Силвиу Абреу - Новая жертва

 Фатима любила Розанжелу, невесту Сиднея, как родную дочь, но понимала, что характер у нее непростой и что ей будет трудно смириться с тем, что у ее жениха на первом плане родители, а не своя будущая семья. Будь Фатима молодой, она бы тоже, наверное, обиделась…

 Так что в будние дни в доме Клебера кипели страсти, но сегодня день был воскресный, ребята победили в волейбольном матче, и победу стоило отпраздновать.

 Молодежь решила праздновать, как всегда, у Ирены – места у нее в квартире хоть отбавляй, а ее мать, сеньора Элена, никогда не возражает против того, чтобы молодежь у них в доме пошумела.

 В этот вечер Элена тем более не возражала – вместе со своей подругой Карлой она уходила в театр слушать оперу.

 Адреану, высокий красивый паренек, тоже оказался любителем театра и охотно поговорил с Эленой об опере, показав себя знатоком с недурным вкусом. Элена была довольна, что у ее дочери такие славные друзья, читающие, думающие, с духовными запросами.

 —  Желаю вам хорошо повеселиться, —  сказала она, прощаясь. – Только не включайте уж слишком громко музыку, тетя Жулия уже легла.

 С этими словами она взяла плащ и вышла. У подъезда ее ждали в машине Карла и ее новый знакомый Роналду. Вечер обещал быть чудесным.

 Жулия не случайно легла спать пораньше, у нее сегодня выдался нелегкий денек. Она все пыталась, но пока безуспешно, разыскать свою пропавшую сумочку. Ну, хотя бы не сумочку – документы. Выправлять новые такая морока! И вдруг сегодня утром прямо рядом с домом она увидела мальчугана, который был среди тех парней, которые утащили у нее сумку. Жулия бросилась за ним, он от нее. Из-за угла выехал мотоцикл и сбил мчащегося стрелой мальчугана.

 Жулия в ужасе бросилась к распростертому на асфальте ребенку. Немедленно остановила такси и повезла его в больницу. Ехала и прислушивалась к дыханию малыша: жив – не жив, жив – не жив…

 На галерее возле входа в больницу целая толпа народу дожидалась приема. Среди этой толпы неожиданно отыскался знакомый мальчика, он сказал Жулии, что мальчика зовут Аре, а его самого Маркус.

 —  Я работаю у торговца фруктами Жуки, а живу тут неподалеку, в трущобах. И Аре там живет. У меня очень тяжело больна мать, нужно, чтобы ей лекарства выписали, —  объяснил Маркус.

 —  Ты пригляди за Аре, а я пойду и постараюсь, чтобы его побыстрее приняли, —  сказала Жулия.

 Но оказалось, что прием на сегодняшний день вообще окончен. Но не могла же Жулия допустить, чтобы Аре погиб! Она подняла страшный скандал. Грозила властями, грозила журналистами, и в конце концов мальчика приняли, а с ним вместе и еще несколько человек.

 Маркус посмотрел с уважением на невысокую стройную женщину с высветленными, коротко остриженными волосами. Во всей ее подтянутой фигуре было что-то легкое, напористое.

 —  Пошли купим тебе лекарства, —  скомандовала она. – А завтра узнаем, что там с Аре.

 Так началась дружба Жулии с детьми из трущоб. Не случайно она занималась проблемами голодающих детей в Африке, в Бразилии таких детей оказалось не меньше, и они тоже нуждались в помощи. У Жулии был опыт, было желание помочь, и она собиралась это сделать.

 Ни к чему не лежала душа у Жуки, он чувствовал, как страдает Ана, и понимал, что ничем не может ей помочь. После того как он рассказал ей о предложении, сделанном ему Марселу, с души у него свалился камень. Но теперь этот камень лежал на сердце Аны, и Жука чувствовал его тяжесть. Каково это, прожив с человеком двадцать лет, узнать, что относится он к тебе как к вещи, которую, коль скоро надоела, нужно сбыть с рук? Больно было Ане. Больно и непереносимо обидно. Но стоило ей представить себе, что Марселу в самом деле поворачивается и уходит, что она остается одна, что ждет ее ледяная постель, ей хотелось завыть, наложить на себя руки. Жизнь в одно мгновение теряла для нее всякий смысл, меркла, тускнела, рассыпалась в прах… Жука не знал, что Ана на коленях умоляла Марселу не уходить.

 —  Не бросай меня, —  молила она. – Я этого не переживу!..

 Не знал, что Марселу отнял свою руку, которую Ана покрывала поцелуями, и посоветовал:

 —  Не унижайся так, Ана. Мне это неприятно.

 И после этого все-таки ушел.

 Если бы Жука знал об этом, он бы непременно побежал к Марселу, и кто знает, чем бы кончилась их встреча? Но, на счастье Марселу, Жука этого не знал. Он просто сочувствовал Ане, и от этого сочувствия у него разрывалось сердце.

 Нина смотреть не могла, как изводится племянник из-за женщины, которая его не любит. Она его привязанности не одобряла. Жука еще молодой, у него и дети еще могут быть, так отчего ему не найти себе достойную женщину и не жениться? Что ни вечер, тетушка Нина выговаривала ему, а Жука отшучивался. Но когда тетушка досаждала ему уж слишком сильно, то он напоминал ей о своем отце, в которого вот уже многие годы она была влюблена.

 —  Полно глупости-то говорить! – вскидывалась тогда тетушка Нина, которая могла в одно мгновение превратиться из благодушнейшего создания в злобную фурию. – Жозе приедет, будто солнышко в доме засветит! Каждому доброе слово скажет, да все с шуткой, прибауткой. Как его не любить?! Мы все его любим!

 Все да не все: Витинью, родной брат Нины, который тоже жил с ними и помогал Жуке в магазине, терпеть не мог его отца. А Жозе – широкоплечий седоусый здоровяк, у которого годы, похоже, не отнимали силу, а прибавляли ее, —  в свою очередь терпеть не мог тщедушного, боязливого Витинью, называя бездельником и дармоедом. Жозе простить не мог Витинью, что тот поселился у него в доме обманом: пришел переночевать и застрял на пятнадцать лет. Не мог простить его несамостоятельности, робости. И еще одной давней, но самой главной, самой обидной обиды! Когда Нина злилась на брата, она всегда пугала его:

 —  Погоди! Вот приедет Жозе и прогонит тебя из дома!

 И когда Жозе приезжал из своей очередной поездки, Витинью становился тише воды, ниже травы, опасаясь громогласного Жозе, который умел не только оглушительно хохотать и балагурить, но и ругаться на чем свет стоит.

 Жука восхищался отцом, любил и уважал его, хотя и ему подчас доставалось от Жозе, и тоже, надо сказать, из-за Аны. Жозе понимал толк в женщинах, сам любил, и они его любили, и ему казалось, что сын ведет себя не по-мужски, согласившись на роль друга при любимой женщине. Если любишь, добивайся, не добился – уходи! – так считал старина Жозе. Но быть третьим при чужой жизни – такого он ни понять, ни принять не мог.

 Чувствительный и более утонченный Жука не спорил с отцом. Он вовсе не был слабаком, как временами казалось его отцу, он тоже был и сильным, и мужественным человеком, но только на свой лад, —  его сила была в умении глубоко чувствовать и жить своими чувствами.

 Не случайно Жука так любил музыку, и в особенности оперу. Волшебный мир театра, гармония человеческих голосов, звучавших так божественно, завораживали его, уносили в иные, небесные сферы. Поэтому, как ни дорого стоил билет, Жука бывал на всех премьерах и гастрольных спектаклях. Итальянская кровь предков говорила в нем громче, чем у других членов семьи.

 Но на этот раз Жука не хотел идти даже в свою любимую оперу, так он переживал из-за Аны. Ему казалось предательством бросить ее сейчас в одиночестве. А что, если он ей понадобится? Что, если она захочет с ним посоветоваться?

 Жука стоял и смотрел в окно на убегающую вдаль улочку с высокими домами и балконами, завешанными бельем. Что, если сейчас из-за поворота покажется Ана?

 —  Иди переодевайся, —  сказала, входя в комнату, тетушка Нина. —  а то опоздаешь на свою оперетку. И смотри плащ не позабудь, того и гляди, дождь польет.

 —  Не оперетку, а оперу, —  поправил Жука. —  Да я... —  невольно замялся он.

 —  Беги, через два часа дома будешь, —  сказала Нина. —  Ничего мимо тебя не пройдет!

 Жука махнул рукой и пошел переодеваться.

 Театр был полон —  гастрольный спектакль «Риголетто». Жука сидел, слушал божественного Верди, и его глаза невольно наполнялись слезами. Как он понимал Риголетто, болеющего за свою несчастную дочь, полюбившую недостойного и погибшую из-за него...

 Когда занавес опустили. Жука долго еще сидел в опустевшем зале со смятенной душой, полной чудесных звуков и мучительных чувств. Наконец он опомнился и заторопился к выходу. Заглянул в гардероб за плащом и с удивлением получил на свой номерок белый женский плащ, а потом увидел и сидевшую в фойе и явно поджидавшую его красивую женщину.

 —  Однако вы не торопитесь уйти из театра, —  сказала она, передавая ему его плащ и забирая свой.

 —  Простите! —  Жука виновато развел руками. —  Но я никак не мог предположить... это же гардеробщик... номерки...

 —  Конечно, конечно, —  прервала его стройная пышноволосая брюнетка в вечернем платье.

 —  Все в порядке, все в порядке!

 Они вышли на улицу, и оказалось, что льет проливной дождь.

 Жука почувствовал себя вконец виноватым.

 —  Если бы не я, вы бы не попали под дождь! —  огорченно сказал он. —  Позвольте вас проводить. Ваша машина далеко?

 —  Я без машины, —  отвечала незнакомка. —  Сейчас поймаю такси.

 —  В дождь в Сан-Паулу ловить такси? —  Жука невольно улыбнулся, но тут же вновь посерьезнел, поняв, что обижает незнакомку. —  Вы же сами понимаете, что вам сейчас не поймать машину! Позвольте я вас подвезу. Моя машина тут, совсем рядом!

 —  Но вы не знаете, кто я, а я не знаю, кто вы, —  незнакомка была явно в нерешительности, а дождь лил потоками.

 —  Что за проблема! —  Жука тотчас достал и протянул ей свою визитную карточку. —  Я —  Жозе Карлус Местиелли. Для друзей просто Жука. Торговец. Родился седьмого июля тысяча девятьсот...