– Что там такое? – спросил принц.

Мехмед вышел из комнаты и тотчас же вернулся.

– Слуги имама уносят мертвого мушира, – доложил он.

– Скоро же все это делается. Впрочем, мне это очень приятно, – сказал Мурад. – Кто ведет их?

– Имам.

– Как может имам отважиться на такое?

– Он с провожатым.

– С каким провожатым? – сердито спросил разгоряченный вином Мурад.

– С новым муширом, ваше высочество, который займет место умершего.

– Как его зовут?

– Девлет Чиосси, ваше высочество.

– Мне помнится, мушир этот служит в серале? Позови его ко мне.

Мехмед поспешно вышел, а Мурад в ожидании мушира уселся на диван. Вслед за тем на пороге комнаты показался новый шпион принца. Изет умер, но в лице этого Чиосси нашелся еще более ревностный и внимательный наблюдатель, призванный следить за каждым шагом принца.

Мушир Чиосси был уже немолод. Он был одет в блестящий мундир своего ранга. Физиономия его выражала скрытность и лукавство. Ничего нельзя было прочесть на его лице, когда наконец он вошел в комнату и с низким, почтительным поклоном остановился перед принцем.

– Ты послан ко мне во дворец? – спросил Мурад.

– Если ваше высочество согласны, – отвечал мушир с особенным язвительным ударением, – я займу место так скоропостижно умершего мушира Изета.

– Кто прислал тебя сюда?

– Я явился сюда по приказу, который только что передал мне Магомет-бей.

– Здешняя служба, мушир, очень опасна, сразу говорю тебе это. Кто не может переносить подаваемых мне кушаний, пусть лучше отказывается от нее заранее, – сказал Мурад с явной насмешкой. – Мушир Изет служит живым примером тому, как быстро схватывает колика даже здорового человека и только после одного кушанья.

– Я уверен, ваше высочество, что мушир Изет был болен еще до получения приказания есть кушанье, которое, быть может, было ему противно.

– Тогда я советую тебе, в случае если ты также не совсем здоров, лучше не брать этого места, – продолжал принц. – Знай, что и ты всегда будешь обедать со мной и прежде меня отведывать все подаваемые мне блюда.

Чиосси поклонился со злобной улыбкой.

– Вашему императорскому высочеству остается только приказать, – отвечал он. – Я чувствую себя вполне здоровым и высоко ценю честь обедать за одним столом с вашим высочеством.

– Знает ли султанша Валиде об этом неожиданном приключении?

– К сожалению, я не могу отвечать на этот вопрос, ваше высочество. Я сейчас только узнал о скоропостижной смерти мушира Изета и получил приказ поспешить сюда, чтобы велеть вынести покойника и занять место мушира.

– Тебе известно, почему сменили мою прислугу?

– Вероятно, ее в чем-нибудь подозревают.

– Сменили и камердинера моего Хешама.

– Должно быть, это произошло вследствие сегодняшнего приключения, смерти мушира Изета. Я не знаю, ваше высочество, другой причины.

– Мне вовсе не нравится эта перемена.

– Часто доверяют слуге, который вовсе не заслуживает доверия, а напротив, только злоупотребляет им.

– Я желаю снова взять Хешама.

Новый мушир зловеще пожал плечами.

– Очень жаль, что не могу исполнить желания вашего императорского высочества, – отвечал он. – Насколько я слышал, слуги Хешама уже нет в живых.

– Так его убили потому, что он нравился мне? – сказал принц Мурад.

– Если ваше высочество недовольны новым камердинером Мехмедом, то вашему высочеству стоит только всемилостивейше уведомить меня, и он будет сменен.

– Так бедного Хешама действительно заставили поплатиться своей жизнью за смерть мушира, в которой он совершенно невинен, – продолжал Мурад, не обращая внимания на слова Чиосси. – Мне теперь все равно, кто бы мне ни служил, каков бы ни был следующий камердинер, я не могу удостоить его своего доверия, не подвергая его жизнь опасности, я очень хорошо понимаю это теперь.

– Как я уже сказал, люди эти не всегда заслуживают подобного доверия, ваше высочество. На Хешаме лежит подозрение, что он не совсем невинен в смерти мушира.

– Ступай, объясни всем им, что это ложь, Хешам стоит выше подобного подозрения. Но им пришлось, кстати, под предлогом этого подозрения, взять его у меня и заставить поплатиться жизнью за свою верность. Не говори мне ничего об этом слуге, верность его, без всякого сомнения, достойна подражания. В моих глазах он стоит в тысячу раз выше иного визиря или паши, который под личиной верности и преданности ловко умеет набивать свои карманы. Хешам же умер бедняком, он даже не брал от меня жалованья. Он был мне верным слугой.

– Быть в мелочах бескорыстным не так трудно, – с многозначительной улыбкой заметил мушир. – Он не брал жалованья, зато, может быть, он иначе умел вознаграждать себя.

– Ты потому это думаешь, что так поступает большинство в нашем государстве, ты думаешь, что недуг этот так заразителен, что уже не найдется более ни одного слуги, который бы не воровал и не обманывал, не наживался бы выжимаемым при всяком удобном случае бакшишем[18]. Так знай же, что невинно пострадавший сегодня Хешам был образцом бескорыстия, он достоин удивления, я хочу воздать ему единственную награду, какую могу дать ему теперь после смерти, то есть добрую память и отзыв, что он был честным человеком. Одно это слово ставит его выше других.

Чиосси менялся в лице от едва сдерживаемой им злобы.

– Нет ли у вашего высочества еще поручения для меня? – спросил он дрожащим голосом, едва владея собой. – Выслушивать похвалы слуге вовсе не входит в мои обязанности.

– Но для многих они достойны сочувствия. Мушир, я приказываю тебе, чтобы на его надгробном камне была сделана надпись: «Он был честным человеком», это лучше всякого саркофага. Теперь ступай, я хочу спать. Прикажи новому камердинеру Мехмеду принести мне к ночи стакан шербету.

Чиосси поклонился.

– Приказания твои, светлейший принц, будут исполнены, – сказал он. – Желаю вашему высочеству продолжительного и спокойного сна.

И, злобно сверкнув глазами, он вышел из комнаты. Последние его слова имели двоякий смысл, злобным тоном, с каким-то особенным ударением пожелал он принцу продолжительного и спокойного сна… Но Мурад и не подумал о двояком смысле слов мушира, он едва ли даже слышал его слова, едва ли обратил на них внимание. Его одолевала усталость, он чувствовал сильный жар, и жажда мучила его.

Но вот в комнату вошел новый камердинер Мехмед с золотым подносом, на котором помещались хрустальный бокал с лимонадом и золотой холодильник со льдом. Он поставил поднос на низенький, круглый мраморный столик, стоявший возле постели, на которой спал принц. Вид прохладительного напитка был так заманчив для томимого жаждой Мурада, что он сейчас же с помощью золотой ложечки положил несколько кусков льда в лимонад, чтобы сделать его еще холоднее, освежительнее, и с жадностью стал пить вкусный напиток. Сделав несколько глотков, он остановился, казалось, он попробовал на языке поднесенное ему питье и нашел, что оно имеет какой-то особенный, посторонний вкус.

Тут только Мурад вспомнил о новой прислуге и о необходимой предосторожности, которой он только что пренебрег. Горькая улыбка пробежала по его довольно полному, круглому лицу при мысли, что он не может безопасно выпить ни глотка. Принц в эту минуту позавидовал нищему. Теперь только чувствовал он всю безвыходность своего положения, он не мог даже утолить жажды, не подвергаясь опасности вкусить смерть с лимонадом.

Новый камердинер уже ушел. Мурад посмотрел на шербет, еще раз попробовал его, вкус его был до того отвратителен, что принц с размаху отбросил от себя до половины налитый лимонадом бокал. Он попал в большое стенное зеркало, и оно со звоном разбилось. Прислуга слышала шум, но никто не рискнул войти в комнату. Между тем Мурада еще более томила жажда. Чтобы утолить ее, не подвергая себя опасности, он взял в рот несколько кусков льда, это освежило его, ему стало легче, тогда как после лимонада внутренний жар, казалось, еще увеличился. Проворно вскочив с постели, бросился он к окну, открыл его и жадно вдыхал пропитанный влагой ночной воздух. Немного погодя принцу стало вдруг дурно, он зашатался. Им овладело сильное головокружение. Тщетно пытался он добраться до стола, чтобы удержаться за него и позвонить. В изнеможении он упал на ковер.

Казалось, это было следствием питья. И в самом деле питье это имело такое сильное действие, что выпивший его никогда больше не просыпался. Теперь только желание мушира получило свой настоящий смысл. Конечно, продолжительный и спокойный сон наверняка предстоял тому, кто ложился спать после такого питья. Кто приготовил его? Кто поднес ему это угощение? Неужели недостаточно было одной человеческой жизни, уже уничтоженной? Если бы Мурад в эту ночь умер, народ еще долго не знал бы ничего о его смерти, даже ничего не слыхала бы о ней и прислуга. По-прежнему бы накрывали на стол, стряпали, делали доклады, ничто не выдавало бы смерть, пока тем, кто должен был знать об этом, не вздумалось бы официально известить о кончине принца прислугу и народ. Затем были бы справлены поминки, и никто бы не знал, от чего умер принц.

Через некоторое время Мурад стал шевелиться. Бледный, как мертвец, с закрытыми глазами, не придя еще окончательно в себя и не собравшись с силами, он попытался встать, чтобы позвать на помощь.

– Сюда! – закричал он слабым, беззвучным голосом. – Хешам! Я умираю! Позови доктора!

Это было ужасное зрелище. Он собрал последние силы, чтобы встать и позвонить, но когда он приполз к столу и хотел уже, опираясь на него, привстать с пола, стол упал, и Мурад снова упал на ковер. Была поздняя ночь, никто не являлся, беспомощный лежал принц в своем покое, Хешама не было, а новая прислуга пошла уже спать. Он попытался закричать еще раз. В своем полубесчувственном состоянии он и не помнил, что Хешама не было.

– Помогите! Сюда, Хешам! – кричал он. – Позови греческого врача! Я умираю! Шербет был…