Георг Борн - Новая царица гарема

– Реция уже не свободна, принц. Боюсь, что любовь эта будет несчастной.

– Это вопросы, до которых мне нет никакого дела, Гассан. Я должен увидеть Рецию – одна эта мысль занимает меня. Мне приятно быть в той комнате, где она так долго жила. Видеть прелестную девушку, не спускать своих очарованных глаз с ее прекрасного лица, слушать ее чудный голос – вот что мне нужно. Все остальное нисколько меня не касается.

– Тем еще пламеннее эта любовь, принц. Я боюсь той минуты, когда ты из ее уст услышишь, что она принадлежит другому, что она любит другого.

Принц подумал с минуту.

– Ты боишься этого? – сказал он. – Я же – нет, Гассан. Ты думаешь, ее любит другой, а я думаю, что все должны любить Рецию.

– Ваше высочество…

– Не зови меня так, Гассан, в этот прекрасный час, прошу тебя, зови меня своим другом, зови меня Юсуфом, не иначе.

– А свита, принц?

– Когда мы одни, зови меня Юсуфом.

– Какое счастье! – сказал Гассан, заключая принца в свои объятия. – Это новое доказательство твоей благосклонности – большая честь для меня, Юсуф.

– А для меня – это еще никогда не испытанное мной блаженство. Но что ты хотел сказать?

– Ты неверно понял меня, Юсуф. Я сказал, что Реция любит другого.

– Это нисколько меня не тревожит, Гассан. Оставь мне мою прекрасную мечту, зачем стараешься ты разрушить ее?

– Чтобы впоследствии не пришлось тебе, Юсуф, испытать горькое чувство разочарования.

– Не делай этого, дай мне помечтать, оставь мне мою любовь. Знаешь ли, Гассан, все твои слова бессильны против этой любви. Она владеет моим сердцем, она наполняет мое существо, все остальное исчезает перед ней. Не думай также, что, любя Рецию, я должен непременно обладать ею. Мне хотелось бы только следовать за ней, хотелось бы еще раз увидеть ее, еще раз поговорить с ней – что будет дальше, не знаю. Ты беспокоишься о будущем, о чем-то таком, что мне и в голову не приходит. Я ее люблю, Гассан, вот все, что я знаю.

Так прошла ночь. Утром принцу тяжело было расставаться с тем местом, где каждый уголок напоминал ему о Реции.

Крытая карета была, по приказанию султана, послана в развалины. Юсуф и не подозревал бури, вызванной на его голову шейх-уль-исламом, но Гассан предвидел ее и вооружился твердостью. Карета отвезла принца с его адъютантом во дворец Беглербег. Упоенный любовью, Юсуф был занят своими мечтами.

А султан ходил взад и вперед по кабинету в страшном гневе на принца благодаря доносу и ловкому подстрекательству Мансура. Он немедленно велел позвать к себе принца.

Юсуф, как будто ни в чем не виноватый, спокойно вошел в покои своего державного отца. Он хотел уже подойти к нему, чтобы по обыкновению поцеловать у него руку, но султан гневным движением отстранил своего сына.

– Что ты наделал ночью? – сердито закричал Абдул-Азис. – О каком неслыханном насилии докладывают мне? Разве достойно принца идти против законов? Неужели должны еще поступать ко мне жалобы на моего сына?

– Мой милостивый владыка и отец изволит на меня гневаться? – спросил Юсуф.

Его удивленный тон, казалось, еще более усилил раздражение султана.

– Что еще за притворство? – закричал он. – Ты не знаешь разве, что ты наделал? Принц неслыханным своеволием довел себя до того, что провел ночь в заключении, как какой-нибудь пьяный софт! Прочь с глаз моих! У меня нет более сына Юсуфа! Прочь с глаз моих!

В такие минуты султан не мог владеть собой. Он был в сильном раздражении.

– Пощади, державный отец и государь, – сказал Юсуф.

– Нет тебе пощады! Сераскир передаст тебе мой приговор! – вскричат султан.

– Сераскир? Отчего милостивый мой отец и повелитель не скажет мне сам, какое наказание я заслужил?

– Нельзя ли без вопросов? Не смей выходить из дворца, если не хочешь быть задержанным часовыми, – прибавил султан.

– Так я и здесь заключенный? – пробормотал Юсуф. Приказ этот, казалось, более всего печалил его: теперь он не мог отыскивать Рецию.

– Ступай в свои комнаты, – приказал султан, повелительным жестом указывая на дверь.

Юсуф попытался еще раз пасть к ногам отца, но тот отвернулся от него. Казалось, что принц разом потерял любовь отца.

Задумчивый, вернулся он к Гассану и рассказал ему о немилостивом приеме отца.

– Я опасался этого, Юсуф, будем надеяться, однако, что его величество не допустит склонить себя к насильственным мерам, но с той самой минуты, как ты упомянул мне о сераскире, я предчувствую беду, – с мрачным видом отвечал Гассан.

– Я не смею выходить из дворца, не могу еще раз увидеть Рецию, вот что самое скверное, – сказал сумасбродный принц.

Вечером принцу доложили о сераскире. Юсуф приказал ввести его. При этом свидании присутствовал Гассан. Сераскир передал принцу его смертный приговор!.. Юсуф был поражен, несколько минут он не мог прийти в себя, потом упал в объятия Гассана…

Весьма странным казалось то обстоятельство, что му-шир Изет захворал от кушанья из риса, которое был вынужден насильно съесть за столом принца Мурада. Была ли схватившая мушира колика случайностью или же следствием дозы мышьяка или стрихнина, «случайно» попавшей в кушанье?

Мушир принадлежит к знатнейшим государственным чиновникам при турецком дворе, в гражданском ведомстве он считается даже высшим чином и значит почти то же, что маршал в военном. Мушир носит титул «девисти» (счастливец) и по обыкновению ездит на службу в европейском экипаже. Он может возвышаться даже до звания великого визиря. Другое дело мушир военного ведомства: здесь состав их многочисленнее, а содержание меньше. Несмотря на это, они всегда занимают соразмерно высокое положение. Мушир Изет носил титул девисти. Тем более имел он на то право с тех пор, как был командирован на дежурство в сераль и долгое время втайне занимал должность шпиона за принцами.

За муширами непосредственно следуют рютбе-и-бама (высокий чин), распадающиеся на два класса. Титул их утуфетли (милостивый). Затем идут рютбе-и-ули с титулом зеадетлин (счастливый), опять-таки составляя два класса, далее мутемайиц в звании наших столоначальников с титулом эфенди. Затем следуют ранги других чиновников: рютбе-и-сализе (третий класс с титулом рифатлу (возвышенный) и рютбе-и-раблие (четвертый класс) с титулом ритуфетли (великодушный). Мелкие чиновники носят титул гамьетли (ревностный). Из служителей церкви непосредственно за шейх-уль-исламом следуют судри и пять пайесов Стамбула и священных городов: Билады, Арбы, Гумилии и Анатолии. Положение военных в бюрократическом мире выражается преимущественно в чине офицеров. Низшие чины уже названы раньше, упомянем теперь о высших. В турецкой армии есть муширы в чине приблизительно наших полковников, затем пашей, дивизионных и бригадных генералов. Все они по чину стоят ниже другого эфенди гражданского ведомства.

Говоря о паше, необходимо отметить еще, что титул этот жалуется как чиновникам, так и военным и дается только муширам и мутесарифам (губернаторам второго разряда) провинций, хотя бы они были только в чине мутемайицев, у военных же он может быть пожалован каждому офицеру в чине полковника и выше. За пашой следует титул бей у военных и эфенди (господин) у штатских, за ним идет титул ага. Под эфенди разумеется в обиходе ученый, в бюрократическом мире часто весьма высокопоставленное лицо, даже сами принцы крови прибавляют к своему имени только титул эфенди.

Министры вследствие своих обязанностей называются эр-киат-девлет (столпами правительства). Из числа их избирается великий визирь. Наравне с шейх-уль-исламом он занимает высший сан, но не имеет, подобно последнему, права на титул «светлости», хотя при всяком официальном выезде его и сопровождают два офицера из армии, двое конных кавасов, двое слуг и чибукчи верхом на лошади, в то время как шейх-уль-ислам только в торжественных случаях имеет свиту, но зато, конечно, его свита больше и богаче.

Как мы теперь видим, муширы принадлежат к высшему классу чиновников, их часто назначают визирями, которым они, собственно, служат советниками, советник же великого визиря называется мустемар.

По приказанию принца Мурада внезапно заболевший мушир Изет был помещен в одной из комнат дворца и окружен строгим присмотром. К вечеру состояние больного стало настолько опасно, что позвали докторов. Те были в большом затруднении. Помочь они не могли, а объявить об этом не смели и ограничились пропиской нескольких безвредных лекарств. Принц Мурад спал в это время в своей уборной на софе и, проснувшись, уже забыл о мушире. Затем он отправился к брату своему Абдул-Гамиду с тем, чтобы позавтракать у него, и только тут вспомнил о больном мушире. Тогда он рассказал брату о приключении. Возвратясь домой, он позвонил, чтобы послать слугу своего Хешама справиться о мушире. Каково же было удивление Мурада, когда вместо ожидаемого слуги явился новый, до сих пор служивший только внизу, в комнате чиновников.

– Где Хешам? – спросил принц.

– Хешама во дворце нет, ваше высочество.

– Нет во дворце? Так где же он?

– Час тому назад его увез Магомет-бей.

Мурад знал теперь, где был Хешам. Враги нашли нужным удалить от него верного слугу.

– Как тебя зовут? – спросил он нового слугу.

– Мехмед, ваше высочество.

– Ну что, как больной мушир?

– Он, ваше высочество, сейчас скончался.

– Умер! Так Изет умер?

– Лежит холодный и бездыханный.

– Сделан ли уже доклад о его смерти в сераль?

– Час тому назад мушир Изет через Магомет-бея послал за имамом и передал ему свою предсмертную волю, – отвечал новый слуга Мехмед.

– А остальная прислуга еще во дворце?

– Только самое небольшое число, все остальные отпущены и заменены новыми.

В ту самую минуту в коридорах раздались шаги и голоса. Казалось, что кто-то плачет. По временам ясно слышалось слово «Аллах» в связи с одним из девяноста девяти его прозвищ, сопровождаемых вздохами и стонами.