– Они поклялись в моей смерти? – спросила Солия мрачно. – Я отплачу им тем же. Посмотрим, кто останется победителем!

– Они хотят истребить нас и думают, что, захватив в плен Кровавую Невесту, будут уже у цели, – продолжал молодой араб. – Твою же голову падишах оценил в двадцать тысяч пиастров.

– Мою голову? Дорого, однако же, ценит меня султан, – сказала Солия с холодной язвительной улыбкой. – Оба новых предводителя хотят, значит, приобрести эту награду. Я захвачу их в плен, и тогда увидим, какая цена будет выдана мне за их головы, когда я пошлю их султану. Я горю нетерпением начать бой с новым неприятелем. Даешь ли ты нам сотню воинов, отец?

Старый эмир утвердительно кивнул.

– Возьми больше, – сказал он.

– Сотню эль-Омар оставил в засаде у мнимого лагеря, чтобы заманить башибузуков в долину, сотню возьмем мы теперь с собой, больше нам не надо, отец. Скорей, братья, наступил вечер, созовите сотню воинов, и мы выступим.

– Осмелюсь ли я остаться с тобой, храбрая Солия? – спросил молодой воин Кровавую Невесту.

Она бросила на него почти сострадательный взгляд – она давно уже заметила, что эль-Омар любит ее, – она же нисколько не чувствовала к нему взаимности, ибо служила высшим целям. Она должна была себя и свою жизнь принести в жертву кровавой мести, о возможности почувствовать любовь еще раз после смерти жениха она и не думала. К молодому арабу она не испытывала и тени чувства.

– Нет, – отвечала она, – лучше, если ты вернешься к своим воинам, эль-Омар. Замани солдат падишаха, но не вступай с ними в битву до тех пор, пока братья и я не будем близко, тогда только может начаться битва, иначе они переколотят сначала всех вас, а потом и нас. Поспеши.

– Ты приказываешь – эль-Омар повинуется, – сказал молодой араб, поклонился эмиру и Кровавой Невесте и кликнул лошадь. Вскочив на стройное животное, он умчался в сумерках быстро наступившего вечера.

Между тем оба сына эмира созвали уже сотню воинов. Все они на лошадях собрались на другом конце походного лагеря. За плечами у них были ружья, а в руках копья, любимое оружие сыновей пустыни. И Солия, дочь эмира, также взяла ружье и приказала прислуживавшей ей молодой аравитянке подать копье. Теперь она была вооружена так же, как и мужчины.

Оба брата пришли и донесли старому эмиру, что сотня воинов уже готова к выступлению. Престарелый отец простился с детьми и пожелал им воинского счастья. Солия и братья вскочили на лошадей. На конце лагеря ждал их отряд, представлявший странное, даже, можно сказать, страшное зрелище в вечерних сумерках. Выстроившись в длинные ряды, стояли всадники. В белых бедуинских плащах, совсем закрывавших их и окружавших капюшонами их головы, на черных лошадях, они выглядели привидениями, и к этому еще прибавлялись высоко торчащие в воздухе копья, всеобщее гробовое молчание и почти загадочная остановка лошадей по выраженному легким знаком желанию всадников.

Как облако пыли, быстро оставил весь отряд во главе с Солией и братьями долину и с невероятной скоростью бросился в ущелье, соединявшее его с большой караванной дорогой. Под охраной сумерек они направились в ту сторону, где, наполовину скрытый между возвышениями, был разбит маленький лагерь, чтобы заманить неприятеля в засаду. Через несколько часов после отъезда эль-Омар достиг высот возле мнимого лагеря. Тут он застал своих воинов в сильном волнении. Стражи видели, что предводитель башибузуков отослал половину войска с двумя пушками по дороге, отделяющейся от главной, караванной.

Арабским форпостам удалось захватить в плен одного из солдат султана, удалившегося от прочих, и у него они выпытали, что предводитель этого отряда по имени Сади-бей послал солдат с пушками, чтобы они примкнули к Зора-бею, который по другой дороге шел сюда с тремястами солдатами и двумя пушками. Все неприятельские силы состояли, таким образом, из восьмисот солдат и четырех пушек. Сади же стоял во главе отряда, в котором было около двухсот шестидесяти человек, и арабы горели нетерпением заманить его в мнимый лагерь и там напасть на врагов и истребить их. Он только что прошел мимо по той стороне большой караванной дороги, совсем вблизи них. Эль-Омар приказал своим воинам удержать жажду брани еще на час, до полуночи, в ожидании Кровавой Невесты, приближавшейся во главе еще одной сотни воинов. Весть эта вызвала между сынами пустыни хотя не выражаемое громко, но все-таки живое одобрение. Все они сидели верхом, готовые к исполнению приказаний. Выставленные часовые стояли в безопасных убежищах, чтобы иметь все окружающее перед глазами. Ложный лагерь лежал в долине и совершенно походил на действительный походный арабский стан, так что при взгляде на него неприятелю и в голову не приходила мысль об обмане. По периметру лагеря были расставлены верблюды и лошади, между тем как весь остальной лагерь был пуст. Ежедневно приезжали туда воины и приносили корм и воду лошадям и верблюдам.

Между тем уже наступила ночь, бледный свет луны падал на гористую, местами непроходимую местность, где обитало племя бени-кавасов, воевавшее теперь с войсками султана. В то время как арабы знали каждое ущелье, каждое убежище, каждый водоем и каждое селение, солдаты султана должны были пользоваться караванной дорогой, где они всегда были под наблюдением и окружены хитрыми туземцами. Преследуя последних, они подвергались опасности попасть в засаду или же удалиться на значительное расстояние от прочих отрядов. Сверх того, попадались им такие опасные скалистые местности, по которым они не были в состоянии следовать за арабами, в то время как те на своих привыкших к скалистым дорогам конях поспевали всюду. Недостаток в воде и опасности этой чуждой страны, в которой повсюду встречали они измены и грабежи, увеличивали стесненное положение войск султана. И если бы еще из Константинополя были присланы значительные военные силы, способные внушить страх мятежникам, предприятие удалось бы скорее. Теперь же Зора и Сади с трудом собрали всего около восьмисот солдат, одна часть которых к тому же порядочно упала духом, другая же была сильно изнурена продолжительным и обременительным походом через пустыни и скалистые горы. Но оба молодых офицера ничуть не падали духом. Напротив, препятствия и затруднения еще более укрепили в них решимость наказать и победить мятежников. Возрастающие опасности в то же время увеличивали их мужество и отвагу.

Сади был настороже, проходя с остальным войском ночью по караванной дороге, чтобы на следующий день соединиться с Зора-беем, шедшим туда же по другой дороге, которую оба они считали более опасной. Собственные рекогносцировки были недостаточны, а сведения, получаемые от туземцев, хотя бы и не принадлежавших вражеским племенам, большей частью никуда не годились. Если бы только обоим офицерам удалось на следующий день соединиться и иметь таким образом общие силы, они могли бы тогда подумать и о серьезном нападении.

Сади уже горел нетерпением начать битву, но два приключения, случившиеся в тот день, когда он отправил половину своего отряда на соединение с Зорой, находившимся, по его мнению, в большей опасности, сделали его осторожнее. Прежде всего, лошадь одного из его всадников-разведчиков примчалась обратно к колонне, таща изуродованного всадника без головы. Когда те из солдат, которых он взял из Медины и которые уже вторично участвовали в походе против арабов, увидели страшно изуродованный труп, они побледнели.

– Это сделала Кровавая Невеста! Эта она отрубила голову и взяла ее себе вместо трофея! – воскликнули солдаты. – Кровавая Невеста близко!

– Тем лучше, – отвечал Сади-бей, когда ему доложили об этом. – Нам представляется случай помериться силами с ней и с ее воинами.

– Она превосходит нас силами, – пронеслось между солдатами.

Едва Сади заметил, что из-за нескольких малодушных страх овладел всеми его воинами, он немедленно пригрозил собственноручно застрелить того, кто только осмелится произнести еще хоть слово.

– Или вы боитесь девушки, трусы? – кричал он. – Может ли сила этой женщины увеличиться от того, что вы считаете ее сверхъестественным существом? В ней та же кровь и плоть, что и в вас. Каждый из вас должен иметь перед глазами цель – убить ее. Его величество султан, наш повелитель, назначил двадцать тысяч пиастров за ее голову. Я прибавляю к этому еще и мое жалованье и дарю его тому, кто первый отважится подступить к Кровавой Невесте. Следуйте за мной. Я поведу вас. И, если вы останетесь верны, мы победим!

Эти смелые слова Сади воодушевили свежие войска, пришедшие вместе с ним из Константинополя. Все они с радостью присоединились к своему предводителю, дав клятву победить или умереть вместе с ним. Остальные же солдаты роптали, зачем Сади отправил к Зора половину отряда с пушками: они боялись, чтобы ночью не случилось с ними какого-нибудь приключения. Страх этот поздно вечером еще более увеличился благодаря следующему обстоятельству: второй всадник, выехавший на разведку местности, исчез и более не возвращался. Арабы захватили его в плен. Получив это донесение, Сади был уже достаточно настороже. Враги караулили, но он не робел, при нем все еще было двести пятьдесят солдат, из которых, впрочем, он мог положиться на половину, остальные состояли из людей, уже упавших духом, которые уже давно в этой стране терпели страх и лишения. Боязливо озирались они по сторонам при дальнейшем походе, опасаясь неприятельского нападения. Сади ехал впереди всех. Наступила уже ночь. При нем находились фельдфебель и капралы, которым он приказал при малейшем подозрительном знаке следовать за ним в атаку и безжалостно уничтожать любого солдата, сделавшего поползновение к бегству. Только подобным средством надеялся он удержать ненадежных. К счастью наших воинов, луна взошла рано. Бледный серебристый свет ее падал на песчаную, лежащую между холмами, широкую караванную дорогу, на которой местами на песке валялись побелевшие от солнца кости лошадей и верблюдов. Между холмами расстилалась бесплодная степь, похожая на пустыню, через которую также пролегала дорога. Кругом не было ни одного дерева. Вскоре возвышенность перешла на правую сторону, ближе к караванной дороге, по которой и продолжали свой путь солдаты Сади с ружьями в руках на случай нападения. Вдали слышался страшный вой шакала. Но вот один из разведчиков подскакал к Сади и доложил ему, что при ясном свете луны он хорошо различил вдали нескольких всадников на том месте, где, казалось, было ущелье или вход в долину, и, когда ему удалось незамеченным взобраться на высоту, он заметил в той долине шатры неприятельского лагеря.