— А ты что, не собираешься составить мне компанию? — спросил он. Хотел, чтобы вопрос прозвучал игриво, а вышло грубо. Но Надя словно не заметила:

— Отчего же. Но виски я пить не буду.

Она достала еще один стакан и налила себе розового мартини.

— Вот это мой напиток.

«Такой же приторно-сладкий, как твой будуар», — подумал Игорь, но вслух этого не сказал.

Надя со стаканом в руке пристроилась на диване рядом с ним. Слегка дотронувшись пальцами до его плеча, мягко спросила:

— Хочешь поговорить?

— Нет. — Опять прозвучало довольно грубо, но что поделать.

Тогда она взяла пульт и включила музыкальный центр.

— Как ты относишься к Равелю?

— Отлично.

— «Болеро». Очень люблю эту музыку.

Под «Болеро» «Джек Дениэльс» пился великолепно. Опустошив стакан, Игорь встал и налил себе еще. Надя взглянула на него грустно и чуть насмешливо:

— Не слишком ли резвый темп ты взял?

— В самый раз.

Игорь опустился на диван и снова отхлебнул едва не половину. Мысли стали путаться, боль отступила. На него нашло какое-то отупение. Допив и этот стакан, он хотел приподняться, чтобы налить третий, но пошатнулся и упал обратно. Надя засмеялась:

— Сиди уж. Сейчас я все сделаю.

Она легко поднялась. Завернувшаяся пола халата обнажила длинную стройную ногу. Она плеснула в стакан порцию виски, правда, вполовину меньшую, чем в первый раз, и подала ему.

— Держи.

И опять пристроилась рядом. От нее пахло духами — тяжелый сладкий запах восточной гурии. Такими духами, вероятно, пользовались одалиски в султанских сералях.

Надя приблизила к нему свое лицо и улыбнулась:

— Ну, как тебе сейчас, лучше?

Голос ее вибрировал на низких, возбуждающих тонах, а улыбка получилась какой-то хищной, плотоядной. Игорю на мгновение стало не по себе. Она придвинулась еще ближе. Грудь ее коснулась его плеча. Он хотел отодвинуться, но посмотрел на Надю и остался на месте. А, в конце концов, разве не для этого он сюда приехал!

Надина рука осторожно проникла ему под рубашку. Пальцы медленно пробежали по его груди, нашли сосок и нежно погладили. Потом ее рука спустилась ниже, еще чуть ниже…

— А сейчас?

Она шептала ему в ухо, ее теплое дыхание щекотало его кожу. Игорь почувствовал, как его охватывает возбуждение. Он отставил стакан, придвинулся к ней вплотную и прижал к себе с такой силой, что у нее хрустнули кости. Она хрипло рассмеялась и выгнулась в его руках дугой, подставляя грудь под его поцелуи. Халат упал с плеч. Надо отдать ей должное — в мягком розовом свете тело Нади смотрелось великолепно. Но Игорь сейчас не собирался оценивать его с точки зрения фотографа-профессионала. Он грубо подмял под себя это великолепное тело, навалившись на него всей тяжестью. Надины пальцы лихорадочно сдирали с него рубашку, потом стали расстегивать «молнию» на джинсах. Освободив его от одежды, она набросилась на его плоть с такой жадностью, что он на мгновение даже протрезвел. Но Надины руки и губы были столь умелы, что неодолимый мужской инстинкт взял верх.

Проснулся он от ужасной сухости во рту. Голова раскалывалась от боли, перед глазами плясали черные точки. В первый момент Игорь не сразу сообразил, где он находится, но потом вспомнил. Вспомнил и причину, которая его сюда привела.

Превозмогая боль, он огляделся. Разгром, который они учинили в розовом будуаре, в неярком свете хмурого утра выглядел особенно впечатляюще: одежда валялась вперемешку с диванными подушками и покрывалами, из опрокинутой бутылки «Джека Дениэльса» виски вытекло прямо на розовый пушистый ковер, стаканы, каким-то чудом уцелевшие во вчерашней кутерьме, были на полу…

Боль не проходила. Игорь попробовал приподняться. На его плече лежала Надина голова. Он скосил глаза и посмотрел на нее. Надя крепко спала. По губам ее блуждала блаженная улыбка сытой вампирши. Игорю вдруг сделалось донельзя противно. Его чуть не вырвало при воспоминании о том, что происходило этой ночью. Он усмехнулся, ему в голову пришло странное сравнение: вероятно, так себя чувствуют изнасилованные женщины.

Осторожно, чтобы не разбудить Надю, он встал, собрал свои вещи и прошел в ванную. Горячий, а потом совсем холодный душ позволил ему почувствовать себя человеком. Он оделся и выскользнул из этого жуткого розового логова.

Синий «фольксваген» стоял на месте. Прежде чем завести мотор, Игорь достал блокнот и написал несколько строк. Теперь надо купить конверт, написать имя адресата и бросить письмо в ящик. Это последнее дело, которое ему предстоит сделать в Москве. И все. Больше его здесь ничто не держит.

14

Последние несколько дней Лена жила как во сне. Ежедневно она приходила к матери в больницу. Ольге Васильевне явно становилось лучше, и это была единственная радость за последнее время. Один раз она столкнулась в больничном коридоре с Магницким. Он посмотрел на нее как на привидение и отшатнулся. Но Лену это даже не задело: все ее чувства к Валентину Петровичу улетучились как дым. Она даже не понимала, что именно в нем заставляло ее терять голову.

Игорь по-прежнему звонил каждый день, но от тревоги за мать и от того, что произошло между ней и Магницким, Лену эти звонки не слишком радовали. Она рассказала Игорю одну часть происшествия, касающуюся Ольги Васильевны и больницы, и совершенно не знала, как быть со всем остальным. В конце концов решила дождаться его приезда, а там видно будет. Почему-то Лена была уверена, что Игорь ее простит. На чем зиждилась эта уверенность, ей и самой было непонятно, но уверенность была. Он должен был прилететь сегодня утром и не прилетел. Вообще-то все бывает: самолеты задерживаются, аэропорт не принимает… Вчера он не звонил… Решив не паниковать до вечера, но все-таки не в силах избавиться от чувства тревоги, Лена решила поехать сегодня в больницу пораньше.

— У вашей мамы уже есть посетитель, — остановила ее в коридоре дежурная медсестра.

— Кто?

— Какой-то мужчина. Так что придется подождать.

Какой еще мужчина? С работы к ней приходили только вчера. Кстати, синьора Дениэлли, узнав о болезни Ольги Васильевны, прислала свои соболезнования вместе с громадным букетом цветов. А если не с работы… Неужели опять Магницкий? Лена, разумеется, давно догадалась, что в прошлом ее мама и Валентин Петрович были знакомы, и, очевидно, довольно близко. Почему же мама никогда ни словом не обмолвилась об этом знакомстве? Совершенно точно — этой фамилии из уст матери Лена не слышала.

— Может быть, я все-таки пройду? — попросила она медсестру. — В виде исключения. Неизвестно, сколько он там еще пробудет.

Сестра заколебалась:

— Я сейчас пойду и скажу ему, что к Трофимовой есть и другие посетители. Пусть закругляется. Он у нее уже давно сидит.

— А можно, чтобы вам лишний раз не ходить, я войду, и он уйдет.

— Ну если так. — Сестра кивнула. — Давай. Только чтоб сразу ушел, а то мне от врача влетит.

Лена подошла к палате Ольги Васильевны, распахнула дверь и услышала конец фразы:

— …только тебя! Ты можешь мне поверить?

Перед ней предстала странная картина. Ольга Васильевна сидела на подоконнике, а Магницкий ходил из угла в угол, в чем-то ее отчаянно убеждая.

— Привет, — немного растерянно сказала Лена. — Я сегодня пораньше…

Договорить она не успела. Магницкий стремительно обернулся к Ольге Васильевне и почти крикнул:

— Я ей сейчас все расскажу! Она должна знать…

— То, что она должна знать, я ей расскажу сама, — спокойно сказала Ольга Васильевна. — А что касается твоих больных фантазий — оставь их при себе.

— Но…

— Леночка, — быстро перебила его Ольга Васильевна. — Валентин Петрович вообразил, что он — твой отец.

Лена подавилась воздухом.

— Как?!

— Это неправда. Даю честное слово, что это не так. И если Валентин Петрович сейчас оставит нас вдвоем и даст нам возможность поговорить, я тебе все объясню. Ты уже большая и имеешь право знать, почему ты была лишена нормальной семьи. И кто в этом виноват.

— Ольга… — Магницкий шагнул к ней.

Ольга Васильевна легко спрыгнула с подоконника, подошла к двери и распахнула ее:

— Уходи, Валя. Словами ничего не изменишь и не поправишь. Хотя иногда слова могут убить, и мы с тобой хорошо это знаем. Уходи.

Магницкий уже взялся за ручку двери и вдруг обернулся и посмотрел на Ольгу Васильевну:

— И все-таки, Оля, это правда. Ты для меня всегда была единственной женщиной. Помни об этом, когда будешь… «все объяснять» нашей дочери.

Он уже ушел, а Лена все еще продолжала смотреть на закрывшуюся за ним дверь. У нее было такое ощущение, что ей снится кошмар, она знает, что это кошмар, и никак не может проснуться. В полной растерянности она смотрела на мать. Ольга Васильевна подошла к ней и ласково обняла за плечи:

— Садись, котенок.

Лена покорно опустилась на стул:

— Но… Что он такое говорил? Это…

— Это неправда, но он искренне убежден, что это так.

Сейчас Ольга Васильевна отнюдь не выглядела слабой и больной. Наоборот, Лена давно не видела мать в таком решительном настроении.

— История довольно длинная и скверная, мне бы не хотелось, чтобы ты вообще когда-нибудь об этом узнала, но раз уж так случилось… Только сначала один вопрос — как ты относишься к Валентину?

Лена смутилась:

— Не знаю…

— Леночка, давай начистоту, очень тебя прошу. Ты не представляешь, как это важно.

Лена вздохнула:

— Я тоже не хотела, чтобы ты знала… Это ужасно. На меня словно затмение нашло…

— Ты в него влюблена?

— Нет, что ты, совсем нет.