Просто смех! Разве мало у него было женщин? Перестань дрожать, как мальчишка, сделай дело и проваливай скорее, прикрикнул он на себя. Затем осторожно отвел руку, державшую молоток. Оказалось, недостаточно осторожно. Локоть прижался к боку Бэннер. Колено толкнуло ее сзади. Костяшки пальцев погрузились в пышную грудь.

– Извини, – пробормотал он.

– Все в порядке.

Джейк стукнул по гвоздю, моля Бога, чтобы гвоздь вошел в стену с одного удара. Не получилось, он отвел руку и стукнул еще раз, потом еще, и дело пошло на лад. Несколько раз подряд ударив изо всех сил, он грубовато сказал:

– Вот так хорошо.

– Мне тоже нравится. – Голос Бэннер дрожал.

Она обернула шелковый шнур вокруг шляпки гвоздя и откинулась назад, стараясь не потерять равновесия.

– Ну как?

– Здорово. – Джейк положил молоток на ближайший стол и рукавом вытер вспотевший лоб.

– Ровно?

– Немного опусти левый край.

– Так?

– Еще чуть-чуть.

– Так?

Джейк чертыхнулся про себя. Нужно сматываться, или он просто взорвется. Он шагнул вперед, чтобы поскорее выровнять картину и сбежать на свежий воздух, чтобы охладить голову. Но второпях зацепил носком одну из ножек табуретки, и та угрожающе качнулась.

Бэннер вскрикнула и взмахнула руками.

Многолетняя бродячая жизнь выработала у Джейка молниеносную быстроту реакции. Не успела Бэннер моргнуть глазом, как он обхватил ее руками и прижал к себе. Табуретка опрокинулась, и Бэннер повисла в нескольких сантиметрах от пола.

Одна рука Джейка обвивала ее талию, другая прижалась к спине. Он не дал ей соскользнуть вниз, а медленно опустил. Склонился над ней, слегка изогнув спину.

Но, когда ее ноги коснулись пола, он ее не выпустил. Чтобы удержать Бэннер, ему пришлось широко расставить ноги. Теперь она оказалась зажата между его бедер.

Он коснулся щекой ее щеки. Не было сил дальше сопротивляться ее близости, теплу, запаху. Он повернул голову и зарылся носом в ее ухо. Руки непроизвольно сжали ее. Он тихо произнес ее имя.

Если ему так хорошо – разве это плохо? Господи, как он ее хотел. Он понимал, что в прошлый раз вел себя отвратительно, непорядочно, но все-таки опять хотел ее. Что толку себя обманывать? Один раз он уже причинил ей боль и поклялся никогда больше этого не делать. Он предал дружбу, которая для него была дороже всего на свете.

Но когда его губы коснулись волос Бэннер, нос вдохнул аромат ее духов, впитавшийся в мягкую впадинку за ухом, постылые доводы рассеялись, как туман под полуденным солнцем.

– Бэннер, позволь мне уйти.

– Не могу.

Она шевельнула головой, подставляя ему щеку. Его губы коснулись ее шеи.

– Нельзя, чтобы это случилось опять.

– Я хочу, чтобы ты меня обнимал.

– И я хочу, очень хочу.

Он передвинул руку с ее спины к шее, потом к подбородку, провел рукой по лицу. Сквозь полуоткрытые губы ее жаркое дыхание щекотало ему ладонь.

Мозолистыми пальцами, вдруг обретшими чувствительность, он, как слепец, обвел каждую черточку ее лица. Обрисовал прелестно изогнутые брови цвета воронова крыла. Погладил скулы, усыпанные веснушками. Каждая веснушка приводила его в восторг. Нос у Бэннер был идеальный, хоть и дерзковато вздернутый.

А рот!

Джейк провел пальцами по ее губам, таким мягким, что поверить трудно. Теплое дыхание увлажнило его пальцы.

Он прижался губами к ее щеке, к уху, волосам. Рука, обнимавшая талию, напряглась. Пальцы крепче прижались к упругому телу. Бэннер всхлипнула. Джейк проклинал себя, но его рука не могла остановиться, гладила и гладила, прослеживала каждое ребро, накрыла грудь. Их стоны слились.

Спелая тяжесть наполнила его ладонь, соски под ласковыми пальцами напряглись, приподнявшись тугими бусинками.

– Джейк…

– Милая, милая…

– Иногда бывает вот так.

– Как?

– Вот так, – выдохнула она, когда его пальцы сомкнулись вокруг ее соска. – Они становятся такими иногда… когда я смотрю на тебя.

– Боже мой, Бэннер, не надо мне этого рассказывать.

– Что это означает?

– Это означает, что мне не надо было оставаться.

– И они не опускаются. Очень долго. Они остаются вот такими, немного чешутся, их вроде как покалывает.

– Ох, молчи.

– Это бывает, когда я хочу…

– Чего?

– Чтобы мы снова оказались в конюшне и ты был…

– Не продолжай.

– Внутри меня.

– Ради бога, милая, прекрати.

Джейк полусогнул ладонь и накрыл щеку Бэннер, медленно наклонил ее голову лицом к себе. Она повернулась не только головой, но и всем телом. Ткань платья прошелестела, как прилив по песку, разделяя и в то же время соединяя.

Глаза их встретились, они некоторое время жадно вглядывались друг в друга, потом он коснулся ее губ. Просунул язык глубоко к ней в рот и прижал бедра к своей набухшей плоти. Она зажала твердый выступ между бедер.

Наконец Джейк оторвался от Бэннер.

– Не надо, прошу тебя. Я уже сделал тебе больно, помнишь?

– Да, но я плакала не поэтому.

– А почему?

– Потому что мне вдруг стало так хорошо, и я… я подумала, ты меня презираешь за то, как я себя веду.

– Что ты, что ты! – пылко прошептал Джейк.

– Ты был такой… большой.

– Извини.

– Я не думала, что будет так… так…

– Так все-таки было хорошо, Бэннер?

– Да. Но слишком быстро кончилось.

Он прижался к ней жесткой щетиной. Он тяжело дышал, но не шелохнулся.

– Слишком быстро?

– Я чувствовала, словно вот-вот что-то случится, но не случилось.

Джейк был оглушен. Разве так бывает? Он знал, что иногда шлюхи притворяются, что им хорошо. Ему никогда не приходилось иметь дело с девственницами. У него никогда не было девственницы. Он не спал с женщинами, к которым мог испытывать нежность.

Но сейчас его охватила нежность к Бэннер. Он обнял ее лицо, ища в ее глазах ответа. Он не видел в них страха, только горячее желание, такое же, как у него. Тихо застонав, он опустил голову.

– Привет! – раздался бодрый голос. – Есть кто-нибудь дома?

Затем они услышали позвякивание сбруи и грохот повозки, остановившейся во дворе.

– Бэннер! Где ты?

Это была Лидия.

10

Свет зари, пробивавшийся в окно спальни, из розового становился золотым. Бэннер лежала, прижавшись щекой к подушке. Слезы одна за другой капали из глаз и катились по щеке. Не успевала мягкая наволочка впитать одну слезинку, как за ней текла другая.

Она вспоминала прошлый вечер. Невероятно, что такое могло произойти. Пока не заявилась Лидия, все шло как по маслу. Она создала романтическое настроение, и Джейк ему поддался.

До сих пор ей никогда не доводилось соблазнять мужчину – ночь в конюшне не в счет. Бэннер пыталась вспомнить методы и приемы обольщения, которые, как клялись ее подруги, непременно помогут заполучить мужа. Хороший ужин, мягкий свет, цветы, нарядное платье, приятная обстановка – все это должно услаждать чувства мужчины, чтобы он пришел прямо к мысли: как было бы чудесно, если бы обо мне все время заботились с такой любовью и нежностью.

Бэннер всегда считала, что подобные уловки ниже ее достоинства, идут вразрез с ее честностью, да и просто нелепы. Приводя в недоумение подруг, она даже заявляла, что не хочет выходить замуж за мужчину, которым можно так легко помыкать.

Но, видно, в этих женских приемах что-то есть, раз дело пошло так успешно… пока в парадную дверь не постучала Лидия.

Джейк подскочил на месте как подстреленный. Перепрыгнул через табуретку, все еще валявшуюся на боку. Только чудо и проворные ноги помогли ему не растянуться на полу.

Бэннер пригладила волосы, прижала ладони к пылающим щекам и на несколько спасительных секунд прислонилась отяжелевшей головой к дверному косяку. Потом распахнула дверь и воскликнула:

– Мама! Какой приятный сюрприз!

– Здравствуй, милая.

От Лидии повеяло свежими ночными ароматами, впитавшимися в волосы и одежду, – так от одной ветки жимолости по всему дому распространяется сладкое благоухание.

Сердце у Бэннер ушло в пятки.

В гладкой рубашке из небеленого полотна и коричневой юбке Лидия выглядела красавицей. Ее глаза цвета виски и волосы красноватого оттенка корицы до сих пор могли вскружить голову любому мужчине. Фигура была стройной, но груди и бедра женственно полны. Какой мужчины отказался бы положить голову на ее спасительную грудь и остаться с ней на ночь? Лидия казалась мягкой и уютной, в ней словно сосредоточилось все, что нужно мужчине для счастья и довольства.

– Привет! – Лидия улыбнулась Джейку, и сердце Бэннер снова оборвалось. Улыбка матери было простодушной, открытой, дружеской, но мог ли он при виде ее удержаться и не растаять?

Джейк застыл, словно проглотил какую-то гадость и его вот-вот стошнит.

– Лидия. – В знак приветствия он только коротко кивнул белокурой головой, и Бэннер поняла, что он до сих пор не овладел собой и боится заговорить, чтобы не выдать себя. Только что он целовал одну женщину, и вдруг вошла другая, та, кого он по-настоящему желал. Такое выбьет из седла даже самого толстокожего мужчину.

Наступило неловкое молчание. Прерывая его, Бэннер шагнула вперед и указала на картину:

– Нравится, мама? Джейк как раз помогал мне ее повесить, когда твоя повозка въезжала во двор.

– А я-то не могла понять, почему вы так долго не открываете, – рассеянно ответила Лидия, рассматривая картину. – Мне нравится. – Она медленно повернулась на каблуках, окидывая взглядом гостиную. – Бэннер, ты с этой комнатой просто творишь чудеса. Здесь все так красиво и… уютно.

– Спасибо.

– Может быть, стоит зажечь еще одну лампу, – предложила Лидия, задумчиво уткнув палец в щеку. – Здесь темновато.

Бэннер хотелось, чтобы пол разверзся и поглотил ее, но, раз этого не произошло, пришлось спросить:

– Хочешь кофе?

Ей нужно было чем-то занять руки, чтобы в отчаянии не заломить их.

– Нет. Слишком жарко.

– Что-нибудь еще?