—Подумаешь. Чуть-чуть покрасить, вбить пару гвоздей, и все дела. — Мэгги пожала плечами. Она давно поняла, что на проблемы, лежащие на поверхности, проще всего не обращать внимания. Гораздо сложнее с теми, что прячутся глубже. — В этом доме есть огромный потенциал.

—Этот потенциал очень скоро обрушится тебе на голову, вот что я скажу.

—Как раз нет. Крышу я починила. Еще на прошлой неделе. Наняла одного из местных жителей.

—Ты уверена, что тут есть местные жители? По-моему, здесь на десять миль вокруг нет ни души. Это место подходит разве что для гномов. Или для эльфов.

—Ну, он вполне мог быть гномом. — Мэгги развеселилась. Она немного потянулась, чтобы размять затекшие мышцы спины. — У него рост где-то метр пятьдесят, он такой плотненький, и к тому же зовут его Бог.

—Мэгги...

—Он много чего сделал. Они со своим помощником придут еще. Поправят крыльцо и еще кое-что. Из самого основного.

—Ну хорошо. Ты наняла гнома, чтобы он работал пилой и молотком. А как насчет этого? — Си Джей обвел рукой сад. Каменистая, неровная земля, заросшая сорняками и кустарником. Даже самый искусный садовник не смог бы сделать из этого газон. Огромное дерево угрожающе нависло над домом. Какие-то вьющиеся растения, очень колючие, сражались за место под солнцем с дикими цветами. В воздухе пронзительно пахло зеленью и землей.

—Похоже на замок Спящей красавицы, — пробормотала Мэгги. — Мне даже жалко будет все это убрать. Но мистер Бог все сделает.

—У него и экскаватор есть?

Мэгги чуть откинула голову и приподняла брови. В этот момент она была очень похожа на свою мать. Во всяком случае, именно это пришло бы в голову любому человеку старше сорока.

—Он порекомендовал мне человека, который занимается ландшафтным дизайном. Мистер Бог говорит, что в этом графстве нет никого лучше Клиффа Делэйни. И он заедет сегодня днем взглянуть на сад.

—Если он нормальный человек, ему хватит одного только взгляда на эту канаву, которую ты называешь дорогой. Он тут же развернется и уедет.

—Но ты же добрался сюда на своем «мерседесе». Взятом напрокат. — Мэгги обвила руками его шею и поцеловала в щеку. — Си Джей, я очень, очень оценила то, что ты примчался сюда аж с Западного побережья. И я очень ценю твою заботу обо мне. Правда. — Она взъерошила его волосы. Си Джей никому на свете не позволил бы такого, но Мэгги... — Поверь мне, я знаю, что делаю. И в профессиональном отношении мне тоже лучше будет здесь.

—Это мы еще посмотрим, — пробурчал Си Джей и нежно коснулся ее щеки. Она еще совсем молодая, и у нее вполне могут быть глупые юношеские мечты и дурацкие представления о реальности. И она, как дитя, в них верит. — Но ты же знаешь, я не о работе беспокоюсь.

—Я знаю, — ласково сказала Мэгги. Взгляд и улыбка ее тоже смягчились. Она не умела управлять своими эмоциями — скорее они управляли ей. — Здесь так спокойно. Это как раз то, что мне сейчас необходимо. Представляешь, мне словно в первый раз в жизни удалось соскочить с карусели. И мне нравится ощущать твердую почву под ногами.

Си Джей слишком хорошо знал ее. Он понимал, что сейчас никакие аргументы на нее не подействуют. И еще он как никто другой знал, что с самого рождения жизнь Мэгги была сплошной цепью ярких событий и кошмаров. Может быть, ей действительно надо сделать паузу. Отстраниться на время.

—Как бы на самолет не опоздать, — пробормотал он. — Ладно. Если уж ты настаиваешь, оставайся здесь. Но звони мне каждый день. Обязательно.

Мэгги снова поцеловала его.

—Раз в неделю, — заявила она весело. — Музыку для «Ночных танцев» ты получишь через десять дней. — Обнявшись, они пошли по заросшей кривой тропинке к тому месту, где Си Джею удалось приткнуть автомобиль. Роскошный блестящий «мерседес» смотрелся на этом фоне довольно дико. — Мне нравится этот фильм, Си Джей. Сейчас даже больше, чем когда я в первый раз прочитала сценарий. Музыка просто сама пишется.

Си Джей хмыкнул и еще раз взглянул на дом.

—Если вдруг заскучаешь или почувствуешь себя одиноко...

—Не заскучаю. — Мэгги быстро рассмеялась и подтолкнула его к машине. — Вдруг обнаружила, что я самодостаточная личность. Ошеломляющее открытие. Ну, возвращайся домой и не беспокойся обо мне. Хорошей тебе поездки.

Да уж, подумал Си Джей и проверил, при себе ли у него средство против укачивания.

—Пришли мне партитуру, и, если она бесподобная, я... буду беспокоиться немного меньше. Может быть.

—Она бесподобная. — Мэгги отошла от машины, чтобы он мог развернуться. «Мерседес» начал осторожно отъезжать. — Я бесподобная! — крикнула она. — Скажи там всем, что я скоро заведу коз и цыплят!

«Мерседес» резко остановился.

—Мэгги...

Мэгги захохотала и помахала Си Джею рукой.

—Ну ладно, пока не буду. Возможно, осенью. — Надо как-то успокоить его, быстро подумала она. А то он вылезет из машины и начнет все сначала. — О, и пришли мне конфет «Годива», хорошо?

Ну вот, это уже больше похоже на Мэгги, решил Си Джей, снова заводя мотор. Ничего. Она будет в Лос-Анджелесе самое большее через шесть недель. В зеркале заднего вида он увидел отражение Мэгги. Она стояла и смеялась, такая маленькая и хрупкая, и совсем одна среди этих зарослей и мрачных деревьев. Одна в этом полуразвалившемся доме. Си Джей еще раз взглянул на Мэгги, на дом и вздрогнул. На сей раз не оттого, что вид этой сараюхи оскорбил его эстетические чувства. Внезапно его пронзило ощущение того, что Мэгги здесь совсем не в безопасности.

Си Джей покачал головой, стряхивая с себя вдруг подступившую тревогу, и полез в карман за лекарством. В конце концов, он действительно слишком много беспокоится. Все так говорят.

Мэгги смотрела, как «мерседес», подпрыгивая на ухабах и объезжая рытвины, постепенно скрывается из вида. Нет, она не чувствовала себя одиноко. Почему-то она была абсолютно уверена, что здесь ей никогда не будет одиноко. На мгновение ею овладело какое-то неприятное предчувствие, но Мэгги решила, что все это глупости.

Обхватив себя руками, она медленно повернулась раз, потом другой. На склоне холма, цепляясь за камни корнями, росли деревья. Листья на них пока еще не распустились, но через пару недель лес будет весь зеленым. Мэгги представила себе, как это будет, а потом попыталась вообразить этот же пейзаж зимой. Все белым-бело, вокруг снег, черные ветки резко выделяются на его фоне. Лед поблескивает на солнце. А осенью, наверное, все превратится в разноцветные ковры... Нет — ни скуки, ни одиночества здесь быть не может.

Впервые в жизни у Мэгги появилась возможность устроить все абсолютно по своему вкусу. Ее дом не будет похож ни на один из тех, в каких ей приходилось жить. Он ее, только ее, и больше ничей. Если она совершит ошибки — они тоже будут только ее. Здесь нет журналистов, никто не станет сравнивать ее дом с усадьбой матери в Беверли-Хиллз или с виллой отца на юге Франции. «И если мне очень-очень повезет, — подумала Мэгги со вздохом, — у меня в жизни вообще не будет больше никакой прессы. Можно будет просто писать музыку, наслаждаясь покоем и уединением».

Мэгги замерла на месте, стараясь не шевелиться, и закрыла глаза. Так она могла слышать музыку. Не пение птиц, а шелест ветра в ветвях. Если сконцентрироваться, можно услышать журчание ручья, пробегающего по ту сторону дороги. Тишина вокруг стояла невероятная, и Мэгги наслаждалась ей, словно симфонией.

Всему в жизни есть место, подумала она. И блеску, и гламуру. Вот только с нее, пожалуй, хватит. На самом деле Мэгги уже давно приелась вся эта мишура, просто осознала она это совсем недавно. Когда о твоем рождении сообщают все средства массовой информации по всему миру, когда пресса отслеживает, когда ты совершишь первые шаги, каким будет твое первое слово, легко можно забыть, что можно жить и по-другому. Без суеты.

Мать Мэгги была одной из самых известных блюзовых певиц в Америке; ее отец был знаменит с самого детства — чудо-ребенок, талантливый актер, со временем он стал прославленным режиссером. За их романом наблюдал весь мир, и, когда они поженились, поклонники были на седьмом небе от счастья. Рождение Мэгги вызвало не меньше шума, чем появление на свет какой-нибудь коронованной особы. И такой была ее жизнь с первых дней — жизнь обожаемой, избалованной принцессы. Золотые погремушки, белые меховые шубки, все, что угодно... Ей повезло, потому что ее родители действительно любили друг друга и души не чаяли в ней. Это как-то ограждало от жесткого мира шоу-бизнеса. Так она и жила — в любви, роскоши и под постоянным прицелом камеры.

Папарацци преследовали ее на первых свиданиях в подростковом возрасте. Мэгги забавлялась — она привыкла к тому, что ее личная жизнь — достояние публики, но ее кавалерам это совсем не нравилось.

Ей исполнилось восемнадцать, когда ее мир дал трещину. Частный самолет ее родителей разбился в Альпах, и масс-медиа словно сошли с ума. Мэгги не пыталась как-то повлиять на ситуацию. Ей казалось, что все люди горюют вместе с ней. В какой-то степени это даже помогло смягчить боль утраты.

Потом появился Джерри. Первый друг, первый возлюбленный, затем муж. И снова сказка, и снова трагедия...

Мэгги решительно тряхнула головой и вонзила лопатку в твердую землю. Сейчас она не будет об этом думать. Все, что осталось от того периода в ее жизни, — это музыка. Музыка была с ней всегда, в любые времена. Она не смогла бы бросить ее, даже если бы и захотела. Музыка являлась частью ее — как глаза или уши. Она сочиняла музыку, сочиняла слова и соединяла их. И, слыша то, что получалось в итоге, никто и никогда не подумал бы, что Мэгги приходится прикладывать к этому усилия — таким легким и изящным выходил результат. Но она трудилась. Трудилась постоянно и напряженно, словно одержимая. В отличие от своей матери Мэгги не исполняла собственные произведения, она отдавала их другим.