– Сейчас объясню, какое дело. – Джейк наконец расстегнул рубашку. С трудом выпутался из нее и швырнул на землю. – Ты разве не слышала, как я тебя звал?

– Нет. Я мыла голову.

Джейк вошел в воду. Бэннер инстинктивно начала пятиться.

– Пока ты тут мыла голову и прохлаждалась на бережке, – он почти выплюнул эти слова, – я как ненормальный прочесывал окрестности в поисках твоего тела.

– Моего тела?

– Я думал, что тебя застрелили! После того как мы въехали в лагерь, тебя никто не видел.

– И ты подумал, что меня застрелили? Да этот фермер не попал бы и в стену конюшни.

– А вдруг бы ему повезло? Ты же просто подставляла себя под пули. Что на тебя нашло, почему ты выкинула такую глупость? Тебя могли убить.

– Вижу, ты разочарован, что этого не случилось. И держись от меня подальше, Джейк Лэнгстон! – Бэннер выставила руку вперед. – Что ты задумал?

Джейк шел по ручью, вода заливала его брюки. Но шаги были ровными и твердыми, как будто он ступал посуху. Он поставил себе цель и не намеревался от нее отступать. Об этом говорил бестрепетный огонек в его глазах.

– Собираюсь задать тебе заслуженную трепку. И, думаю, Росс меня не упрекнет.

– Ох, нет, не надо. – Бэннер кинулась к противоположному берегу, но, поскользнувшись на мокрой глине, забарахталась в воде. Наконец она добралась до твердой земли и почти выкарабкалась на покрытый травой берег, как вдруг железная рука ухватила ее за лодыжку.

Она взвизгнула. Но Джейк не отставал, не выпускал ее, хоть она и вырывалась изо всех сил. Когда она упала лицом вниз в высокую траву, задыхаясь от борьбы, он подполз к ней, навалился сверху, схватил за плечи и перевернул.

Их учащенное дыхание сливалось. Он яростно смотрел в ее лицо. Она дерзко встретила его гневный взгляд.

– Бэннер, я велел тебе оставаться в лагере для твоей же пользы. Тебя могли убить.

В глазах Джейка читалась не только ярость, но и страх. Он цепко держал ее за плечи, прижимая к земле, но Бэннер все равно ощущала, как дрожат его руки. Она вдруг осознала истину, и ее губы приоткрылись.

Она медленно подняла руки. Запустила пальцы в светлые волосы, окружавшие худое суровое лицо, и прошептала:

– А ты обо мне тревожился, Джейк. Ты обо мне беспокоился.

Он мигнул. В следующее мгновение он опустился на нее и прижался к ней губами. Из его горла вылетали низкие, гортанные, животные стоны. Он стал един со всеми самцами мироздания, движимый, как и они, потребностью заявить свои права на самку, защитить ее, покрыть собой, спариться.

Бэннер, захватив полные горсти волос Джейка, крепко держала его голову. Его язык скользнул к ней в рот, в самые сладкие глубины. Он взял ее губы в свои, выпустил, снова взял. Его пальцы нежно сжимали ее плечи.

Она беспокойно зашевелилась под ним. Когда ее бедра раздвинулись, он втиснулся между ними. Она была такая мягкая, а он такой твердый. Женщина и мужчина. Идеально подходящие друг другу. Жадно стремящиеся друг к другу.

Он приподнял ее голову и отвел мокрые волосы со щек.

– Господи, конечно, я тревожился. Волновался. Не хотел, но волновался.

Он слизывал воду с ее лица, ушей, шеи. Потом приподнялся и посмотрел на нее. Сорочка свернулась вокруг ее бедер, оставляя открытыми икры и колени. Тонкая ткань прилипла к телу, обрисовывая фигуру.

Ее груди уже не были тайной. Высокие, округлые, прекрасные. Темные кружки морщились вокруг сосков, набухших от страсти. Рука Джейка потянула за ленту, стягивающую верх сорочки. Еще пять перламутровых пуговиц, и его горящий взгляд приник к ее обнаженному мокрому телу.

Он коснулся ее. Ее веки затрепетали, глаза закрылись.

– Джейк, – выдохнула она сквозь влажные от поцелуев губы.

Его теплые руки чудно контрастировали с ее прохладным от воды телом. Когда теплота через мгновение исчезла, Бэннер открыла глаза. Джейк отстранился, чтобы вглядеться в нее, потом накрыл руками ее груди. Заглянул ей в глаза и на целую вечность утонул в обжигающем взгляде.

Затем подушечками средних пальцев он начал нежно поглаживать чувствительные соски.

Бэннер всхлипнула, и Джейк снова посмотрел на нее. Еще на одно долгое мгновение они застыли, глядя друг другу в глаза. Бэннер подумала, что ее сердце вот-вот выскочит из груди и сольется с его сердцем, так созвучно они бились. Джейк улыбнулся ей. Она никогда не видела в его лице такой нежности. Ласковая, почти извиняющаяся улыбка согнала с него холодный цинизм, давно ставший частью его натуры.

Джейк снова начал ласкать ее. Одна ладонь охватила ее грудь, повторив мягкие очертания. Он слегка сжал ее и притянул к губам. Стал мелкими поцелуями покрывать сосок, пока тот не набух, раздвинув ему губы.

Если бы Бэннер смогла перевести дыхание, она бы застонала. Она и не представляла, что бывают такие сладостные ласки. Прикосновения руками – да. Но губами! И тем не менее это было наяву. Она чувствовала обволакивающее тепло губ Джейка. Их влажная шелковистость затягивала ее, его язык теребил ее сосок. Вот он легонько его подтолкнул, потом накрыл томно.

– У тебя такие сладкие груди… такие сладкие… такие…

Губы двинулись вниз, целуя и лаская. Бэннер испугалась, что лишится рассудка. Джейк приподнял ее бедра, прижал к своим, как колыбель для своей отвердевшей плоти, затянутой в мокрые джинсы. Бэннер раскрылась, влажная и теплая, ее тело горело, жаждая, чтобы он наполнил ее. Ей отчаянно захотелось ощутить Джейка, она пробежала руками по его груди.

– Да, – простонал он. – Ласкай меня, Бэннер.

Она погладила пальцами золотистые волосы на его груди, чувствуя крепость округлых мышц. Провела рукой по гладкой полоске волос, спускающихся вниз, и погрузила палец в пупок.

Низко, хрипло вздохнув, Джейк снова приподнялся и слился с ней в поцелуе. Ее губы сомкнулись вокруг его настойчивого языка, и он застонал от страсти. Перевернулся на бок и стал лихорадочно расстегивать брюки.

Но едва первая пуговица выскользнула из петли, как он застыл, вспомнив собственные слова: «До Форт-Уэрта держите штаны на замке».

Он оторвался от губ Бэннер и уставился в темноту, тяжело дыша. «А там можете перетрахать всех шлюх Квартала красных фонарей, мне дела нет». Взглянул вниз, на озадаченное лицо Бэннер. «Но держитесь подальше от хорошеньких девчонок».

Смысл этих слов настиг его. Он совершил все прегрешения, от которых предостерегал Ли и Мику.

Джейк сел. Подтянув колени к груди, обхватил их руками и опустил голову.

Бэннер лежала неподвижно. Ее глаза недоуменно округлились. Тело трепетало от желания. Она ничего не понимала. Хотела коснуться его обнаженного тела, гладкого и темного в неверном свете луны, но не посмела. Попыталась вздохнуть – воздух толчком вырвался из легких.

– Джейк, что-то не так? Что я сделала? – Он застонал, но в ответ только покачал головой. – Ты на меня все еще сердишься?

– Нет.

– Тогда почему ты меня не целуешь?

– Не могу.

– Почему?

– Потому что, когда целую, не могу остановиться.

Тишина стала такой густой и гнетущей, что ее можно было пощупать руками.

– Ты имеешь в виду, что снова хочешь любить меня?

На щеках Джейка вздулись желваки.

– Да…

– Тогда почему…

– Ты знаешь почему. Этого не должно быть. Твои родители верят мне. Я для тебя слишком стар. Я слишком… – Тяжелый тоскливый вздох. – Я не очень-то для тебя хорош.

Бэннер прижала кулак к губам, чтобы сдержать рыдание, но слезы сами собой хлынули из глаз.

– Ты просто не хочешь меня.

У Джейка закружилась голова, он впился в нее глазами.

– Я тебя хочу. Ты чувствовала меня рядом с собой. Ты знаешь, что я хочу тебя. Хочу быть глубоко в тебе… о господи. – Джейк закрыл лицо руками.

– Тогда почему? – тихо заплакала Бэннер.

Джейк провел руками по лицу и встал. Сгреб руками волосы, безжалостно пропахав пальцами густую копну.

– Потому. Причины тебе известны. Этого не должно быть. На том и покончим.

Он нырнул в мелкий ручей и переплыл на другую сторону. Когда он выбрался на берег, она все еще лежала в высокой траве и горько плакала.

15

Даже виски казалось кислым. Куда делось теплое мерцание, которое он жаждал ощутить в глубине живота? Почему не шумит в голове – это так приятно в конце путешествия?

Только что опрокинутый стакан виски не принес Джейку ни одной из этих радостей. Он даже не опьянел, хотя ничто не мешало ему надраться в стельку. Но спиртное подействовало на него не больше, чем на дубину стоеросовую. Если бы он не понимал, в чем тут дело, он бы подумал, что Присцилла разбавляет выпивку. Но каждому ковбою известно, что в «Райских кущах» можно отведать самое лучшее, крепчайшее виски и самое холодное пиво.

Народу прибавлялось. Мужчины входили во дворец увеселений поодиночке, парами и шумными компаниями и разбредались по игорным залам и гостиным. Сквозь пелену дыма еле пробивался свет газовых канделябров. Пианист наигрывал веселые мелодии. К той минуте, когда настала пора выйти к собравшимся и предложить себя, девочки стали более дружелюбными, а их одежда – более откровенной. Они улыбались и развлекали, были изящными и соблазнительными – именно такими, как учила мадам.

Джейк не мог не признать, что девочки и впрямь привлекательные. Некоторые – чудо какие хорошенькие и милые. Другие – утонченные, словно знают все на свете, что стоит знать, а чего не знают, то не имеет значения. Здесь нашлась бы шлюха на любой вкус.

Он глотнул еще виски. Все, чего он добился, это что оно обожгло горло. Он подумал, не сыграть ли в покер, но так и не собрался. Просто сидел, облокотившись о стойку бара, пил и надеялся, что виски наконец возымеет эффект и прогонит мысли о том, где ему на самом деле хочется быть и с кем.

Перед ним проплыла Пастилка Долтон.

– О, привет, Джейк.

– Привет, Пастилка.

Она выглядела еще более жалко, чем тогда, когда он был здесь в прошлый раз, вечером, накануне свадьбы Бэннер. Ее лицо опухло. Кое-как наложенная косметика не скрывала морщин вокруг рта – следов несчастной и беспутной жизни.