— Я не верю, что Франческа могла тебя об этом попросить, — такова была первая реакция Филомены. — Тебя, совсем девочку, Франческа не могла впутать в такую нелепую и гнусную историю.

 — Вот и мне тоже не верится, — подал голос Диего, чем несколько отрезвил Филомену.

 — Спросите Андреа, — вытащила свой последний козырь Изабелла, не сомневаясь, что Андреа подтвердит все что угодно.

 — Андреа знала о снимках? — медленно переспросила Филомена.

 — Нет. То есть да. В общем. Андреа позвала меня к тете Франческе, а тетя поручила мне отвезти фотографии и пленку на комбинат.

 Филомена помолчала и сказала медленно и весомо:

 — Я не стану ничего спрашивать у Андреа. Я тебе верю. Извини. Диего, ревнивая и неуверенная в себе женщина способна на нелепый шаг. Не сердись на мою сестру за то, что она втянула твою невесту в подобную низость. Лучше пожалей ее, потому что Франческа достойна жалости.

 — Только сейчас я поняла, что не должна была так поступать, — плаксиво проговорила Изабелла. — Прости меня, Диего, но мне было так жаль мою тетю!..

 — Хорошо, Изабелла, поставим на этом точку. Но отныне с какими бы предложениями к тебе ни обратились, поговори сначала со мной.

 Диего поцеловал Изабеллу в знак примирения, но зерно сомнения было брошено в его душу. Беззастенчивость Изабеллы в поступках смущала его. То она просила его рыться в бумагах Марселу, то поручала сфотографировать Марселу с любовницей... От всего этого веяло грязным, гадким душком. Что за человек была эта большеглазая красавица, от одного прикосновения которой у него замирало сердце?

 Горечь, близкая к горечи потери, отравляла мысли Диего о невесте, но воспоминание о сладости ее поцелуев пока соперничало с ощущаемой им горечью.


 Горечь потери ежесекундно ощущала Ана. Годы и годы трудились они вместе с Жозиасом в пиццерии, и вот теперь рядом с ней образовалась пустота, и никто не мог ее заполнить. В горе ее таилась и тревожная, пугающая струнка, которой она боялась коснуться, звук которой боялась расслышать до конца. Когда им с Жукой вернули в полиции то, что нашли в карманах Жозиаса, — деньги, талончики на метро, жевательную резинку, в общем все, что там было, — Ана поняла, что недостает ключа от квартиры, который Жозиас никогда не забывал и всегда носил с собой, потому что жил один. Сердце у Аны упало: кто знает, может, Жозиаса и убили из-за этого ключа? А ключ был ей нужен. Она хотела пойти к Жозиасу на квартиру и забрать оттуда свою черную папку. Пока они ахали с Жукой по поводу отсутствия ключа и строили всякие страшные предположения, Китерия сказала:

 — У меня есть ключ от квартиры Жозиаса, он мне его дал, чтобы я впускала к нему уборщицу. Пошли!

 И они втроем вошли в маленькую квартирку Жозиаса, где царил идеальный порядок, какой бывает у аккуратных холостяков. Жозиас сказал Ане, куда положит папку, но в этом шкафу на укромной полке ее не оказалось. Они методично обыскали весь дом, но черная папка исчезла! И это и было то страшное, что делало горе Аны еще большим. То страшное, о чем она боялась думать до конца... Ведь Жука сказал ей, что Марселу знал о том, что папка находилась у Жозиаса, а Ана знала, что Марселу эта папка нужна позарез...

 Прошло несколько дней, и Ана, не выдержав, все сказала Марселу. Услышав, что папка пропала, тот просто позеленел. На Ану он глядел так, будто смешивал ее с грязью — как она смела обвинять его в смерти Жозиаса? И как смела распоряжаться папкой?! Он затеял перемирие с бывшей любовницей по многим причинам, но, похоже, терпению его пришел конец! И все же Марселу так яростно оправдывался, что Ана ему поверила. Тогда что же? Может, кто-то украл эту папку, чтобы шантажировать Марселу? Сомнения, смятение, боль захлестывали Ану. Только у Китерии она могла посидеть, поплакать и отвести душу.

 — Но ты же поверила Марселу, — убеждала ее Китерия, чтобы снять тяжкий груз с сердца подруги. — Он же тебе все объяснил.

 — Поверила, да. Но разве я не верила ему все двадцать лет, а он разве не обманул меня?!

 И тут вдруг дона Ивети, парализованная матушка Китерии, толкнула Ану своим креслом — она словно хотела что-то сказать, привлечь к чему-то внимание Аны, но только еще больше напугала ее. А еще больше напугал Ану своим появлением Жозе. Он приехал из очередной поездки и появился у Китерии, как всегда, веселый и жизнерадостный, читая стихи. Китерия бросилась ему на шею.

 — В любом горе есть лучик счастья, — сказала она, обернувшись к Ане. — Ана! Смотри, Жозе приехал!

 Ана грустно улыбнулась и поздоровалась — этот лучик предназначался не ей.

 — И для тебя, Ана, у меня есть добрая весть! Завтра я с ней приду к тебе в пиццерию!

 Ана поблагодарила Жозе за желание ее утешить, но про себя подумала: нет для нее сейчас добрых вестей.

 На другой день, когда Китерия помогала Ане накрывать в пиццерии столы, появился Жозе в сопровождении мужчины средних лет, загорелого и крепкого.

 — Вот она, добрая весть, Ана! Принимай! Это твой брат Улисс! Ты думала, что его нет в живых, а он вот, живехонек! И все тебе сам расскажет! — Жозе радостно хохотал, приглашая всех остальных присоединиться к его радостному смеху.

 Но Ане было совсем не до смеха. Всякой шутке есть предел. Балагурству и розыгрышам Зе Балашу тоже. Грешно было смеяться Жозе над ее горем.

 — Ана, ты меня не узнаешь, Ана? — мужчина подошел к ней совсем близко и внимательно посмотрел на нее.

 — Нет, не узнаю, — сказала она, отстраняясь. — Мой брат Улисс умер много лет назад.

 — Да дай ты ему все рассказать! — опять вступил в разговор Жозе. — Этого человека я знаю уже несколько лет, и он мне все твердит о сестре Ане из Сан-Паулу. А приехать боялся. Больно плохо он исчез и вестей о себе не подавал. Помнишь, Ана, куклу, которую я привез Карине? Это Улисс прислал!

 — Нет, мой брат не мог исчезнуть на двадцать лет и оставить нас всех в таком горе, — твердо отвечала Ана.

 — Ана, поверь, бывает в жизни так, что у человека есть основания исчезнуть, — продолжал уговаривать Ану Жозе. — Разве видела ты своего Улисса лежащим в гробу?

 — Нет, не видела, но друг моего брата прислал к нам на родину письмо о его похоронах и чемодан с вещами: с рубашками, транзистором и фотографией!

 — И все-таки я твой брат, выслушай меня, Ана, — умоляюще попросил загорелый седеющий мужчина.

 — Нет-нет, — твердила Ана уже со слезами, и Китерия замахала руками на обоих мужчин:

 — Идите, идите пока, придете попозже! — говорила она. — Я пока сама с ней потолкую. Слишком много на бедняжку всего валится. Одни ложатся в гроб, другие встают из гроба. Не так-то просто с этим справиться!

 — Не робей! На Китерию можно положиться, — успокоил Жозе Улисса, лучшего официанта в Паране, откуда привез его Жозе.

 А пока Жозе отвел Улисса к себе и познакомил со своим семейством. Жука был немало удивлен тем, что брат Аны оказался жив. Но Жука недолго задержался дома, он торопился на свидание с Эленой. Жозе мог быть теперь доволен сыном: Жука больше не держался за юбку той, что его не любила. Все свое время он проводил с женщиной, которая его обожала и которую сам он называл «моя ненаглядная».

 А Элену обуревали страхи, свойственные каждой влюбленной женщине.

 — А что, если я окажусь не такой, как ты думаешь, Жука? Что, если ты во мне ошибаешься? — спрашивала она. — Что, если ты во мне разочаруешься?

 — Я? Ошибаюсь? Да на тебя стоит только посмотреть, и сразу видно, какая ты чудесная, ненаглядная, — ласково отвечал Жука.

 — Обними меня покрепче, мне страшно... — и Элена крепко прижималась к Жуке, единственной своей опоре.


 Дома счастливую Элену остановила Жулия.

 — Подожди секунду, мне нужно с тобой поговорить. Ты как-то упомянула, что именно отец Дуды пришел к тебе и сказал, что Лукас стал наркоманом. И ты, кажется, дала ему крупную сумму денег. Да, Элена?

 —Да, Жулия, я надеялась, что этот Дуда устроится в жизни и прекратит торговлю наркотиками. Но вышло так, что всякий раз, когда этому головорезу нужны были деньги, его отец приходил ко мне. И как же мне это надоело! Мало того, что мой сын стал наркоманом, я еще должна была постоянно откупаться...

 — Скажи мне, Элена, ты имеешь какое-то отношение к смерти Жозиаса? Он тебя шантажировал? — Жулия испытующе смотрела на сестру.

 — Никто меня не шантажировал, Жулия! Да, я встречалась с ним, я передавала ему деньги, но делала это по доброй воле и только ради спасения сына. Подозрения твои — верх нелепости!

 — А мне кажется, что ты лжешь, Элена, — медленно произнесла Жулия.

 Элена побледнела.

 — Раз уж у нас пошел такой разговор, то тогда и я могу тебя спросить кое о чем, сестра, — начала она. — Ты прекрасно знаешь, как Ирена интересуется гибелью своего отца. Почему же ты не сказала ни слова о своем знакомстве с Франческой, с Марселу, с Аной?

 — Это было так давно и не представляет собой ничего интересного, — отмахнулась Жулия.

 — Нет, мне это очень интересно, тетя, — сказала вошедшая Ирена. — Так где же ты с ними познакомилась?

 — С Франческой на автогонках в Кампус-ду-Жордан, ее первый муж был их большим любителем и дружил с одним моим приятелем. Ты его не помнишь, Элена, ты была еще слишком маленькой. С Марселу тоже в Кампус-ду-Жордан, в одном подпольном казино, когда он уже стал мужем Франчески. Но знакомство было шапочным. «Привет! Как дела?» — и все. А с Аной совсем недавно, сперва в Италии, где они путешествовали вместе с Марселу, а потом в трущобах. Удовлетворены? — спросила Жулия.

 — Нет, тетя, мне все время кажется, что ты что-то скрываешь. И почему убийства выстраиваются в цепочку и всегда один и тот же почерк: телефонный звонок, срывающий человека с места, а потом смерть?..