Все прошло. Когда же они в последний раз соединялись в порыве любви, страсти, вожделения? Ох давненько. И кто виноват? Он сам по большей части.

Это Мартин должен признать.

После того как она застукала его несколько раз с другими женщинами. Ракель твердо заявила ему:

— Я не ледышка, Мартин. Бог свидетель, ты это знаешь. Но объедков мне не надо. И я не потерплю, чтобы ты лез на меня, воняя другой бабой. — В моменты гнева Ракель не чуралась простонародных выражений.

— Так кто это звонил, Мартин? — переспросила она.

— Капитан из полиции. Просил зайти, к нему.

— Зачем?

— Не сказал. Что-нибудь насчет завтрашнего парада скорее всего.

— Опять! — презрительно фыркнула Ракель.

— Может, все-таки передумаешь и прокатишься со мной на платформе?

— Не передумаю.

— Знаешь, общественность как-то ждет, что жена сенатора, стремящегося к переизбранию, всегда рядом с ним…

— Тебе прекрасно известно, что я думаю о твоей общественности и о твоем переизбрании тоже. Мне вообще сюда приезжать не следовало. Надо было остаться в Вашингтоне с детьми.

— С ребятами все в порядке, Ракель. Разве что миссис Мандей вконец их избалует.

Они оставили своих детей Бренди и Бетти Джо, девяти и десяти лет соответственно, в своем вашингтонском доме на попечение миссис Мандей, пятидесятилетней негритянки, которая явно переигрывала в роли чернокожей «мамки».

— Они у нас не избалованы! — вспылила Ракель.

— Да я этого и не говорил! — Мартин успокаивающим жестом протянул к ней руки:

— Мир, лапушка. Стоит лишь слово обронить о твоих детках, как ты прямо в медведицу какую-то превращаешься. Но ведь они и мои дети, не забыла? Ладно, мне пора.

Обещал капитану, что приеду к нему немедленно. — Он обошел Ракель и достал из шкафа галстук.

— Надолго?

— Не знаю. У меня еще деловой завтрак назначен, так что, возможно, придется поехать туда сразу после встречи с капитаном.

При этих словах Мартин ощутил укол совести: у него было назначено свидание с Одри в ее квартире.

Посматривая в зеркало на отражение Ракель, стоявшей у окна и мрачно разглядывавшей улицу, Мартин чуть было не решил отменить это рандеву. «Ладно, определимся попозже», — подумал он. Надел пальто и повернулся к Ракель:

— А у тебя какие планы?

— Не знаю, — равнодушно повела она плечами. — Может, пройдусь по магазинам… А чем еще здесь заняться?

Он подошел и чмокнул ее в щеку.

— Ладно, развлекайся, дорогая.

Мартин вышел из гостиницы через боковую дверь и остановил проезжавшее такси. В Вашингтоне у него был автомобиль, да и здесь ему как сенатору предоставили бы, конечно, лимузин. Однако Мартин считал это ненужной показухой и чаще всего пользовался услугами такси, это к тому же обеспечивало ему анонимность. Поездки в длинном черном лимузине предназначались просто для демонстрации своего высокого статуса и, как всякая реклама, привлекали внимание публики. А этого Мартин всячески избегая, за исключением тех случаев, когда начинал охоту за голосами избирателей.

Мартин был немало удивлен, обнаружив, что временный командный пункт капитана Форбса расположился в пустующем магазине. Помещение было разделено хлипкими перегородками на отсеки, и за наспех расставленными тут и там столами сидели полицейские, большинство из которых не отрывались от телефонов. Сам капитан обосновался в дальней части магазина за последней перегородкой. Форбс сидел за столом и сосредоточенно попыхивал закопченной трубкой, отчего его крошечная клетушка уже заполнилась сизым табачным дымом.

— Доброе утро, капитан, — приветствовал его Мартин. Форбс жестом пригласил его занять единственный стул, установленный прямо перед столом. — Чем могу служить? Вы дали понять, что дело важное и срочное.

Капитан поднял со стола гроссбух и протянул его Мартину:

— Думаю, вам следует ознакомиться, сенатор.

Мартин взял увесистую тетрадь и раскрыл ее на первой странице. Пробежав пару абзацев, он достал сигару и раскурил ее; вскоре объем клубов дыма в клетушке удвоился. Форбс встал и открыл небольшое оконце.

Мартин продолжал читать, теперь уже ни на что не отвлекаясь. Закончив, он в сосредоточенной задумчивости вновь перелистал дневник.

— Никаких указаний на личность автора, — пробормотал он словно бы про себя.

— Никаких, — подтвердил капитан.

Мартин оторвался от дневника и взглянул на полицейского.

— Полагаю, надлежащая проверка уже проведена?

— Да. И ничего не дала. Правда, по одной линии у нас нет окончательного результата. Мы пытаемся по почерку найти автора среди известных нам подозреваемых в причастности к политическим убийствам.

Работа еще не закончена, но у меня сильное предчувствие, что и она ничего не даст.

Мартин закрыл гроссбух и осторожно положил его на стол.

— За всю свою политическую карьеру я получал множество угроз, капитан… Но не в такой, должен признать, форме. Обычно это были письма или телефонные звонки, либо информация через третьих лиц, случайно подслушавших чей-то разговор в баре. Да не в этом дело… Важно то, что ни одна из таких угроз не была приведена в исполнение.

— Сдается, сейчас совсем другой случай, сенатор.

— Это почему же?

— В том-то и дело, что не знаю. Интуиция…

— Интуиция? Да будет вам, капитан. — Мартин улыбнулся и выдохнул клуб дыма. — Мне известно, что даже опытным полицейским частенько приходится полагаться на интуицию, но… — Мартин сделал паузу и продолжил весьма бодрым тоном:

— Очень признателен, что поделились со мной этой информацией, однако моя интуиция… — Мартин рассмеялся. — Простите. Однако подозреваю, что вы намеревались не только немного припугнуть меня…

— Да не припугнуть, а запугать вас я надеялся как следует, сенатор, — перебил его Форбс. — Чтобы убедить отказаться от участия в параде. У нас и без того проблем хватает. А тут еще покушение на убийство на нашу голову.

— Ничего не выйдет, капитан, — решительно заявил Мартин. — Знаю о ваших проблемах и сочувствую, но обеспечение безопасности во время Марди-Гра есть часть вашей работы. Войдите и в мое положение — средства массовой информации на протяжении уже недель трубят о моем участии в параде И что люди… хорошо, хорошо, избиратели! Что они станут обо мне думать?

— Скажите им правду.

— Нет. У нас нет ничего, кроме непонятно откуда взявшегося дневника, если это дневник. Представьте мне более убедительные доказательства, и я, может быть, обдумаю ваше предложение. Поймите меня правильно. Я не из тех героев, что бьют себя в грудь и орут на каждом углу: вот он, мол, я, ничего не боюсь, валяй, стреляй! Но если я сейчас дам задний ход, люди подумают одно из двух. Либо я трус, прячущийся при первом же намеке на опасность, либо все это рекламный трюк, а угроза сфабрикована для того, чтобы заполучить дополнительные голоса.

— А знаете, мне ведь это и в голову не приходило, — признался Форбс.

— Ну вот видите! — Мартин вновь рассмеялся и поднялся со стула. — Еще раз спасибо, я действительно понимаю ваши проблемы, но отказаться от участия в параде Не могу. Завтра буду стоять на платформе.

— Будь по-вашему, сенатор. Попытка не пытка.

Да я, честно говоря, и не надеялся… — Увидев, что Мартин направляется к выходу, капитан поспешно проговорил ему вдогонку:

— Полагаю, вы и понятия не имеете, кому мог бы принадлежать этот дневник?

— Ни малейшего, капитан, извините.

— А как насчет этого вашего приятеля, чернокожего борца за гражданские права? Может, он?

— Линкольн? Такое не в его духе, капитан Чтобы он оставил подобные записи? Только не Линкольн.

Хотя… Мне только что пришло в голову. Линкольн заядлый шутник. Вполне мог попросить кого-нибудь из своих сочинить весь этот бред и отправить вам в надежде потрепать нервы нам обоим.

— Это не шутка, сенатор. Держу пари, здесь дело серьезное.

— Тогда зачем же отправлять дневник вам? Не думаете же вы, что его автор совсем безмозглый?

— Ну, это просто. Жена или кто-то из близких родственников психа случайно обнаруживает дневник и отправляет его нам. Такое довольно часто случается. Но вот насчет Эбона… Вы не знаете, где его искать? Управление требует, чтобы я заставил его отменить лежачую демонстрацию.

— Не знаю, капитан. Линкольн мало кого ставит в известность о своем местопребывании. Сожалею, но помочь ничем не могу.

Махнув Форбсу рукой на прощание, Мартин вышел из клетушки. Полицейские по-прежнему терзали телефоны.

Ступив на тротуар, Мартин прикрыл глаза ладонью от слепящего солнца и взглянул на часы. Десять тридцать. До назначенной встречи за деловым завтраком у него еще есть время.

Он вновь вернулся мыслями к предположению полицейского о том, что дневник принадлежит Линкольну Карверу. Мартин был уверен, что его убийство в планы Линкольна не входит, однако в отличие от капитана Форбса допускал, что Линкольн мог сфабриковать дневник и направить его в полицию, с тем чтобы поставить их на уши.

Тут к Мартину пришло чувство некоторой вины, поскольку у него была возможность связаться с Линкольном. Однако становиться полицейским осведомителем он не собирался, во всяком случае, не по такому поводу.

Он огляделся в поисках телефона-автомата и обнаружил будку на углу улицы. Войдя в нее, нашарил в кармане записную книжку и отыскал самый последний номер телефона Лиги, номер, который Линкольн продиктовал ему лишь вчера вечером. Будет очень неплохо поговорить с Линкольном с глазу на глаз, а не среди толпы людей, прислушивающихся к их беседе.

Мартин опустил монету и набрал номер.

Глава 9

Эстелл Эндоу отчаянно хотелось верить мужу, Насколько она знала, Френ ее никогда не обманывал. Поначалу, когда он сказал ей, что записи в дневнике представляют собой наброски романа, над которым он работает, она не только поверила в это, но и пришла в радостное волнение. Ее муж, ее Френ — писатель, романист! В мыслях ее возникали приятные картины. Успех и слава, лесть почитателей, бестселлер, нашумевший кинофильм — в общем, все заученные ею клишированные представления о знаменитых авторах.