– Еще бы, родить на голой земле. – Она с притворным смущением коснулась затянутой в перчатку рукой груди. – Ох, извините. Наверное, не стоило ничего говорить. Ведь вы знали о первом ребенке вашей матери, разве не так?

– О ребенке? – прошептала Бэннер, и кровь отхлынула у нее от лица.

17

– О ребенке? – повторила Бэннер. Здесь какая-то ошибка. Она у матери единственный ребенок. Разве не так?

Пока она стояла, пытаясь побороть головокружение, предательская мысль все дальше закрадывалась в мозг. Присцилле Уоткинс наконец удалось поразить ее.

Ребенок! Неужели это та самая тайна, что Лидия и Росс хранили от нее и Ли? Не здесь ли таится ключ к прошлому, который Бэннер давно ищет? Внезапно ей расхотелось узнавать эту тайну. Пусть секреты прошлого остаются неразгаданными. Если новость исходит от этой Уоткинс, она не может быть приятной, и лучше ее не знать.

Но Бэннер глядела на Присциллу, как кролик, загипнотизированный удавом. Глаза блуждали по накрашенным губам, словно пытаясь убедиться, что она ослышалась.

– Никто не знает, кто такая Лидия и откуда она появилась, а тем более – чей у нее ребенок.

– Вы лжете. Никакого ребенка не было! – воскликнула Бэннер. – У моей мамы никогда не было другого ребенка.

– Был, милая, был. Он умер в лесу где-то в Теннесси. Ма и Вик Лэнгстон схоронили его. К полудню по обозу расползся слух, что мальчишки Лэнгстонов нашли в лесу девушку и мертвого ребенка.

– Я вам не верю.

Присцилла гортанно рассмеялась.

– Поверите. Вы умная девушка. Разве вы никогда не чувствовали, что в ваших родителях скрыто больше, чем лежит на поверхности?

– Нет!

– Разве мать вам не рассказывала, что ее взяли в фургон Росса Коулмэна, чтобы вскормить малютку Ли?

Бэннер упрямо сжала губы и покачала головой:

– Неправда.

– Спросите ее, – прошептала Присцилла, словно змей-искуситель, угощающий Еву яблоком.

– Ма Лэнгстон взяла ее, чтобы она помогала ухаживать за Ли.

– Лидия его вскормила. Моя мать была в фургоне Коулмэнов, когда Ма привела ее. Мать говорила, что молоко лилось у нее из грудей.

– Нет.

– А раз у нее было молоко, значит, она родила. Кроме того, я сама много раз видела, как Лидия кормила Ли.

– Вы лжете!

– А может, лжет ваша мать? Спросите ее. Послушайте, что она расскажет о другом ребенке. Интересно, кто его отец. И расспросите вашего отца о его прошлом. Я никогда не верила…

– Присцилла! – рявкнул Джейк с порога гостиницы. Он вошел в вестибюль со стороны Третьей улицы и сразу поднялся в номер. Не найдя там Бэннер, он помчался к выходу на Трокмортон-стрит и увидел, что Бэннер увлечена разговором с Присциллой Уоткинс.

Это само по себе настораживало. Но щеки Бэннер побелели, как и губы, словно обведенные мелом. Сердце Джейка сжалось от ужаса.

Чертова шлюха! Будь проклят день, когда он ее встретил. Если она причинила боль Бэннер, сказала то, чего ей не нужно знать, он ее убьет.

– Какого черта тебе тут надо? – крикнул он и, торопливо приблизившись, втиснулся между женщинами, прикрывая Бэннер.

– Мы очень мило беседуем с мисс Коулмэн. Я как раз расспрашивала ее о здоровье родителей.

Глаза Джейка угрожающе сузились. Он ни капли не верил медоточивым объяснениям Присциллы. Прежде всего ей было плевать на чье-нибудь здоровье, кроме своего собственного. Она встретила Бэннер на улице явно не случайно. Наверное, кого-то наняла, чтобы ей ее указали. Обычно Присцилла никогда не появляется в деловом квартале Форт-Уэрта суматошным субботним утром. Встреча наверняка тщательно рассчитана и не сулит ничего хорошего.

– Бэннер, иди в гостиницу.

Джейк не спускал с Присциллы беспощадных голубых глаз. Он обратился к Бэннер тихо, но настойчиво. Та еле слышала, потеряв дар речи после откровений Присциллы. Джейк подождал несколько секунд, но Бэннер не шелохнулась.

– Иди в гостиницу, – повторил он.

Бэннер обогнула его, как лунатик, и вошла в вестибюль. Когда она была далеко и не могла их слышать, Джейк впился глазами в Присциллу:

– Что ты ей сказала?

– Ну, Джейк, ничего особенного. Я…

– Что ты ей сказала? – заорал Джейк.

– Почему бы тебе не спросить у нее? – Присцилла надменно выпрямилась.

– Еще спрошу. И твое счастье, если окажется, что ты ее ничем не обидела.

Присцилла презрительно усмехнулась:

– Бедняжка Джейк. Сначала мать. Теперь дочь. Везет тебе на безнадежную любовь, правда? Когда тебе надоест проигрывать, можешь вернуться ко мне. – Она коснулась его груди. – У меня есть то, чего тебе по-настоящему хочется.

Джейк откинул голову и рассмеялся:

– Ну уж нет! Совсем наоборот. Это у меня есть то, чего тебе по-настоящему хочется.

Лицо Присциллы стало уродливым от ненависти. Она отдернула руку, будто Джейк ее ударил. Повернулась на каблуках и, с треском раскрыв зонтик, удалилась, сердито шелестя юбками.

Мужчины из-за нее дрались, напивались вдребезги, кое-кто даже кончал с собой. Но никто над ней не смеялся. А этот негодяй изволит шутить!

Да, Присцилла ненавидела Джейка. Она убедилась, как он бережет девчонку. Дурень вообразил, будто влюблен в нее, как много лет назад был влюблен в ее мать. Присцилла не поменялась бы местами ни с Лидией, ни с Бэннер, но ее уязвляло, что Джейк предпочел ей их обеих. Он хоть раз пришел ей на помощь? С того дня, как убили его брата, она для него значит не больше, чем половая тряпка. И разве все мужчины не так к ней относятся?

Они ею пользовались. Да, конечно, им нравилось вымещать на ней свое раздражение, исполнять с ней свои самые дикие желания, но разве она получала от них что-то большее, нежели крохи их жизни, отрываемые от семей и дел? Смотрел ли на нее хоть один мужчина с той ласковой бережностью, с какой Джейк смотрит на девчонку Коулмэнов?

Она их всех презирает.

Как только Присцилла пришла к такому выводу, судьба предоставила ей возможность отомстить. По улице шел Даб Эбернези в сопровождении своей пышногрудой жены и похожей на лошадь дочери. Приветствуя встречных, он приподнимал шляпу. Вот он представил неуклюжую дочку одному из джентльменов, та в ответ лишь глупо улыбнулась. Миссис Эбернези выглядела сытой и довольной. А почему бы и нет? Ведь она супруга одного из отцов города. Присцилла спросила себя, была бы миссис Эбернези такой же самодовольной, если бы знала, на какой разврат способен в постели ее муж.

Не колеблясь ни секунды, Присцилла элегантно приподняла юбку и спустилась с тротуара на мостовую. Привлекая всеобщее внимание, медленно пересекла улицу, не сводя глаз с семейства Эбернези. Даб помог сначала жене, потом неуклюжей дочке сесть в блестящий черный экипаж, запряженный великолепным серым конем. Затем собрался сесть сам, но тут его настигла Присцилла.

Увидев исполненный ужаса взгляд миссис Эбернези, она получила глубочайшее удовлетворение. Дряблая челюсть пожилой дамы отвисла. Бледное лицо дочки недоверчиво скривилось. Они знали, кто она такая, и это приводило Присциллу в восторг.

– Доброе утро, Даб. – Она говорила хрипловатым задушевным голосом, но достаточно громко, чтобы окружающие услышали, что она называет банкира по имени.

Даб застыл на месте, приподняв одну ногу. Потом медленно повернул голову и пронзил взглядом Присциллу. Если бы у него вместо глаз были шпаги, она бы погибла на месте. Не произнеся ни слова, он залез в коляску и со свистом хлестнул коня.

Присцилла огляделась по сторонам и хитро улыбнулась. Публики вокруг хватало. Отлично. Даба Эбернези давно пора поставить на место. Она бы с удовольствием послушала объяснение, которое он предъявит жене по возвращении в особняк.

Немного успокоившись после ссоры с Джейком, она шагнула на тротуар и направилась домой, в Квартал красных фонарей.

Когда Джейк вошел, Бэннер неподвижно сидела в кресле у окна.

– Бэннер!

Он пересек комнату и опустился на колени возле нее. Ее руки вяло лежали на коленях. Он накрыл их ладонью.

– Что случилось? Что она тебе сказала?

Бэннер перевела невидящий взгляд с окна на лицо Джейка. Но разглядела его лишь через несколько секунд. Потом покачала головой и робко улыбнулась:

– Ничего, ничего, не волнуйся.

Но Джейк ей не поверил. Он видел ужасающую бледность на ее лице.

– Расскажи мне, что она говорила. И да поможет мне Бог, если она чем-то расстроила тебя. Я…

– Нет, – быстро ответила Бэннер. Она не хотела никому рассказывать, о чем говорила ей Присцилла, пока сама этого не обдумает и не придет к собственному мнению. Конечно же, Джейк знал о том ребенке. Он нашел мать в лесу с мертвым младенцем. Не в этом ли заключалась тайна?

Была ли ее мать раньше замужем? Если была, почему не рассказывала об этом Бэннер? Или она родила, не будучи замужем? Нет! Немыслимо. Но как еще объяснить?

Бэннер не могла скрыть, что ей больно. Очень больно. Тайна сама по себе была мучительной – даже если бы она ее узнала от кого-нибудь другого. Но услышать такое от уродливой, злобной бабы, шлюхи Джейка, постель которой он часто навещал, было не только больно, но и оскорбительно.

– Со мной все хорошо, Джейк, правда. Я просто удивилась, что она пристает ко мне на улице.

– Пристает?

– Пожалуй, я употребила слишком сильное слово. – Бэннер беспокойно встала. Стычка закончилась, и ей захотелось поскорее ее забыть. У нее не было желания обсуждать ее по прихоти Джейка. Теперь Бэннер поняла, почему Джейк так свято хранит тайну ее матери. Он не хотел, чтобы кто-нибудь думал о Лидии плохо. Он ее обожал. И это тоже больно.

– Присцилла спросила о маме и папе. Упомянула Ли. Мне кажется, она хотела меня унизить, сказав, что он был в ее публичном доме. А я ответила, что сама знаю. Вот и все. Потом пришел ты. – Солгав, Бэннер покраснела, ей стало жарко, она сняла жакет и положила на кровать. В конце концов, она больше не собирается ехать на трамвае. Никакой радости ей эта поездка не принесет.

Джейк не был уверен, что Бэннер полностью передала ему разговор с Присциллой, но понимал, что больше из нее ничего вытянуть не удастся. Если Присцилла и сказала ей что-нибудь о Грейди, Бэннер намеревалась оставить это при себе.