Наталия Миронина - Новая хозяйка собаки Баскервилей

– Ну, ты скоро?

– Мам, я воду кипячу…

– Чайник кипятит, а ты давай хлеб, грушу и сюда приходи. Мне не терпится узнать, что там у тебя вчера было. Мне же твой «кенар» звонил…

– Мам, сто раз просила, не называй Мишу «кенаром». – Катя подала матери тарелку с ломтиками груши и хлебом.

– Не обижайся, но он «кенар» и есть… Поет, поет, поет…

– Это я и так знаю… Так зачем он звонил?

– Жаловался на тебя. Говорит, мужчин в дом водишь, а там, как он выразился, «наш сын, еще совсем ребенок».

– Он не соврал. И сын еще ребенок, и мужчину вчера в дом привела. – Катя опять исчезла на кухне, чтобы налить чай.

– Что за мужчина? – Мама откусывала кусочки груши.

– Мам, это директор нашего торгового центра. Он привез мне бумаги подписать, а заодно довез до следователя.

– И все? Так по какой причине возмущается твой муж?! Кстати, тебе не кажется, что вам пора официально развестись? Я себя чувствую совершенно по-дурацки, когда называю его «мужем»! Не могу же я каждый раз добавлять «так сказать». Так сказать, муж.

– Мам, а если его назвать Мишей?

– Можно, но это что-то ласковое, а этих чувств я к нему не питаю. Так что же мужчина, он же директор?

– А ничего, я после того, как вышла от следователей, поняла, что ужасно голодна, а дома обед. Вкусный. Я его и пригласила. А дома был Миша.

– Как интересно! И что же?

– А ничего. Светская беседа за котлетами и борщом.

– И… – мама запнулась, – и Миша был за столом?

– Да, конечно. Поговорили о пении, об армии, о том, что мой суп пересолен. Это Миша, естественно, сказал.

– Понятно. Могла бы не уточнять. А что же директор, как его, кстати, зовут?

– Валентин Петрович.

– Хорошо зовут. Нестандартно. Валечка. – Мама доела корочку хлеба. – Хотя, пожалуй, я бы не смогла так зятя называть.

– Мам, он твой ровесник. Ему много лет… – Катя не сразу осознала свою бестактность.

– Мне не много лет. Мне столько лет, сколько надо. Но ему – много!

Катя поняла маму с полуслова. «Он для тебя старый!» – так можно было понимать ее слова.

– Да нет, у нас абсолютно деловые отношения, он просто разрешил мне занять помещение под магазин. Потом немного помогал. А вчера ждал, пока со следователем разговаривала. Конечно, Миша мог бы проводить, но он не удосужился.

– Он просто не считает нужным обращать на тебя внимание. Он уже не берет тебя в расчет. Ты – прошлое для него. И это прошлое он просто использует. И живет с тобой только потому, что не нашел, к кому уйти.

– Мне кажется, он просто не способен на самостоятельную жизнь. Может, я его разбаловала?

– Ага, ты виновата? Заблуждение многих женщин. Если бы ты ничего для семьи не делала, то вы бы жили в грязи, в холоде, на супах из пакетиков и банок. Ничего бы не изменилось. Он бы не стал другим. Потому что в Мише твоем нет потенциала. Потенциала самостоятельности.

– Это что-то новое.

– Ничего нового! Это старо как мир. Есть особи, приспособленные к жизни, а есть неприспособленные. И таких даже чувство долга не спасает. Они просто не знают, что с ним делать, мучаются от сознания собственной бестолковости и лени и в конце концов спиваются.

– О-о-о! Мише это не грозит.

– Не грозит. Он у тебя словно туземец, которого взяли в дом миссионера и научили пользоваться вилкой, ножом и душем. Он уже привык к этой жизни и ценит ее. Он будет искать комфорта, но при этом напрягаться особо не будет. Так что там с твоим директором?

– Мам, не уподобляйся следователю. Я тебе уже ответила, что у меня с моим директором ничего нет. И ты этот ответ услышала.

– Это хорошо, что ничего нет. Не морочь человеку голову, у него для этого совсем нет времени. А еще есть жена. Точно?

– Вроде есть, но отношения между ними…

– Ты ничего знать наверняка не можешь про эти отношения… Когда мы разводились с твоим отцом, все считали, что я его бросила, что я – виновата в том, что случилось. Но ты ведь знаешь, что это не так…

– Знаю, – кивнула Катя.

Ее отец, преподаватель того же вуза, что и мать, ушел от них совершенно неожиданно. В этот год мама защитила кандидатскую, а Катя окончила восьмой класс. Их дом подлежал сносу, и им предстояли выселение и переезд. Отец сообщил о своем решении очень неординарно.

– Я не претендую ни на один метр жилплощади, – произнес он за завтраком. Катя, которая только закончила ругаться с матерью по поводу школьных экзаменов, уронила ложку с вареньем прямо на белую скатерть. Как ей показалось, она сразу все поняла. В отличие от мамы. Мама еще долго что-то мыла в раковине, а потом произнесла:

– Хочешь, твой письменный стол поставим в спальне? Ты же всегда так хотел.

Отец что-то собирался ответить, но слова мамы так жалко прозвучали, словно она за что-то извинялась.

– Дело не в столе, – наконец сказал отец.

Катя помнила, что отец еще потом три года «окончательно» уходил из семьи. Все было так мучительно, что когда это наконец свершилось, мама с Катей устроили грандиозное сладкое обжорство.

– Мам, давай не вспоминать. У вас была совсем другая история.

– Истории все одни и те же. И жены у всех одинаковые – они своих мужей не любят до тех пор, пока их не полюбят другие.

– Мам, я не собираюсь никого любить и тем более уводить из семьи. Хотя сегодня я впервые заметила, какой он интересный! Он такой… Такой… Знаешь, когда в кино снимают главного героя второго плана…

– Катя? Ты себя слышишь? Главный герой второго плана…

– Да, именно так! – Катя рассмеялась. – Понимаешь, он где-то позади, чуть-чуть в стороне, но всегда за твоим плечом. Ты понимаешь?

– По-моему, да. Но главный герой не он?

– Нет, наверное, не он, но без этого второстепенного можно и не встретить самого главного.

– О господи, я запуталась в твоих героях. Ты мне скажи, тебе что, этот самый Валентин Петрович нравится?

– Вроде да.

– Приехали! Женатый мужчина.

– Мам, ну как тебе объяснить, он мне нравится… – Тут Катя замолчала. Она не знала, как объяснить маме. Ей льстило его внимание, его забота, после вчерашней поездки она открыла для себя нового Валентина Петровича – модного, лихо управляющего автомобилем, умеющего поддержать разговор и очень деликатного. Катя не знала, как это все сообщить маме в двух словах. – Мам, я точно не знаю. Мне кажется, что он мне нравится. Но разрушать его семью не буду. Я тебе это уже сказала.

– Да уж пожалуйста. Не разрушай. Теперь о самом главном – ты уже проведала своего раненого?

– Нет, но понимаю, что надо. Как ты думаешь, что ему надо привезти?

Мама удобно устроилась на диване, подняла глаза к потолку и произнесла:

– Ну, во-первых, надо правильно одеться…

«Много покупать нельзя. Во-первых, не разрешат врачи, во-вторых, нечего удивлять гастрономическим шиком – не та ситуация. Надо купить что-то легкое, полезное и необычное. То, что захочется сразу съесть». Катя уже два часа бродила с тележкой по магазину. Гектор, которому она обещала кусочек колбасного сыра – оказывается, собака его обожала, – остался в машине. Он послушно уселся на заднем сиденье и просунул огромный нос в чуть раскрытое окно. Стекло при этом сразу же оказалось в слюнях.

– Собака, меня мама убьет, – вздохнула Катя.

Машину Катя взяла у мамы, пообещав вернуть ее в полном порядке.

– Мне придется ехать с Гектором. У тебя еще рука не прошла. Без машины мне не обойтись! А проведать надо, ты мне сама это говорила. И вообще, я тут подумала, если бы не я, то, может, ничего этого бы и не случилось…

– Ты вообще никогда не думаешь о последствиях! Вот твой муж по-прежнему живет у тебя, а это значит, что своей личной жизни у тебя не будет.

– Мама, он уедет, очень скоро. – Катя сейчас готова была согласиться с чем угодно и пообещать что угодно, лишь бы мама дала машину.

– Не уедет, даже когда ему понадобится нос вытирать по причине старческой слабости, и ты из жалости будешь это делать!

– Мама, в это время мне тоже уже надо будет что-нибудь вытирать.

– Господи, возьми ключи, только умоляю, будь осторожна, – мама обожала свою машину.

Гектор в машину влезать не хотел.

– Так, давай, давай, тебе придется какое-то время ездить со мной, – Катя уговаривала пса, заодно подталкивая его под задние ноги. Собака на сиденье забираться не желала. – Слушай, не упрямься, сейчас в магазине запру! – Катя повысила голос, и Гектор заурчал, забубнил.

Катя рассвирепела. Она столько времени потратила на уговоры мамы, она долго застилала старым пледом все сиденья, она даже принесла в машину старую коровью жилу, чтобы собака развлекалась – все было напрасно, этот огромный упрямый зверь даже не хотел в ту сторону смотреть.

– Черт с тобой!

Катя внезапно бросила поводок, отошла от собаки, обошла машину и села на водительское место. Она спокойно достала ключи, вставила их и завела машину. Потом посмотрела в зеркало обзора, потом в боковое зеркало и включила поворотник. Все это она проделала, понимая, что правая задняя дверь не закрыта и рядом с ней сидит упрямый как осел пес. «Ну, дорогой, я тебя к дереву сейчас привяжу и уеду. Самое интересное, ведь будешь ждать меня как миленький – вряд ли кто рискнет тебя отвязать!» – только подумала Катя, как увидала, что собака неловко забирается на заднее сиденье.

– Во как! И что бы это значило, почему ты вдруг поменял свое решение?! – Катя проговорила это почти шепотом, чтобы не испугать Гектора.

До магазина они доехали без приключений, не считая того, что собака пару раз пыталась перелезть на переднее сиденье.

– Ты просто невозможен! – сказала Катя, когда они припарковались у магазина. И сейчас, гуляя по залу, она представляла, что ее может ждать в машине. «Ничего, придется терпеть. Раз это существо не берут даже в собачью гостиницу». Катя сделала попытку на пару дней устроить Гектора, но очень быстро поняла, что в приличных заведениях такого типа с ним уже знакомы и дело иметь не хотят. Ни за какие деньги. «Вы знаете, он у нас пробыл два дня, и за это время две мальтийские болонки и один йоркширский терьер почти полысели. На нервной почве. Так что извините!» – пояснили свой отказ в одном из заведений.