ты злишься? Ты ведь тоже видел меня обнаженной.