– Документы доказывают справедливость его притязаний, – возразил Гамид-кади. – Я видел бумаги, они подтверждают все.

– Я с этой целью и отдал их тебе, – продолжал Мансур-эфенди, – Я прочел и другие рукописи и обнаружил один удивительный древний документ, написанный неразборчивым почерком. Я постарался, однако, разобрать его и узнал, что последний из калифов перед своим бегством спрятал в безопасное место все громадные сокровища дома Абассидов.

Но место, где калиф спрятал богатства своего дома, указано неясно, к тому же эти указания отчасти стерты. Мне удалось только разобрать, что сокровища велики и что они спрятаны в безопасном месте под камнями. Вы с ученым Али-шейхом возьмите документ, подробно рассмотрите его, – продолжал Мансур-эфенди, – и постарайтесь узнать, на какое место указывает составитель этого документа. Если мы отыщем эти сокровища, мы можем приступить к делу, поместив их в нашу казну.

– Мы с Али-шейхом начнем разбирать документ, как только ты передашь его нам, – сказал Гамид-кади.

В эту минуту в зал Совета вошел молодой дервиш и низко поклонился обоим могущественным сановникам.

– Ходжа Неджиб, – доложил он.

– Приведи его сюда, – приказал великий муфтий.

– Не этому ли ходже поручил ты надзор за софтом? – спросил Гамид-кади.

– Да, Неджиб стережет дом софта Ибама.

Молодой дервиш открыл двери и впустил в зал Совета высокого, худощавого, одетого в черное мужчину. Ходжа Неджиб со всеми знаками раболепства бросился на колени перед муфтием.

– Зачем ты пришел? – спросил шейх-уль-ислам.

– Не гневайся на меня, великий и мудрый баба-Мансур, за то, что я оставил свой пост в доме, где находится чудо, – отвечал Ходжа Неджиб. – Это было необходимо. Я не смел мешкать долее. Софт Ибам сошел с ума.

– С которых пор заметил ты это?

– С прошлой ночи.

– И ты только теперь пришел сюда доложить об этом?

– Я думал, это пройдет. Сначала мне казалось, что софт шутит, и я уговаривал его оставить эти неуместные шутки. Теперь же безумие его усиливается.

– Что же он делает?

– Он громко хохочет и кричит, что чудо не что иное, как обман, что люди допускают морочить себя и что все это одно плутовство.

Мансур-эфенди и Гамид-кади обменялись быстрыми взглядами.

– Где теперь безумный софт? – спросил первый.

– Я запер его наверху в комнате.

– А где чудо?

– В другом помещении. Я запер дом на замок.

– Слышали ли люди слова сумасшедшего?

– Да, мудрый баба-Мансур. Они кричали, что софт не безумный, а говорит правду. Это очень радовало Ибама: он обнимал мужчин и кричал, что есть еще на земле люди, которые в состоянии понять его. Он добивался сверхъестественного, ломал над ним голову, исследовал его, но чудо отнюдь не было его произведением, плодом его трудов. Оно было низким обманом – и снова начинал насмехаться над людьми, собравшимися в доме. Не зная, что делать, что отвечать на его безумные слова, они вопросительно глядели друг на друга, пожимали плечами, шептались, другие вторили его смеху и уходили прочь. Во всем виноват софт, и если, мудрый баба-Мансур, ты в эту же ночь не прикажешь увезти его, он принесет несчастье своим безумием.

– Вернись как можно скорее в дом софта. Не далее как сегодня ночью я сам приеду туда.

– Приезжай, мудрый баба-Мансур, и посмотри сам, правду ли сказал твой раб Неджиб.

– А до тех пор ты отвечаешь мне головой за то, что в течение этого времени софт не сделает никакого бесчинства и что ни одна душа не будет к нему допущена, – сказал шейх-уль-ислам. – Если Ибам сумасшедший, его здесь у нас вылечат. Если же это притворство и им руководит злой умысел, тогда он получит свое наказание. Ступай.

Ходжа Неджиб встал, низко поклонился и оставил зал Совета.

– Этот софт кажется мне опасным, – сказал Гамид-кади. – Подобные натуры с независимыми идеями и средствами к исследованию их могут наделать много вреда, и потому их необходимо делать безвредными.

– Я согласен с тобой, брат мой. Если софт не безумный, а только притворяется, мы найдем средство привести его к сознанию своей вины, наказать его и положить конец его козням, – отвечал шейх-уль-ислам. – Сегодня же ночью я приму надлежащие меры, разузнаю обо всем и в случае необходимости он станет безвредным.

При этих словах Мансур-эфенди позвонил. Молодой привратник с поклоном вошел в комнату.

– Передай приказание, чтобы три дервиша ждали меня внизу у кареты, – сказал шейх-уль-ислам. – Пусть шейх выберет трех самых сильных дервишей и снабдит их веревками и платками.

Привратник удалился.

– Прежде чем отправиться к софту, – обратился Мансур к Гамиду-кади, – я хочу передать тебе, брат мой, тот документ, в котором упомянуто о сокровище калифов, чтобы ты вместе с Али-шейхом разобрал рукопись.

– Я не выпущу ее из рук и буду беречь как зеницу ока, брат мой, – отвечал Гамид-кади и вместе с Мансуром поднялся с места.

Они подошли к двери, которая вела в смежную комнату башни Мудрецов. Тут помещалось несколько шкафов в углублениях стены, хорошо укрепленных и запертых на замки. В них содержались важнейшие документы. В этом и днем и ночью оберегаемом месте они были в безопасности.

Гамид-кади взял со стола канделябр с зажженными свечами и вместе с Мансуром подошел к среднему шкафу. Шейх-уль-ислам вынул несколько маленьких ключиков. Одним из них он отворил небольшую железную дверцу. Гамид-кади светил ему. Вдруг Мансур отскочил, охваченный внезапным ужасом. Бледный как полотно, он смотрел на пустую полку шкафа.

– Что с тобой, брат мой? – спросил Гамид-кади.

– Документов нет! – вскричал Мансур.

– Пропали документы? Быть не может!

Шейх-уль-ислам торопливо обыскал прочие полки – все остальные бумаги не были тронуты, не было только тех, которые он искал.

– Все тут, остальные документы налицо, – сказал он глухим голосом, – нет только тех, которые мы отняли у толкователя Корана Альманзора, найдя в его доме. Это непостижимо. Никто не может проникнуть в это помещение.

Никто не может добраться до шкафов. Однако же документов нет.

– Я ничего не понимаю, – сказал Гамид-кади.

– Документы похищены, – повторил шейх-уль-ислам. Но вдруг ему пришла в голову мысль, пролившая свет на этот непостижимый случай. – Золотая Маска! – прошептал он, побледнев и задыхаясь от волнения. – Перед его появлением в руинах документы были еще в шкафу. Теперь их там нет.

Но он скоро оправился от своего волнения и с гордой улыбкой обратился к совершенно растерявшемуся от испуга Гамиду-кади.

– Не все еще пропало, брат мой, – сказал он, – я был настолько предусмотрителен, что снял точную копию с документа. Хотя неразборчивые места еще менее видны в копии, все же еще не совсем пропала надежда объяснить их, я точь-в-точь скопировал все буквы.

– Какая счастливая мысль, мой мудрый брат! – воскликнул Гамид-кади, переводя дух. – Где эта копия?

– Не здесь, она в моем архиве в городе. Завтра я вручу тебе ее, и ты можешь тогда вместе с Али-шейхом приняться за работу, – сказал шейх-уль-ислам и снова запер шкаф.

Затем оба вернулись в зал Совета, и там Мансур-эфенди простился с Гамидом-кади. Последний остался еще в развалинах окончить свои дела, а Мансур-эфенди отправился к ожидавшей его карете. Возле кареты стояли трое дервишей. Мансур приказал им сесть к нему в карету и, вполголоса отдав приказание кучеру, сам последовал за ними. Карета быстро покатилась по направлению к Бостон-Джалла и остановилась перед домом Ибама возле большого минарета.

Двери дома были заперты, окна занавешены. Толпа, всегда осаждавшая дом софта, мало-помалу разошлась, осталось только несколько нищих и калек. Шейх-уль-ислам вместе со своими провожатыми вышел из кареты и постучал в дверь. В одну минуту Ходжа Неджиб открыл дверь и впустил Мансура и трех дервишей.

– Где софт? – спросил его шейх-уль-ислам.

– Разве ты не слышишь его голос, мудрый баба-Мансур? – сказал Неджиб, указывая наверх, откуда раздавался звонкий хохот, прерываемый криками, которые, однако, нельзя было разобрать.

– А где Черная Сирра?

– Она ни во что не вмешивается, кротка и покорна, я думаю, она теперь спит.

– Проводи нас наверх, к софту, – приказал Мансур-эфенди.

Неджиб взял лампу и пошел впереди, освещая путь. Шейх-уль-ислам последовал за ним в сопровождении трех дервишей.

Ибам утих на минуту, но, услышав приближавшиеся шаги, снова завопил:

– Новые гости, – кричал он, – поддаются обману!

Мансур приказал дервишам ожидать его дальнейших приказаний, а сам вместе с Неджибом вошел в комнату, где находился безумный софт. Едва только свет проник в комнату, как Ибам принялся бросать на пол лежавшие на столе деньги и вещи, которые люди, веря в чудо, приносили в его дом, и в бешенстве топтал ногами.

– Это грехом нажитые деньги! – кричал он. – Прочь! Все это обман, гнусный обман! И я еще должен ему содействовать. Ни за что на свете! Ха, ха, ха! – хохотал он с диким сарказмом. – И люди ничего не понимают. Чудо это – дело не моих рук, это – твое произведение, великий муфтий! – кричал он, вытянув руку и указывая дрожащими пальцами на шейх-уль-ислама, мрачно смотревшего на него. – Это твое дело, и я не желаю, чтобы мой дом служил для такой низкой цели. Завтра я созову сюда всех софтов. Пусть только они придут, я расскажу им все. Пусть они рассудят.

– Узнаешь ты меня, Ибам? – спросил Мансур-эфенди.

– Как мне тебя не узнать, ты великий муфтий, ты баба-Мансур. Хорошо ты сделал, что пришел. Я не хочу иметь никакого дела с чудом и не желаю, чтобы оно оставалось в моем доме. Сними с плеч моих эту обузу и девай ее куда хочешь. Возьми от меня и эти деньги, они внушают мне отвращение и гнетут мою душу. Я не хочу принимать в этом никакого участия.

– Не чувствуешь ли ты себя больным, Ибам? – спросил Мансур-эфенди.

В ответ на эти слова софт разразился резким хохотом, и язвительная усмешка исказила его бледное лицо.