Росс засмеялся, расстегивая пуговицы ее корсета.

– Этот риск нас только сильнее возбуждал.

Она взъерошила его темные волосы и, приподняв голову, взглянула ему в лицо.

– Мне не нужно искусственно возбуждаться. Я готова всякий раз, когда занимаюсь с тобой любовью.

– Такие беседы могут для вас плохо кончиться, леди, – предостерег Росс жену низким, рокочущим голосом.

– Мне нравится твоя необузданность, – прошептала Лидия. – В этом ты до сих пор Сонни Кларк, если кто-нибудь захочет доискаться. Ты мой разбойник, и я тебя люблю, под каким бы именем ты ни жил.

Глаза Росса метнули изумрудный огонь. Чувства, отражавшиеся на лице Лидии, выдавали необузданность натуры сродни его собственной.

– Я люблю тебя, – шепнул он.

– Знаю. Я тебя тоже люблю.

Они поцеловались с жаром, который не остыл за двадцать лет совместной жизни. Руки торопливо стягивали одежду, от которой никак не удавалось избавиться. Росс запустил руку под блузку и нижние юбки Лидии и расстегнул панталоны. Когда она скинула их, он поднял ее и посадил себе на бедра. Теперь их руки сплелись в отчаянной битве с пуговицами брюк.

Наконец они соединились. Крики экстаза эхом отдавались в тихой конюшне. Лидия предавалась любви страстно, как всегда. Откинув голову назад, она металась с криком на крепком теле Росса, позволяя ему делать с ее грудями все что угодно. Он воспламенял их привычными движениями – его руки хорошо знали, как доставить ей наибольшее удовольствие.

– Росс, Росс, Росс! – Лидия рухнула мужу на грудь.

В миг облегчения он глубоко проник в нее и, как обычно, умер на мгновение, чтобы воскреснуть обновленным, освеженным. Лидия всегда возвращала столько же, сколько брала.

Они тихо лежали рядом, учащенно дыша, и прислушивались к пению цикад в кронах деревьев. Лидия расстегнула рубашку Росса и пальцами шевелила волосы на его груди. Они шептали слова любви, целовались – вели тайные беседы влюбленных, которые давно и до кончиков ногтей знают друг друга. Наконец их разговор стал более осмысленным.

– Бэннер хорошо выглядит, как ты считаешь?

Росс вздохнул, ближе придвигаясь к Лидии.

– По-моему, да. Она умная девчушка. Упрямая, как одна моя знакомая, не будем говорить кто. – Он слегка шлепнул ее. – Чтобы с ней справиться, нужен мужик с яйцами покрепче, чем у Грейди Шелдона.

Лидия хмыкнула и дернула Росса за волосы на груди.

– Но ты разве о ней не беспокоился? Хоть чуть-чуть?

– Конечно, беспокоился. Ты ведь все знаешь, разве нет? – Лидия кивнула, потершись гладкой щекой о его сосок. – Никак не мог привыкнуть к мысли, что наша принцесса уже не ребенок. Бэннер стала самостоятельной и должна стоять на своих ногах. Теперь ей придется самой отвечать за принятые решения, и это меня пугает. Она такая порывистая. Наверное, легче предоставить Ли самому себе, потому что он мальчишка. Мне хочется и дальше оберегать Бэннер. – Росс потерся подбородком о макушку Лидии. – Я так люблю обоих наших детей, но иногда я за них боюсь.

Лидия зажмурилась. Ей знаком был родительский страх, о котором говорил муж. Когда Ли или Бэннер исчезали у нее из виду, ее сердце сжималось от отчаянной безысходности. Она боялась, что, может быть, видит их в последний раз. Такие мысли глупы, но они возникают у всех родителей.

Слегка приподнявшись на локте, она взглянула на Росса сверху вниз и пробормотала:

– Может быть, мы не чувствовали бы себя так, если бы мы… если бы у меня были еще дети.

Опять, подумал Росс.

Он повернул голову и посмотрел на жену. Он до сих пор считал, что не встречал лица прекраснее. Оно не было традиционно хорошеньким, как лицо Виктории Джентри. Но в нем были жизнь, характер, одухотворенность. В глазах цвета хереса светилась личность. Росс вглядывался в каждую черточку Лидии, любовался водопадом вьющихся волос, припухшими от поцелуев губами.

– Дорогая, за последние двадцать лет ты сделала меня счастливее, чем я мог представить. Я тебе уже говорил, что мне неважно, сколько у нас детей.

Лидия застенчиво опустила глаза.

– Знаю, ты это всегда говоришь. Надеюсь, ты так же и думаешь.

– Да, я так думаю. Я ничего бы не изменил в нашей жизни с того дня, как мы с Мозесом и ребенком покинули Джефферсон.

– Все-таки как славно, что у тебя уже был Ли. Я всю жизнь буду благодарить Бога за то, что он дал нам Бэннер. Только мне хотелось бы родить тебе еще детей. Я всегда буду жалеть об этом, Росс.

Это была их традиционная тема. Лидия не могла смириться с тем, что после рождения Бэннер ни разу не забеременела. Росс тысячу раз уверял ее, что она не должна чувствовать себя обделенной. Он любил Ли. Пусть его сын рожден другой женщиной, но Лидия вскормила его. Его и Бэннер. Бэннер – дитя, которое он сотворил с Лидией, – была ему особенно дорога.

Как же ему хотелось навсегда стереть грусть с ее лица. Но он знал, что грусть все равно вернется. В его силах только успокаивать жену. Его рука коснулась ее груди, полной и теплой. Он ласково обхватил ее и большим пальцем погладил сосок – тот набух.

– Не о чем жалеть, Лидия, – нежно прошептал Росс. – Ты всегда приносила мне только радость. Всегда. – Он поднял голову и прижался губами к ее груди. Она видела, как сосок, захваченный губами, утонул в его усах. Потом Росс пощекотал его языком.

Глаза Лидии закрылись. Она несколько раз прошептала его имя и спросила себя, накажет ли ее Господь за то, что она любит мужа больше, чем Его. Росс перевернул ее на спину и накрыл своим телом. Он снова стал твердым, и лоно увлажнилось от желания. Он откинулся назад и долгим, медленным толчком наполнил ее своей любовью.

Мысли Лидии, и радостные и печальные, рассеялись под вновь повеявшим ветром страсти.

Бэннер вытаскивала шпильки из волос и швыряла их в темноту. С каждой приходилось сражаться не на шутку. Они вцепились в волосы с цепкостью рыболовных крючков. Высвободив очередную шпильку, она поскорее, чтобы не закричать, щелчком пальца отправляла ее за борт повозки. Она злилась.

– Какого черта ты это делаешь?

– Я распускаю волосы.

– Зачем?

– Потому что мне надоело, что они заколоты вверх.

– А какая разница?

Бэннер встряхнула головой, и волосы разлетелись во все стороны. Шелковый завиток коснулся щеки Джейка. Тот смахнул его.

– Прекрати!

– У меня болит голова, я хочу почувствовать, как ветер шевелит мне волосы. И вообще, это не твое дело.

Джейк что-то проворчал, не сводя глаз с крупа лошади, тащившей повозку.

– Ладно, умолкни. Вот свалишься на землю и сломаешь шею.

Бэннер не сиделось на месте. Она бурлила от еле сдерживаемого гнева, как закипевший чайник. В детстве, бывало, разозлившись на Ли, она бодала его головой в живот и первой начинала потасовку. Именно этого ей хотелось и сейчас. Ей не терпелось полезть в драку. Она готова была зацепиться за любой повод.

Но Джейк не давал повода, просто вел повозку и курил свою проклятую сигару. Несомненно, его мыслями владела эта паршивка Дора Ли. У Бэннер не шло из головы зрелище их возвращения из-за сарая в разгар вечеринки.

Дора Ли бросила на нее злорадный многозначительный взгляд. Джейк шепнул что-то Ли и Мике, и те расхохотались. Наверняка он ляпнул что-нибудь мерзкое. С каким удовольствием Бэннер отвесила бы им всем по крепкой пощечине!

Но вместо того она танцевала и смеялась, притворяясь, что веселится от души, хотя на самом деле давно не была такой злой и несчастной. Каждый раз, когда в ее воображении вставал Джейк, целующий Дору Ли так же, как он целовал ее, ее пронзали стрелы, отравленные ядом ревности. Яд растекался по всему телу, и душа от него становилась черной и липкой.

Еще до того, как Джейк приехал к ней на свадьбу, она ревновала его к долгим дням, что он проводит с другими людьми. Теперь ее собственническое чувство стало вдвое сильнее. Ревность была ни на чем не основанной, но Бэннер не могла с ней справиться.

– Тебе понравился прием? – решительно спросила она из страха, что если не нарушит напряженного молчания, то расколется надвое, как ореховая скорлупка.

– Ага, – коротко ответил Джейк, не сводя глаз с дороги.

– Еще бы. Надо думать, ты неплохо провел время – вон как красовался перед дамами. – Бэннер откинула голову назад и, изогнув шею, принялась смотреть на звезды над головой, всем своим видом изображая беспечность. – А я повеселилась замечательно. Обожаю танцевать. Завтра наверняка ноги заболят, так я натанцевалась. – Она хотела напомнить Джейку, что не испытывала недостатка в партнерах.

– Если заболят, можешь их попарить.

– Так и сделаю. – Будь проклят его ледяной тон! – Наверное, Доре Ли тоже придется парить ноги.

– Ты так считаешь?

Бэннер невесело рассмеялась, скорее просто произнесла короткое раздраженное «ха!», полное внутренней силы.

– Ей все равно, с кем танцевать, был бы мужик, – добавила она.

– Ой ли? – Джейк перекатил сигару из одного уголка рта в другой. У Бэннер руки чесались выхватить ее у него и отправить вслед за шпильками, но она не посмела.

– Ее репутация насчет мужчин известна всему городу.

– Гм, – задумчиво произнес Джейк. – А мне она показалась довольно милой.

– Милой! Тебе бы да не показалась!

– Конечно.

– Ты не жалеешь, что должен везти меня домой? Ты бы, наверное, охотнее проводил Дору Ли.

Джейк ничего не ответил, только пожал плечами, подлив масла в огонь ее гнева.

– Я видела, как вы улизнули. Ну что, верно говорят, что она потаскушка? – спросила язвительно Бэннер и, не дав Джейку ответить, выпалила: – По-моему, верно. Я видела, как она по-идиотски улыбалась, когда ты вернулся. Позор! – Она покачала головой. – Наверное, ты ее целовал. Я не могу сказать что еще. Ты ее трогал? Я слышала, она позволяет… у меня язык не поворачивается сказать что. – Бэннер снова откинула голову назад. – Она толстогрудая до неприличия. И ужасно этим гордится. Хм! Вся ее грудь – это младенческий жир, который так и не сошел. Наверное, тебе ее фигура понравилась. Уж для тебя-то она наверняка оголилась.