– Ты волнуешься из-за Грейди?

– Нет, – нехотя признал Росс. – Он, кажется, надежный парень. Не размазня. И Бэннер, похоже, любит. Бог мой, пусть обращается с ней хорошо, а то придется ему иметь дело со мной.

Бэннер опять словно увидела, как пальцы матери успокаивающе ерошат волосы отца.

– Если что, Бэннер ему задаст. Она своевольная молодая особа. Ты что, не замечал?

– Интересно, в кого бы это? – нежно спросил Росс.

Тишина. Бэннер знала, они обнимаются. Многие ее подруги были бы поражены: ведь они никогда не видели, чтобы родители даже прикасались друг к другу.

Бэннер услышала шорох в гостиной. Значит, кончили целоваться и усаживаются поудобнее.

Первым заговорил Росс:

– Я хотел, чтобы дети наши имели больше, гораздо больше, чем мы, когда были ребятишками.

– Я ничего не помню, только день, когда встретила тебя.

– Помнишь, – мягко возразил Росс. – И я тоже. Я не особо беспокоюсь о Ли. Ли может сам о себе позаботиться. Но Бэннер… – Он вздохнул. – Я убью любого, кто посмеет обидеть ее. Хорошо еще, что опасения мои не оправдались.

– Какие опасения?

– Я боялся, что в один прекрасный день на ранчо прискачет какой-нибудь оболтус-ковбой и похитит ее.

– Ковбои ее не интересуют. Она ведь выросла с ними.

– Да, но ей исполнилось восемнадцать лет. А началось это с шестнадцати. У нее появился такой взгляд…

– Какой?

– Как у тебя, когда я расстегиваю рубашку.

– Росс Коулмэн, ты самонадеян…

Лидия вдруг замолчала, и Бэннер не сомневалась – виной тому губы ее отца.

– Нет у меня никакого такого взгляда, – слабо запротестовала Лидия.

– Есть, есть. – Росс понизил голос. – Как раз сейчас ты так смотришь. Иди сюда, женщина, – прошептал он.

И вновь тишина.

Улыбаясь, Бэннер потушила свет в холле и пошла наверх. У себя в комнате она подошла к зеркалу, прижалась носом к стеклу.

«Такой взгляд?» Вот почему Грейди осмелился тронуть ее, совершить запретное, о чем она, бывало, шепталась с подружками. Она плохая, потому что ей хотелось, чтобы ее трогали? Грейди плохой, потому что хотел трогать ее?

Ей было нелегко оттолкнуть его. Каково же бедняжке Грейди – ведь он мужчина, ему труднее совладать с собой.

Бэннер легла и постаралась уснуть, но она была слишком возбуждена, тело ее томилось желанием изведать неведомое.

Но теперь ждать осталось недолго, думала Бэннер. Подружки невесты собирались в центральном проходе. Все было отрепетировано накануне.

– Следующая наша очередь, принцесса, – сказал Росс. – Готова?

– Да, папа.

Она готова. Готова быть любимой. Готова утолить наконец свою жажду. Готова принадлежать мужчине, принимать его в себя по ночам. Она устала чувствовать себя виноватой за украденные поцелуи, устала сдерживать свою страсть, не давать ей перейти границы благопристойности. Тлевший в ее теле огонь готов вспыхнуть ярким пламенем.

Росс вывел дочь из-за ширмы. Музыка на минуту смолкла, потом грянула с новой силой. Они медленно шли по проходу. Все встали, повернулись к Бэннер. Море знакомых с детства, дружелюбных лиц. Банкиры, купцы, лавочники, юристы, соседи-скотоводы, фермеры, их семьи, принаряженные в честь ее свадьбы. С необычной для невесты смелостью Бэннер улыбалась им в ответ.

Лэнгстоны сидели вместе, во втором ряду, позади Лидии. Ма, удерживавшая слезы, затем Анабет, ее муж Гектор Драммонд и их дети, за ними Мэринелл. Мика стоял между Мэринелл и сводным братом Бэннер – Ли. Ее мучители. Бэннер мельком взглянула на мальчишек. Она спорить готова – даже сейчас они еле удерживаются от взрыва неподобающего хохота. Только уничтожающие взгляды Ма и Росса мешали их веселью.

Когда Мика с матерью переехали в Излучину, ребята быстро подружились, стали неразлейвода. Сперва Бэннер ужасно ревновала: Мика ограбил ее, лишил товарища, принадлежавшего раньше только ей. Он до сих пор вспоминал, как она подложила колючку под его седло. Лошадь понесла и сбросила Мику. Обошлось, слава богу, без серьезных увечий, хотя эгоистичная шестилетняя Бэннер искренне молилась о его смерти.

Она вечно бегала за мальчишками и клянчила позволения участвовать во всех затеваемых ими проказах. Часто они соглашались: а вдруг поймают, тогда пригодится козел отпущения.

Несмотря на ссоры, Бэннер пылко любила обоих сорванцов. Сегодня, стоя рядышком, они смотрятся чудесно. Ли, с его темными волосами и сверкающими карими глазами, унаследованными от матери, Виктории Джентри Коулмэн. И Мика, белокурый, как все Лэнгстоны.

Бэннер перевела глаза на человека, сидевшего в конце скамьи, и послала ему самую чарующую из своих улыбок.

Джейк.

Джейк. Она всегда обожала его, сколько себя помнила. Она могла живо восстановить в памяти любой из его редких приездов. Подняв ее высоко над головой, он смотрел на нее и улыбался, а она брыкалась, молила о пощаде и надеялась, что он никогда не отпустит ее.

Джейк был самым высоким, самым сильным, самым веселым и бесшабашным. Ни у кого не было таких красивых светлых волос. Никто не мог так высоко раскачивать качели. Никто лучше не рассказывал истории о привидениях.

Он был ее героем, ее рыцарем в сверкающих доспехах. И дни, когда он появлялся в Излучине, были счастливейшими днями в жизни Бэннер. Да и все обитатели ранчо бывали счастливы в те дни: Ма, Лидия, Росс, Ли и Мика, а раньше, до его смерти, и старый Мозес, все с нетерпением ожидали редких наездов Джейка. Слишком редких, увы, и всегда недолгих.

Когда Бэннер подросла и поняла, как редко Джейк навещает их, мысль о его скором отъезде стала омрачать радость свиданий с ним. Она не могла отдаваться счастью, потому что сознавала – он вот-вот ускачет и целая вечность пройдет, прежде чем она снова увидит его.

Поэтому такая суматоха поднялась сегодня утром. Ли и Мика явились домой завтракать, и Ли возвестил:

– Посмотрите-ка, кого мы нашли! Спал в конюшне.

Он втолкнул Джейка в комнату. Гостя немедленно окружили, поднялся смех, гомон, все разом защебетали.

– Джейк!

– Сынок!

– Ну, будь я проклят!

– Росс, не распускай язык – дети.

– На кой тебе понадобилось ночевать на конюшне?

– Моя лошадь вчера споткнулась о камень, вечером, когда мы ехали со станции.

– Мы тоже приехали на поезде, дядя Джейк.

– Ну, она повредила копыто, но со мной все в порядке. Ей-богу, в порядке.

– Когда ты приехал?

– Откуда?

– Из Форт-Уэрта?

– Да, из Форт-Уэрта. Я поздно приехал, не хотелось никого беспокоить.

– Разве это беспокойство?!

Ма крепко обняла сына, зажмурилась. Глаза ее увлажнились. Она была весьма полной, и рядом с ней худоба Джейка особенно бросалась в глаза. Ма тут же разразилась целой речью по этому поводу.

– Сядь. Я подам тебе лепешки и подливку. Этот скотовод в Виргинии не кормит своих работников как следует. Женская подвязка и то толще. Ты вымыл руки? Мэринелл, оторвись от книги, налей старшему брату кофе. Анабет, успокой малышню, от них шума что от камней в пустом ведре.

Юные Драммонды тянули Джейка за ноги – кто сильней дернет, как будто он был магической куриной косточкой и победивший мог загадать желание. Кто-то завладел его шляпой и пытался примерить ее. Самый маленький, еще не умевший ходить, ползал между ног Джейка и колотил ложкой по носку его ботинка. Анабет обошла детей, поцеловала брата в щеку и шепнула: «Ма ужасно беспокоилась о тебе». Выполнив таким образом свой сестринский долг, она оттащила детей от Джейка, велела старшим следить за малышом и прогнала их на улицу.

Джейк раскрыл объятия Лидии.

– Я так рада, что ты приехал. Мы боялись, ты не сможешь.

– Я не смог бы пропустить такое событие, – ответил Джейк. Глаза его перебегали с одного любимого лица на другое. – Привет, Росс. – Не отпуская Лидию, он потряс руку друга. – Как дела?

– Прекрасно. А твои, Бубба?

Время от времени еще всплывало это старое прозвище.

– Так себе.

– Как работа?

– Бросил.

– Бросил? – Ма с тарелкой горячих лепешек повернулась от плиты к сыну.

Джейк пожал плечами. Ему явно не хотелось портить праздничное настроение разговорами о своей неустроенности.

– Я приехал на свадьбу. Где же, в конце концов, невеста?

Специально не глядя на Бэннер, он осмотрел всех собравшихся. До сих пор Бэннер держалась в тени. Она хотела, чтоб никто не мешал им.

– Джейк Лэнгстон, я невеста.

Она кинулась в его объятия. Джейк приподнял ее за талию, закружил. Они описали полных два круга, и только тогда он отпустил ее, оттолкнул и сказал:

– Ну уж нет, ты не невеста. У Бэннер Коулмэн косички, ободранные коленки и дырявые панталончики. Дай-ка мне посмотреть на твои коленки, может, я и поверю тебе.

Джейк наклонился, попытался приподнять Бэннер юбку. Она завизжала и схватила его за руку.

– Не видать тебе больше ни панталон моих, ни коленок, неважно, ободранные они или нет. Я уже взрослая, ты что, ослеп?

Она приняла самую что ни на есть надменную позу, чтобы всем стало ясно, какая она взрослая: уперлась одной рукой в бок, а другую заложила за голову и выпрямилась.

Ли захохотал. Мика глумливо присвистнул и захлопал в ладоши. Джейк окинул дочь Коулмэна, которую знал с колыбели, оценивающим взглядом.

– В самом деле, – серьезно заметил он, – совсем большая. – Затем положил руки ей на плечи, наклонился и уважительно поцеловал в щеку. А потом, к ужасу Бэннер, звучно хлопнул ладонью по заду. – Но соплива еще шутки со мной шутить. Принеси-ка стул. Я поем, пока лепешки не остыли.

Все расхохотались, а Бэннер была так рада Джейку, что даже не обиделась. Теперь ее сердце забилось сильней – она почувствовала на себе его взгляд. Она так гордилась им, гордилась, что этот высокий светловолосый человек с яркими синими глазами принадлежит к ее семье. Да, можно сказать, что принадлежит.

Джейк переоделся, на нем была белая рубашка, черный кожаный жилет и узкий черный галстук вместо обычного пестрого шейного платка. Но на поясе по-прежнему висела кобура. С некоторыми привычками трудно расставаться, подумала Бэннер. Поведение ее любимца, должно быть, отнюдь не безупречно. Наверняка за ним водится кое-что, о чем представителям закона лучше не ведать. Она была уверена, что он пьет, играет в азартные игры и якшается с такими женщинами, о существовании которых ей знать не полагается. Но это не могло помешать Бэннер любить его. Атмосфера опасности, риска, бесшабашности, окружавшая Джейка, делала его только более привлекательным. Вряд ли кто из присутствовавших на свадебном приеме девушек потребовал бы у него официальных рекомендаций.