— Это меня устраивает, — ответила баронесса и протянула шотландцу пухлую ручку.

— Буду с нетерпением ждать встречи с вами, — вполголоса произнес граф, целуя надушенную кисть.

— А я и не знала, что лорд Макдафф устраивает прием, — заметила Розамунда.

— Лорд Макдафф и сам об этом еще не знает, — с ухмылкой ответил граф. — Я бы все-таки предпочел, чтобы в первую очередь у меня была возможность переговорить с венецианцем. Вот почему ты скажешь художнику, что все еще обдумываешь его предложение, но сначала желаешь осмотреть его мастерскую. Я пойду с тобой. Если это действительно тот человек, которого я жду, он не упустит возможности начать переговоры. И наше посещение его студии будет выглядеть вполне естественно. Точно так же, как и появление баронессы на приеме в посольстве.

— По-моему, если мы явимся вдвоем, художник не станет начинать переговоры. Он будет осторожничать, потому что решит, что ты боишься оставлять меня с ним наедине. Он может даже подумать, что это меня король Яков назначил своим эмиссаром. Лучше мне отправиться к художнику одной, а ты зайдешь за мной попозже и тоже попросишь у него разрешения осмотреть мастерскую под предлогом того, что хочешь заказать мой портрет. Я изображу легкое недомогание и попрошусь на свежий воздух. Если венецианец тот человек, которого ты ждешь, он непременно об этом скажет, и никто

вас ни в чем не заподозрит.

Граф с восхищением посмотрел на Розамунду:

— Да у тебя прирожденный талант к интригам, любовь моя! Знал бы король Генрих, какую ценную союзницу потерял в твоем лице!

— Хэл вообще не допускает мысли о том, что у женщин может быть ума больше, чем у курицы, — сухо ответила Розамунда. — Я никогда этого не понимала, ведь его бабушка, достопочтенная Маргарет, была в высшей степени разумной женщиной, и его отец уважал ее именно за ум. Ее мудрость была очевидна всякому, кто имел честь с нею общаться. Всякому, кроме Хэла. Мне всегда казалось, что он попросту ее боялся.

— Мне понравился твой план, любовь моя, но претворять его в жизнь нам придется вместе, чтобы маэстро вдруг не подумал, будто тебя волнует не столько его талант, сколько иные качества, — заметил Патрик. — Идем и поговорим с ним сейчас же.

Взявшись под руки, они пересекли зал, направляясь к тому месту, где стоял Паоло Лоредано, окруженный шумной толпой молодых почитательниц его таланта. Розамунда с трудом удержалась от смеха, следя за тем, как откровенно венецианец рассматривает каждую девушку. Ни дать ни взять изголодавшийся мальчишка, только что получивший целое блюдо своих любимых сладостей. По всему видать, художник был большой любитель женских прелестей. В этот момент прямо перед графом и Розамундой внезапно возник лорд Ховард, английский посол в Сан-Лоренцо.

— Что вы здесь делаете, милорд? — надменным тоном спросил он, обращаясь к Патрику без всяких церемоний. — Я нахожу довольно странным то, что король Яков Стюарт через столько лет снова отправляет в Сан-Лоренцо своего первого посла!

Патрик окинул англичанина откровенно презрительным взглядом:

— Как вы могли заметить, я уже далеко не юноша, милорд. И с некоторых пор с трудом переношу зиму в горах. Вас совершенно не касается, что я здесь делаю, но я, так и быть, скажу, чтобы успокоить вашу чрезмерную английскую подозрительность. Вот эта леди — моя любовница. Мы захотели убраться подальше от королевского двора в Стерлинге и от излишне любопытных глаз, чтобы никто не мешал нам наслаждаться обществом друг друга. Сан-Лоренцо отличается самым мягким климатом в зимние месяцы, вот я и привез свою возлюбленную сюда. Это и является единственной целью нашего визита. А что, позвольте полюбопытствовать, заставило вас предположить нечто иное?

— Да кому есть дело до того, чем вы заняты, милорд? — зло процедил сквозь зубы лорд Ховард. — За исключением того короткого периода, когда вам выпала честь служить послом своего короля, вы были и остаетесь никому не известным ничтожеством!

— Эта леди — близкая знакомая королевы, милорд, — с достоинством отвечал граф. — Теперь вы удовлетворили свое любопытство? Тогда будьте добры, освободите нам дорогу. Я хочу поговорить с художником о портрете миледи.

Лорд Ховард нехотя отступил в сторону. Спутница лорда Лесли показалась ему смутно знакомой, но он никак не мог припомнить, где видел ее раньше. Неужели это одна из английских фрейлин Маргариты Тюдор? Нет, не может быть. Все эти дамы вернулись в Англию много лет назад. И тем не менее Ховард не сомневался, что прежде уже встречался с любовницей графа Гленкирка. Также он не сомневался и в том, что Патрик солгал ему, уверяя, будто приехал в Сан-Лоренцо исключительно с целью поменять суровую шотландскую зиму на мягкий климат Средиземноморья. Хотя отчасти это и могло быть правдой. Шотландские зимы славятся своей суровостью.

Но за последние месяцы в порт Аркобалено не заходил ни один шотландский корабль. Каким образом граф со своей спутницей добирался сюда? На французском судне? Вполне вероятно, ведь у Шотландии прекрасные отношения с французами. Что ж, с этим еще предстоит разобраться. Чутье подсказывало Ховарду, что здесь все не так просто, как кажется.

— Я уверена, что он меня узнал, — вполголоса проговорила Розамунда, как только они отошли чуть подальше от английского посла. — Он еще не вспомнил, кто я такая, но знает, что видел меня прежде. Правда, нас не представляли друг другу официально, и я надеюсь, что он не вспомнит о связи между мной и английским двором.

— Даже если и вспомнит, что ему это даст? Ты все равно останешься красивой женщиной, убежавшей со своим любовником. Что здесь еще добавишь? — успокаивал Розамунду граф. Тем временем они подошли вплотную к венецианцу, окруженному обожательницами. — Маэстро! — окликнул его граф. — Я был бы не прочь, чтобы вы написали портрет моей леди, но она никак не решится. Мы не могли бы на днях навестить вас, чтобы посмотреть вашу мастерскую?

— Конечно, о чем речь! — согласился Паоло Лоредано. — Я принимаю гостей с десяти утра и до самой сиесты, а потом снова в вечерние часы. Вам нужно лишь известить меня о времени вашего визита! — Венецианец окинул изящную фигурку Розамунды раздевающим взглядом. — Ах, мадонна, я подарю вам бессмертие! — С этими словами он поднес к губам маленькую ручку леди Фрайарсгейт и запечатлел на ней страстный поцелуй.

— Вы снова мне льстите, маэстро Лоредано! — проворковала сладким голоском Розамунда и скромно потупила взор. Но уже в следующую секунду кокетливо стрельнула глазами, одарив венецианца многообещающим взглядом. — Я с большим удовольствием навещу вашу студию, но пока не могу сказать, разрешу ли вам написать свой портрет, — ослепительно улыбнулась она и добавила: — Неужели вы такой знаменитый у себя в Венеции?

Лоредано громко расхохотался, принимая ее наивную лесть за чистую монету.

— Только мои друзья, Джорджоне и Тициан, способны превзойти меня, хотя все считают, что я гораздо талантливее пишу портреты, — напропалую хвастался художник. — Если я напишу вас, мадонна, ваша несравненная красота сохранится нетронутой даже через много лет, когда вы постареете и ваши черты изменятся.

— Полагаю, что вы сказали все это с целью убедить меня позировать. — Розамунда сделала вид, будто всерьез задумалась. — Но прежде я должна увидеть, как это происходит. Как художники пишут свои картины.

— Идем, любовь моя, — прервал их беседу граф. — Вот-вот начнутся танцы. Grazia, maestro Лоредано. Я непременно дам знать, когда мы соберемся нанести вам визит. — Патрик взял Розамунду под руку и увлек в шумную толпу гостей герцога Себастьяна. — Тебе обязательно было строить ему глазки? — сердито прошипел он.

— Да, — невозмутимо отвечала Розамунда. — Я должна как можно дольше держать его на крючке, чтобы у тебя было время выяснить, тот ли это человек. И для этого я строю ему глазки. Очевидно, он не из тех, кто легко мирится с отказом. Такие мужчины чрезвычайно высокого мнения о себе и считают себя оскорбленными, если женщина не желает поддаваться их чарам. Я делаю все, что могу, милорд, чтобы он чувствовал себя как рыба в воде и не терял надежды меня соблазнить. На самом деле я никогда не воспринимала всерьез таких надутых женолюбцев, как он. И при дворе моего короля, и при дворе короля Якова подобных ему пустозвонов сколько угодно. Ты ведь не ревнуешь меня всерьез, Патрик? Тебе не к кому меня ревновать! И ты это знаешь! Как только наши глаза встретились, любовь моя, я осознала, что не жила по-настоящему и не была любима по-настоящему до тебя. И с какой стати мне бросаться нашим счастьем ради прихотей какого-то фанфарона из Венеции?

Патрик вдруг остановился и увлек Розамунду в темный альков, устроенный в стене зала.

— Розамунда, — он ласково погладил любимую по щеке, — я уже немолод и ужасно боюсь, что рано или поздно ты это поймешь. Я испытал те же чувства при нашей первой встрече, но иногда меня охватывает страх, что я потеряю тебя слишком скоро, тогда как я вообще не хочу тебя терять. Я знаю, что однажды нам все равно предстоит разлука, но если мы разлучимся из-за твоей любви к другому, боюсь, я не переживу этого. Хотя знаю, что обязан буду это сделать, ибо твое счастье и твой душевный покой ценю превыше всего в этой жизни.

Глаза Розамунды заблестели от слез.

— Патрик, если бы мои дочери были хоть немного постарше, я оставила бы Фрайарсгейт ради тебя. Прежде мне и в голову не могла прийти такая мысль, потому что я привязана к Фрайарсгейту всей душой. Если бы я знала, что ему не грозят посягательства со стороны дяди Генри и его отродья, если бы Филиппа была достаточно взрослой, чтобы распоряжаться там без меня, то никакая любовь к дому не заставила бы меня расстаться с тобою. Но этой возможности нет и вскоре не предвидится, так что нам не избежать разлуки. Тебе придется вернуться в Гленкирк, а мне — во Фрайарсгейт. Однако до той поры мы будем вместе и будем любить друг друга до конца жизни, даже несмотря на разлуку. — Она привстала на цыпочки и нежно поцеловала Патрика в губы.