– В темницу сераля.

– Это, конечно, жестоко, – продолжал Зора, – но пусть будет так. Прощайте, друзья мои. Я не мог поступить иначе, вы знаете мою вину, и в вашем мнении я ничего не теряю, этого для меня достаточно.

Сади и Зора дружески простились, затем последний вместе с Гассаном оставил квартиру. Они отправились в сераль, и здесь Гассан велел попросить к себе маршала императорского дворца. Тот уже лег спать, но его разбудили, и он скоро явился. Гассан показал ему приказ об аресте.

– Я должен доставить благородного Зора-бея в тюрьму, – сказал он, – сделай милость, прикажи провести нас.

– Клянусь моей бородой, это пренеприятный сюрприз! – воскликнул маршал, который давно уже знал и глубоко уважал Зора. – Храбрый и благородный бей арестован?

– Надеюсь, что скоро все разъяснится и примет другой оборот, – отвечал Гассан. – Пожалуйста, прикажи оказывать благородному Зора все уважение, какого заслуживает такой храбрый воин его величества.

– Я сам позабочусь об этом, – отвечал маршал.

Затем он велел позвать кастеляна этого отделения огромного дворца, который явился с фонарем и с ключами.

На нижнем этаже сераля близ последнего двора между толстыми каменными стенами расположены камеры, окна которых плотно заделаны решетками, а двери – из толстого железа. Комнаты эти прежде предназначались для хранения императорских капиталов, в новейшее же время для этого назначены новые помещения, к тому же заведующие государственным имуществом, следуя примеру всех нынешних государей, большую часть сокровищ вносят в иностранные банки. С тех пор комнаты эти стояли пустые и уже неоднократно использовались как камеры для арестованных высших чиновников сераля, внезапно впадавших в немилость. В эти-то отдаленные камеры, к которым вел целый ряд коридоров, отправились Гассан, маршал и кастелян вместе с Зора-беем.

Приличный стол и содержание этого заключенного должно было идти из кухни сераля, где готовили на всех дворцовых чиновников. Чтобы получить понятие об обширности этой кухни, о прислуге и об издержках, которых она требовала, достаточно будет упомянуть здесь, что четыре жены султана получают ежегодно по четыреста тысяч франков и что к прислуге их принадлежат триста одних только рабов. Сюда же относятся целые группы танцовщиц, певиц, горничных и служанок, сверх того пятьсот евнухов, так что в одном гареме садится за стол ежедневно около тысячи человек. Если сюда причислить многочисленных чиновников и слуг султанских покоев, то получится целая толпа людей, на содержание которых ежедневно затрачиваются огромные суммы, которые при султане Абдул-Азисе простирались до десяти миллионов ежегодно.

Кастелян открыл железную дверь и осветил путь. Гассан, Зора и маршал вошли в камеры, в которых был сырой, затхлый воздух. Вся меблировка их состояла из нескольких вделанных в стены шкафов, нескольких столов и подушек; в каждой камере было также по одной свисавшей с потолка люстре, подобно тем, какие встречаются в маленьких церквах.

В одну из этих камер был заключен Зора, остальные были заперты. Засветили люстру, позаботились и о теплом одеяле на ночь, так что Зора ни в чем не терпел недостатка и заключение его походило скорее на домашний арест.

Таким образом арестовав своего друга, Гассан вернулся в Беглербег и на следующее утро передал султану саблю арестованного офицера. Сераскир должен был немедленно произвести подробное и строжайшее следствие по этому делу; так приказал султан, бывший в самом дурном расположении духа.

XXV. Ночное празднество

Во дворце принцессы Рошаны было устроено празднество в честь победоносного возвращения императорских войск и взятия в плен Кровавой Невесты, но собственно праздник ее давался в честь одного Сади и назначения его пашой. Принцесса разослала многочисленные приглашения, и с наступлением ночи залы ее дворца наполнились разодетыми придворными дамами и кавалерами. Только с недавнего времени, с тех пор, как европейское влияние начало вытеснять все предрассудки, в Турции вошли в обыкновение подобные праздники. Но всякий раз на это нужно было согласие султанши Валиде, которой вполне подчинялась вся общественная жизнь женщин. Принцесса Рошана, очень хорошо зная, как султанша Валиде любит участвовать в подобных празднествах, прежде всех лично пригласила ее. Таким образом султанша ничего не могла иметь против этого праздника.

Когда Валиде явилась на праздник, на ней было бархатное платье темного пунцового цвета, вышитое золотыми колосьями. Лицо ее было закрыто тонким покрывалом, а головной убор составляла драгоценная диадема из бирюзы. На принцессе Рошане, богатство которой вошло в пословицу, было светло-зеленое, украшенное золотом платье, роскошный головной убор из бриллиантов, а на лице, так же как у всех присутствующих придворных дам, тонкое покрывало. Одни кавалеры были в парадных военных мундирах, другие – в черных европейских костюмах.

На галерее большого главного зала, посреди которого бил душистый фонтан, помещался отличный хор музыкантов принцессы. Большой зал дворца, в котором принцесса только что приняла султаншу Валиде и теперь принимала министров и их жен, был отделан с необыкновенной пышностью и совершенно в парижском вкусе.

Потолки были украшены такой живописью, что, глядя вверх, казалось, будто все эти фигуры движутся. Огромная люстра с бесчисленным множеством огоньков заливала весь зал морем света и отражалась в зеркальных стенах зала, так что те казались бесконечными. Вдоль стен были поставлены мягкие диваны, а в нише, отделявшейся от зала пунцовой шелковой портьерой, помещались высокие, наподобие трона, кресла для султана и султанши Валиде. В соседнем зале слуги раскладывали на золотые подносы и беспрестанно разносили закуски и лакомства, а черные невольники на хрустальных блюдах разносили фрукты. Подавали также шербет и воду со льдом.

Шейх-уль-ислам также явился с некоторыми главными своими советниками и сановниками. Принцесса была его давнишней союзницей, а потому при входе в зал он поспешил засвидетельствовать ей свое почтение. Но принцесса Рошана не могла уделить ему много времени, она должна была приветствовать визирей и других знатных гостей, явившихся на ее приглашение. Сказав несколько приветливых слов некоторым высшим сановникам, чтобы расположить их в свою пользу, Мансур-эфенди обратился к Гамиду-кади, также удостоенному приглашения принцессы.

– Мы накануне великих событий, брат мой, – тихо сказал шейх-уль-ислам Гамиду-кади, подходя вместе с ним к пунцовой портьере султанской ниши, – в следующие дни многое должно решиться.

– Ты находишь, что арест пророчицы имеет тяжкие последствия? – спросил Гамид-кади.

– Это возможно, но я надеюсь вовремя предупредить эти последствия.

– Она не смела уйти, – сказал кади. – Мы должны вытребовать ее.

– Изменить этого теперь уже нельзя, брат мой. Надо только предупредить дурные последствия. Другое событие кажется мне более важным. Скоро будет помолвка принцессы Рошаны.

– Помолвка? Когда же?

– Мне почти кажется, что сегодняшний праздник имеет вид помолвки.

– А кто тот счастливец, кого принцесса удостоила своей благосклонностью?

– Сади-паша.

– Новоиспеченный солдатский вождь? Быть не может, Мансур-эфенди.

– Известие это передано мне из верного источника, – отвечал шейх-уль-ислам. – Лаццаро, слуга принцессы, доверил мне эту тайну.

– Сначала еще должен дать свое согласие султан.

– Оно уже дано.

– Этого не может быть, – быстро сказал кади. – Один из этих трех друзей офицеров, как ты увидишь из последних приказов и рапортов, в прошлую ночь попал в немилость и был арестован.

– Зора-бей, я знаю это… Я рассчитываю на то, что остальные два офицера помогут ему и прибегнут к какому-нибудь насилию, тогда они пропали.

– Принцесса с Сади-пашой? Это было бы ничем не заменимой потерей, – прошептал Гамид-кади.

В эту минуту разговор обоих сановников был прерван грохотом труб.

– Султан, – сказал шейх-уль-ислам своему советнику и поверенному.

Роскошно одетые пажи вошли в зал и встали по обеим сторонам входа. Два церемониймейстера возвестили о появлении падишаха. Затем вошел султан в черном европейском костюме с большой орденской звездой на груди. Позади него шел Гассан, за ним следовали остальные лица, составлявшие блестящую свиту султана.

Принцесса вышла навстречу дяде и, поблагодарив его за милостивое посещение, повела в нишу к предназначенным для него креслам. Султан приветствовал султаншу Валиде и пригласил ее сесть рядом с собой. Принцесса должна была также несколько минут пробыть с ним, и дядя был с ней очень любезен. Затем он велел позвать к себе шейх-уль-ислама и других присутствующих сановников, которым хотел оказать благосклонность, и каждого удостоил несколькими приветливыми словами.

Султанша Валиде улучила время, когда султан разговаривал с министрами, и встала, чтобы посмотреть на толпу гостей, что доставляло ей большое удовольствие. Недалеко от себя она заметила Гассан-бея и обратилась к нему. Она знала, что он был новым любимцем султана и что ему предстояло блестящее будущее. Султанша расспрашивала его о некоторых неизвестных ей гостях.

– А принц Юсуф не приехал? – между прочим спросила она.

– Его императорское высочество остались дома по случаю нездоровья.

– Передай принцу, что я очень жалею об этом и охотно воспользовалась бы случаем сблизить его с шейх-уль-исламом.

– Ошибаетесь, светлейшая повелительница, принц Юсуф слишком хорошо знает намерения шейх-уль-ислама, чтобы ждать от него чего-нибудь хорошего, – тихо отвечал Гассан.

– Ты, как говорят, поверенный принца – так это его собственные слова ты передаешь мне?

– Точно так, светлейшая повелительница. Кроме того, принц Юсуф считает, что дни этого шейх-уль-ислама сочтены.

Султанша Валиде удивленно взглянула на Гассан-бея.

– На каком основании? – спросила она. Затем, не дождавшись ответа, заметив Сади, сказала: – Не новый ли это паша?