– Почему же тогда, сир, вы хотите выгнать меня из вашей столицы?

Наполеон улыбнулся.

– Оставайтесь здесь сколько хотите. Вы служите лучшим украшением моего двора…

И император подарил сестре дворец Нейи.

В этом дворце, предназначенном, казалось, только для удовольствий, Полина, предоставленная самой себе, стала вести совершенно неприличный образ жизни. У нее было столько любовников, что она путалась в них. Одного она принимала утром, другого – после обеда, а третьего приберегала «на закуску» – он оставался с ней всю ночь. Менялись любовники очень быстро, а новых она себе чаще всего выбирала в штабе Бертье. У этого маршала была привычка окружать себя красивыми офицерами, которых разнообразные забавы и шалости интересовали куда больше сражений…

И вот однажды Полина заприметила среди них Жюля де Канувиля, командира гусарского эскадрона. Она страстно влюбилась в этого красавца с орлиным носом (к носам, как мы помним, Полетт издавна питала слабость) и, отставив прочих своих воздыхателей, поселила Жюля в Нейи. Довольно долго, несколько месяцев, они удачно разыгрывали роль супругов, и некоторые непосвященные были уверены в том, что человек в домашнем халате и туфлях на босу ногу, который присутствует при визите к княгине Полине, например, зубного врача и даже дает ему советы, является, конечно же, самим князем Боргезе.

Вышеупомянутый врач даже сказал с восхищением, покидая дворец Нейи:

– Сколь же внимателен августейший супруг! Так утешительно видеть эту нежную пару!..

И никто не посмел вывести дантиста из заблуждения и объяснить, что настоящее имя «князя» – Жюль де Канувиль. Зато, когда врач удалился, все придворные долго и с удовольствием хохотали…

Но эта идиллия была прервана самым грубым образом.

Русский царь Александр как-то подарил Наполеону три бесценные горностаевые венгерки. Одну из них император преподнес любимой сестре, а та отдала венгерку Жюлю – в благодарность за услуги. И вот однажды утром Наполеон проводил большой смотр во дворе Тюильри. Он никогда не был особенно хорошим наездником, и потому можно вообразить гнев, который его охватил, когда конь Канувиля нагло пихнул крупом жеребца Али, на коем восседал император. Едва не вылетев из седла, Наполеон смерил оробевшего гусара пронзительным взглядом знаменитых серо-голубых глаз – и тут же заметил злополучную венгерку, прикрепленную, как того и требовал устав, к гусарскому плечу.

Наполеон разъярился.

– Какого черта, Бертье, – осведомился он холодно, – делает тут этот молодчик, когда всегда можно отыскать место, где свищут пули и рвутся ядра?! Пускай немедленно отправляется в Португалию, мне нужно передать кое-что маршалу Массену!

Бертье, по привычке нервно грызя ногти, кивнул. Участь Канувиля была решена.

Влюбленный гусар решил во что бы то ни стало вернуться как можно быстрее. Поэтому он загнал нескольких лошадей, то и дело шепча себе под нос последние слова Полины, сказанные ею при расставании:

– Не оставляй меня надолго одну. Ты же знаешь, как я тоскую в одиночестве…

Красавец гусар очень волновался. Он знал, каким образом привыкла Полина рассеивать тоску, и был почти уверен, что по возвращении найдет свое место занятым… Он глядел на медальон с изображением любимой, который она преподнесла ему при расставании, и молился:

– Господи, сделай так, чтобы Лиссабон оказался совсем рядом!

Но чуда не произошло. Когда небритый, с воспаленными после бессонных ночей глазами гусар примчался обратно в Париж – а произошло это спустя двадцать дней после нежного прощания с мадам Боргезе, – камергер Форбен не пустил его в покои княгини.

– Но почему?! – недоумевал Жюль.

– Потому что госпожа княгиня отдыхает… и не одна.

– С кем?! – взревел Канувиль.

– С офицером, – пояснил Форбен, которому приятно было видеть расстроенного гусара, потому что когда-то Полина точно так же обошлась и с самим камергером. – Но не с гусаром, – уточнил он не без ехидства, – а с драгунским капитаном.

Звался драгун Ахиллом Турто де Сетеем и был женихом одной из доверенных фрейлин Полины. Надо полагать, княгиня пожелала перед свадьбой самолично оценить мужские достоинства Сетея.

Обиженный Канувиль отправился к себе, хорошенько поел, проспал кряду восемнадцать часов и пошел к маршалу Бертье требовать нового поручения, связанного с длительным отсутствием.

– Вам так понравилось в Португалии? – спросил удивленный маршал.

– Дело не в этом, – ответил Канувиль. – Просто в Париже мне тяжело дышится. Хочется на свежий воздух.

Бертье понимающе улыбнулся и велел своему молодому подчиненному опять везти в Португалию срочные депеши.

Гусар сел на коня и неторопливо поехал в южном направлении. Он громко вздыхал, так что благородное животное сбивалось с шага и тревожно косилось на хозяина, и разглядывал обложенный рубинами портретик любимой женщины.

И каково же было его изумление, когда в Шательро его нагнал де Сетей, которого Наполеон тоже отправил подышать целебным португальским воздухом. Встреча была столь неожиданна и нелепа, что оба недавних соперника рассмеялись и пожали друг другу руки.

Офицеры продолжили путь вместе, и драгун горько сетовал на свою судьбу, оплакивая потерянную невесту.

Между молодыми людьми зародилась истинная дружба…


Наполеон, понимая, что поступил слишком уж жестоко, лишив сестру сразу двух возлюбленных подряд, решил подарить ей герцогство Гвасталлу – игрушечное государство площадью от силы в десять километров. Однако же роль правительницы Полине не приглянулась, и в конце концов она продала свои владения, чтобы накупить себе драгоценностей.


Как известно, Полина совершенно не выносила императрицу Жозефину и потому была счастлива услышать, что Наполеон наконец-то развелся с ней, чтобы жениться на Марии-Луизе. А поскольку на церемонию бракосочетания в Париж съехались знатные иностранцы, среди которых было немало настоящих красавцев, то счастье герцогини Гвастальской было безграничным. В ее постели перебывали австриец Меттерних, поляк Юзеф Понятовский, русский полковник Чернышов… и почти наверняка многие другие. Однако Полина совершила некую непростительную глупость и впала в немилость. Ее на время отлучили от двора и запретили появляться в Тюильри.

Случилось же следующее. В Тюильри должен был состояться торжественный обед. Полина шла позади молодой императрицы и размышляла о том, что здесь скучно, а до ночи еще далеко. И вдруг она посмотрела в спину Марии-Луизы, вспомнила о ненавистной Жозефине и хихикнула себе под нос. «А братец-то мой был рогоносцем!» – пронеслось у нее в голове. Мысль эта была не нова, и почему тридцатилетняя Полина, точно девчонка, решила пошалить, никто никогда не узнает. Но факт остается фактом: она мгновенно приставила ко лбу два пальца, изображая рожки. Этот жест заметили почти все дипломаты и сообщили потом о выходке сестры императора Франции своим государям. Не ускользнул поступок Полины и от Наполеона: зал, в котором разыгралась эта сцена, был зеркальным.

– Мерзавка! – прошипел он, быстро оборачиваясь. – Я надаю тебе пощечин!

Полина ойкнула и бросилась бежать, спасаясь от праведного гнева императора. То, что она при этом толкала гостей, не имело для нее значения.

Вот почему княгине Боргезе было велено не появляться в Тюильри.

…Вскоре, впрочем, Наполеон ее простил. Он не мог долго сердиться на свою шаловливую сестренку.


В сентябре 1812 года, как раз тогда, когда Полина готовилась расстаться с порядком надоевшим ей трагиком Тальма («Он переполнен возвышенными тирадами! – жаловалась княгиня. – Он говорит даже в самые неподходящие для этого минуты! Невыносимо!»), к ней прискакал посланец императора. Он привез маленький портрет в рубиновой рамке и прядь волос…

– Канувиль! – простонала Полина и лишилась чувств.

Храбрый гусар погиб в Бородинском сражении. Шестого сентября, пока войска генерала Нея штурмовали редуты русских, кавалерия Мюрата со всегда свойственным ей безрассудством рвалась вперед под градом ядер. В первых рядах конников мчался майор Канувиль, вдохновлявший своих людей собственным примером. В тот момент, когда он высоко поднял саблю, увлекая за собой других смельчаков, вражеское ядро ударило ему в живот, отделив туловище от ног…

Полина долго, очень долго рыдала над дорогими ее сердцу реликвиями. Она осознала наконец, как же дорог ей был этот черноволосый храбрец-гусар.


Звезда императора закатывалась. Стараясь помочь брату, против которого весной 1813 года поднялась вся Европа, желавшая поскорее расправиться с «узурпатором», Полина спешно продала все свои лучшие драгоценности. Она отдала вырученные деньги Наполеону – дабы он снарядил новую армию. Император был тронут этим и написал сестре следующее письмо:

«Я принимаю ваш дар, но все же надеюсь, что у меня и без того достанет средств выдержать расходы, какие повлекут кампании 1814 и 1815 годов. Если же, паче чаяния, противостояние коалиционных сил Европы и французской армии продлится долее и я не одержу победы, на которую, зная мужество и патриотизм моих сограждан, вправе надеяться, тогда я воспользуюсь вашим подарком и любой другой поддержкой, которую мои подданные захотят мне оказать».

Когда Наполеон оказался на острове Эльба, Полина последовала за ним и окружила брата заботой, взяв на себя обязанности экономки. Ее вера в имперское величие Франции еще не померкла, и своим энтузиазмом она вдохнула в Наполеона отвагу и желание продолжать борьбу.

Потом были Сто дней. Какое-то время Полина находилась рядом с братом в Париже, но, когда ее здоровье резко ухудшилось, княгине пришлось отправиться в Италию, к целебным источникам близ города Лукка. Там она узнала о поражении Наполеона под Ватерлоо…

Меттерних, бывший несколько лет назад ее любовником, стал теперь всемогущим австрийским канцлером.

– Прошу вас помочь мне, – умоляла его Полина. – Разрешите поехать к брату, на остров Святой Елены! Ему нужна моя поддержка, ему плохо сейчас…