– Очень серьезно. Я, конечно, понимаю, что наши правоохранительные органы, – Катин тон стал официальным, – все сделают для того, чтобы… Ну, вы сами все понимаете…

– Я понимаю, – Евграфов вдруг стал очень серьезным, – но я то думал, что это будет все «на бумаге». Склеим макет, нарисуем палубу, прочертим маршруты, вспомним слова, жесты… Не более того. Я не хотел, чтобы вы так всерьез занимались этим делом.

– Нет, ну я не буду за кем-то погоню устраивать.

– Слава богу, вы меня успокоили, – Валентин Петрович шумно выдохнул.

– Зря вы иронизируете. Я бы могла.

– К сожалению, да. И это обстоятельство не дает мне покоя.

– Почему? – Катя уставилась на Евграфова и вдруг поняла, что не надо было задавать этот вопрос. И так понятно – он волнуется за нее. Она явно поняла это сейчас, но чувствовала давно. Его поведение говорило об искреннем и теплом интересе к ней, ко всему, что она делает.

– Я очень бы не хотел, чтобы вы серьезно туда влезали…

– Ну почему? – Катя сделала кокетливую мордочку.

– Потому что это было идеальное убийство. Идеальное.

– Почему?

– Судите сами. Время, место и способ выбраны безупречно. Это произошло не в городе, не в лесу, не на очередной стоянке, не на яхте. В любом из перечисленных вариантов у убийцы было бы довольно затруднительное положение – надо было бы куда-нибудь прятаться, бежать, скрываться. В любом из перечисленных вариантов могли быть свидетели. Надо было куда-нибудь деть орудие убийства. Так, чтобы не нашли. Да и времени на последующие действия тоже было бы мало – очень быстро бы приехала полиция и тут же бы провела следственные действия – тип орудия, траектория пули, гильза, расстояние и все остальное, что может так или иначе вывести на подозреваемого. Что мы имеем в данном случае? Жертва на суше, предполагаемый убийца – на яхте. Когда человек в поезде, или в самолете, или на яхте, куда он все время смотрит? Под ноги себе? Нет. На попутчиков? Да, но до поры до времени. Попутчики быстро надоедают – их видишь все путешествие. Человек смотрит на природу, берега, небо и все остальное, что надоесть не может. Куда смотрят люди, если они на яхте, а двое или трое из них на берегу? Правильно! На берег! Но никак не на тех, кто рядом. А потому у убийцы были развязаны руки. Добавьте к этому необычайную глубину этого Нового моря. Орудие давно на дне, полиция взошла на яхту только в следующем городе, а все внимание пассажиров было приковано к раненому.

Евграфов перевел дух. Катя машинально протянула ему чашку.

– И что из этого следует?

– Спасибо. – Валентин Петрович глотнул холодный чай. – Из этого следует, что вы убийцей быть не могли. Помощник капитана – тоже. Матрос, который был за рулем катера, – тоже. Убийцей мог быть любой, кто в этот момент оставался на яхте. И убийца на ней оставался до самой Москвы. Совершенно спокойно. Нимало не тревожась. Куда он делся потом – если мы ответим на этот вопрос, то узнаем, угрожает ли еще что-нибудь вашему новому знакомому.

Повисла тишина, нарушаемая только писком морской свинки. Она была глупа в отличие от попугая и Гектора. Те молчали и, казалось, не пропустили ни единого слова.


Список пассажиров, который получила Катя, оказался практически бесполезной бумажкой. Там были фамилии, некоторые из них можно было найти в Интернете. Эти люди упоминались либо в светской хронике, либо в экономических новостях. Но Кате не удалось найти даже намеков на криминал или малейшие правонарушения этих граждан. Держа перед глазами список, Катя думала о том, что весь ее запал разобьется об эти фамилии. В самом деле, вряд ли она сможет встретиться с Меркуловым Леонидом Григорьевичем, которого она прозвала Толстым. И Шкуратов Павел Иванович, Лысый, тоже вряд ли будет с ней чаи распивать в какой-нибудь «Шоколаднице». Катя вздохнула – ее самодеятельное расследование стало походить на воздушный шарик, который долго провисел под потолком, а потом сдулся.

Катя почувствовала, что настроение у нее портится – так бывало, когда возникала досада на незавершенное дело. «Можно подумать, я должна что-то узнавать, что-то сопоставлять… Прав Евграфов, следователи докопаются, соваться нечего туда. И да, преступление было спланировано почти идеально». Катя задумчиво посмотрела на попугая. Гена, взяв пример с собаки, клювом ворошил кубик кроличьего сена. Бороться с этими двумя, попугаем и псом, было бесполезно. Эта парочка неожиданно сдружилась и даже пыталась встать на защиту другу друга. Как только Катя начинала ругать пса, попугай садился рядом и пытался расправить крылья, заслоняя виноватую собачью морду. Катя улыбнулась – беспорядка было от этих двоих много, но порой они развлекали. «А Гектор-то вообще герой! Все-таки он спас Юру! – Она наклонилась, чтобы налить собаке воду, и вдруг ее внезапно осенило: – Никто не знал, что мы высадимся на том берегу! Эта остановка не была запланирована! Это я попросила посмотреть лес, который вот-вот уйдет под воду! Кто-то просто очень умело воспользовался ситуацией. Внезапной! Этот кто-то должен был произвести выстрел совсем в другое время, в другом месте. А тут я со своей прогулкой! Прав Евграфов – это был момент для идеального убийства! И все из-за меня! И только Гектор спас его!» Катя решительно плеснула воды в собачью миску. Нет, она не может просто так все это оставить! Ей стало стыдно – она даже не сделала попытки навестить Юрия, не передала положенные в таком случае цветы и апельсины. Катя решительно оглядела магазин. «Ничего с моей лавкой не случится! Не разорюсь, если несколько дней буду раньше закрываться! Только надо как-то аккуратно Евграфова предупредить, чтобы он не очень ворчал и… не увязался за мной. А то еще вздумает опекать!» Катя поменяла кормушки птицам, свинке положила свежие капустные листья, попугаям – семечек, а Гектору выбрала новый ошейник и поводок.

– Так, родной, если я вдруг соберусь по делам – тебе придется поехать со мной! – обратилась она к псу. – Поскольку от тебя избавиться не представляется никакой возможности! А потому я буду брать тебя с собой. Но ты будешь слушаться, сидеть в машине ровно столько, сколько надо, не будешь ронять слюни на чужую обувь и воровать хлебную мелочь в магазинах. Ты вообще не будешь заходить со мной в магазин. Не будешь истерить и биться в притворных припадках. Ты будешь просто рядом.

Катя поменяла Гектору ошейник, пристегнула солидный поводок и после некоторых раздумий повязала на шею собаке маленький яркий платочек.

– Вот, серьезная собака. Не вздумай бузить!

Катя вдруг поняла, что, во-первых, привыкла к этой безумной по экстерьеру и поведению собаке, а во-вторых, тот факт, что Гектор спас Юрия Спиридонова, заставлял ее испытывать к псу нежную благодарность.

– Хороший ты мой! Храбрый и смелый! – Катя наклонилась и тут же была облизана большим мягким языком.

Глава 5

Весна в Нью-Йорке – это лето. Много зелени, цветов, открытых машин и девушек в шортах. Весенний Нью-Йорк – это неожиданно сократившиеся дистанции и пространства: идти по теплым солнечным улицам было приятно и легко, а то, что зимой казалось пустынным, теперь утопало в предвкушающей зной листве.

Аля сидела за письменным столом и писала открытку. Она по-прежнему, как и в студенческие годы, пренебрегала электронной почтой – ей приятно было выводить на конверте свой домашний адрес. Ей приятно было сознавать, что мать увидит ее почерк, возьмет конверт, который она держала в руках. В этом чувстве была не только сентиментальность, в нем было желание обозначить свое присутствие в жизни матери. Уж очень редко они виделись.

Аля закончила писать, вложила открытку в конверт и запечатала. Письмо она опустит в почтовый ящик по дороге на репетицию. Откинувшись в кресле, Аля водила пальцем по гладкой матовой поверхности палисандрового стола. Дерево пахло специальной мастикой – Аля сама раз в месяц протирала его. Откуда у нее такая любовь к дорогим безделушкам и старинной мебели? Наверное, от отца, который много лет назад уехал из России и по-прежнему живет в своем замке недалеко от Зальцбурга. Аля вздохнула – была бы ее воля, она бы их поселила вместе. Отца и мать. Ну и что, что они даже не были женаты. Тем лучше – нет почвы для взаимных упреков и обид. Каждый из них выбрал свой путь, не оглядываясь на другого. Каждый из них прошел этот путь достойно, добился немалого. Их неожиданная встреча через много лет состоялась благодаря ей, Але. Она старалась для них обоих, но так ничего и не получилось.

Сколько времени прошло с того самого Рождества, когда здесь, в темной гостиной, она объяснялась с мужем? Почти полтора года. Срок немалый – можно было обо всем подумать и, испугавшись, исправить то, что покажется ошибкой. Но она не испугалась. «Все правильно я сделала. – Аля сквозь прошедшее время пронесла уверенность в своей правоте. – Иногда любовь – это совсем не любовь, а состояние души, которая вдруг занемогла. А недуги, как известно, рано или поздно проходят. Вот так и со мной случилось. Взяла и выздоровела… Жалко ли мне его? И да, и нет. Жаль, что обнадежила, и рада, что освободила. Главное, чтобы он этой свободой мог воспользоваться».

Аля поднялась из-за стола и подошла к окну. Сквозь полуоткрытую раму донесся теплый, мягкий воздух, он совсем не имел того бензинового душка, который свойственен этому городу. Аля шумно вдохнула и на минуту почувствовала себя девочкой с Миусской площади, что находится в Москве, недалеко от Белорусского вокзала.

Через час Аля вышла из своей квартиры, располагающейся в большом жилом доме высшего класса и носящем имя «Дакота». Этот дом построили еще в конце девятнадцатого века.

– Господи, ну почему здесь! Да еще за такие деньги! – недоумевал муж.

– Место намоленное, – лаконично ответила Аля, – ты даже не представляешь, кто жил в этом доме.

Муж отлично знал, что в этом доме проживала почти вся европейская и американская культурная элита середины двадцатого века, но… Но он не очень понимал, что давало его жене осознание этого факта. Она же только улыбалась и ничего не объясняла. Тогда он решил, что в ней заговорили амбиции и тщеславие. Но не простое, не женское, а артистическое. Она хотела жить в тех же стенах, что и ее кумиры. Придя к этому выводу, муж вдруг успокоился – его жена имела на это полное право. Ведь она – мировая оперная звезда.