Тщетно Генри Ланкастер уговаривал короля исполнить волю парламента, Эдуард отказался держать отчет о своих действиях перед лордами, епископами, представителями городов и графств.

– Отправляйтесь по домам, – предложил членам парламента Адам Орлетон, – и пусть каждый из вас сделает выбор по совести. Завтра нам предстоит объявить, желаем ли мы, чтобы Эдуард II сохранил корону или чтобы он передал ее своему старшему сыну Эдуарду, принцу Уэльскому.

Мнения разделились. Многие колебались. Низложить Эдуарда II означало вручить власть любовнику королевы Роджеру Мортимеру. Тех, кто ближе знал лорда, настораживали его честолюбие, дерзкий нрав и чрезмерная жестокость. Наследный принц был слишком молод, чтобы править королевством; к тому же он всецело находился под влиянием своей матери… С другой стороны, Эдуард II давно потерял доверие народа…

Но никто не ожидал того, что произошло следующим утром, когда епископ Герифордский представил парламенту принца Эдуарда.

Не отзвучали еще приветствия и громкие заявления «Хотим его! Хотим его!», как принц твердо произнес:

– Я никогда не приму корону без согласия моего отца, без отречения короля от власти.

Изумленные члены парламента молчали.

Пятнадцатилетний принц, на глазах которого в течение долгих лет происходило очень много дурного, рано повзрослел. Он уже понимал цену законной власти и не желал стать узурпатором. Получив корону по воле парламента, он мог по его же воле эту корону потерять. Эдуард потребовал согласия предшественника вовсе не потому, что питал нежные чувства к своему отцу; просто он научился судить людей по их поступкам и знал, что один человек не может быть только преступником, а другой – воплощением невинности… Не могли же Диспенсеры сами управлять государством, должен же был кто-то выполнять их приказы. И кто же, если не лорды, прелаты и бароны, требующие теперь от короля отречения от власти?

К тому же с некоторых пор любовная связь королевы Изабеллы и лорда Мортимера перестала быть для принца тайной. Его отношение к матери изменилось, хотя виду Эдуард не подавал…

Покраснев от собственной смелости, подняв на членов парламента голубые глаза, опушенные длинными светлыми ресницами, принц Уэльский повторил:

– Я не приму корону без согласия моего отца!

На следующий день Адам Орлетон вновь отправился в Кенилворт, чтобы добиться отречения короля.


Понимая угрозу возведения на престол главы мятежников Роджера Мортимера, Эдуард II, побледнев, тихо сказал:

– Я знаю, что сам виноват в том, что случилось, поэтому я должен смириться с моей тяжелой участью. Перед всеми здесь присутствующими я заявляю, что отказываюсь от всех своих прав на королевство, освобождаю моих вассалов от присяги, которую они мне принесли, и благодарю всех за то, что сохранили верность моему старшему сыну. Возьмите корону и возложите ее на голову моего сына Эдуарда, принца Уэльского. Простите мне все зло, которое я вам причинил, и молитесь за меня, ибо теперь я уже – ничто.

Первый камергер Эдуарда II, став между своим господином и присутствующими в зале епископами и лордами, сломал о колено резной жезл – символ своей должности, как сделал бы он, если бы тело короля упокоилось в могиле.


Двадцать четвертого января 1327 года перед парламентом Англии было зачитано отречение короля от власти. В тот же день был назначен Регентский совет, который возглавила королева-мать и самый влиятельный из всех лордов – Роджер Мортимер, барон Вигморский.

Первого февраля в Вестминстере состоялась коронация Эдуарда III. Накануне Генри Ланкастер произвел в рыцари наследного принца, а также трех старших сыновей Роджера Мортимера. На церемонии присутствовала Жанна де Жуанвилль, леди Мортимер, которая обрела свободу и все свое имущество, но потеряла любовь супруга. Она жестоко страдала от предательства людей, которых любила больше всего на свете, но простила их, с достоинством уйдя в тень. После пятнадцати лет преданного служения королеве и двадцати трех лет брака с лордом Мортимером, которому она родила одиннадцать детей, леди Жанна оказалась в лагере побежденных…

В марте был наконец подписан мирный договор с Францией, но как только в государстве начал воцаряться долгожданный порядок, старый король Шотландии Роберт Брюс – несмотря на преклонный возраст и разъедавшую его проказу – объявил войну юному Эдуарду III. Возможно, он бросил вызов по наущению сторонников Диспенсеров, которые не все еще были казнены.

По приказу лорда Мортимера, прозванного в народе «хранителем Англии», низложенного короля Эдуарда II перевезли в замок Беркли и вверили его охрану одному из зятьев Мортимера. Стражу возглавил Джон Мальтраверс, сторонник Мортимера, деливший с ним годы изгнания. Он был на редкость неприятным человеком – злопамятным и жестоким. Его громкий раскатистый хохот вселял в узника ужас. Эдуард стал опасаться за свою жизнь, лелея в душе безумную надежду на то, что жена, над которой он глумился, или сын, на которого он никогда не обращал внимания, все же сжалятся над ним…


В конце лета Роджер Мортимер, потерпев поражение в войне с Шотландией, не заинтересованный в сохранении северной части королевства, заключил мирный договор с Робертом Брюсом. Эдуард III вынужден был признать Брюса законным владетелем Шотландии, на что никогда не согласился бы его отец, и выдать замуж за его сына Дэвида свою младшую сестру Иоанну. Юный король молча скрепил позорный мир своей подписью. Он уже заметил, что после шести месяцев правления Роджера Мортимера любили гораздо меньше, чем в первые недели после его возвращения на родину. От Эдуарда не укрылось и то, что сановники и лорды упрекали Мортимера за резкость и непомерное честолюбие. Вновь обретя все свое состояние, постоянно расширяя свои земельные наделы, Мортимер замышлял создать на западе королевства графство, которое представляло бы огромное и по сути независимое владение.

«Стоило ли ради этого низлагать моего отца? – думал юный государь, расхаживая по спальне. – Однако время еще не настало. Терпения, господи, дай мне терпения!»


К осени беспорядки в Уэльсе и в самом Лондоне поставили под угрозу спокойствие всего королевства. О страданиях узника Беркли прознали в народе. Доминиканцы осмелились возносить за него молитвы. Сам Эдуард не представлял опасности, но его имя могли использовать для своих происков враги Мортимера и королевы Изабеллы. Низложенный король, обладавший прекрасным здоровьем, несмотря на издевательства, голод и жестокое обращение, не собирался умирать.

– Прошу вас, сделайте же так, как я вам советую! – снова и снова повторял Мортимер королеве, которая явно избегала его взгляда. – Пока жив Эдуард, ни вы, ни ваш сын не будете знать покоя.

– Я уже говорила вам, что не желаю следовать этому совету, – ответила Изабелла. – Я не хочу, чтобы мои руки обагрились его кровью.

– Тот, кто боится крови, не может быть монархом! – резко бросил Мортимер, который понимал, что Эдуард – даже низложенный, лишенный всего, заключенный в темницу! – все равно оставался помазанником божиим. Он же, Мортимер, – не король, и жизнь его не защищена от превратностей судьбы. Поэтому Эдуард должен был умереть… но пускай на теле его не останется следов насильственной смерти.


Когда раскаленное железо пронзило внутренности короля Эдуарда, из груди несчастного вырвался истошный крик. Этот страшный вопль, раздавшийся в ночи, разбудил жителей Беркли, которые сразу поняли, что короля убили.

Утром двадцать второго сентября 1327 года горожане пришли в замок, дабы справиться о здоровье государя, но им ответили, что ночью Эдуард II внезапно скончался. На теле усопшего не было ни следов ударов, ни кровавых ран, в чем могли убедиться все, кто пожелал увидеть мертвого короля. И все же люди не поверили в его мирную кончину. Говорили, что государя убили и что за это обязательно поплатятся все виновные.


В пасмурный январский день 1328 года к Минстеру – огромному собору с еще не достроенным западным порталом – со всех сторон спешили люди. В этом соборе Уильям Мелтон, архиепископ Йоркский, сочетал браком шестнадцатилетнего короля Эдуарда III и Филиппу Геннегау, которой недавно исполнилось четырнадцать.

Королева Изабелла, моля господа о счастье для сына, думала о собственной судьбе. Она подняла глаза и встретилась взглядом с Роджером Мортимером, своим любовником, человеком, который благодаря ей единовластно правил Англией.

«Власть развращает того, кто берет ее в свои руки ради самого себя, – подумала королева-мать. – Он ведет себя так, будто Англия – его вотчина!»

Но она слишком любила Роджера Мортимера, чтобы мысли свои высказывать вслух. Отношение англичан к Мортимеру, да и к ней тоже, за последние полтора года сильно изменилось. Никто уже не восхищался Изабеллой. За глаза ее называли Волчицей и считали виновной в смерти супруга.


Время летело незаметно.

– Через год я возьму власть в свои руки, и никто больше не посмеет тревожить вас, дорогая, – говорил счастливый Эдуард, поглаживая густые рыжие локоны Филиппы. Он испытывал глубокую благодарность к своей супруге, которая только что произвела на свет их первенца. Теперь у него был наследник, и Эдуард сразу почувствовал себя настоящим правителем. Однако последние события заставили его еще тщательнее скрывать гнев и недовольство. Только своей супруге да лорду Монтегю открывал король свои заветные мысли и чаяния.

Дело в том, что лорд Мортимер, воспользовавшись недолгим отсутствием Эдуарда, казнил по обвинению в измене Эдмунда Кента, дядю государя. Устранив таким образом главу оппозиции, лорд-распорядитель ясно дал понять, что надеется и впредь руководить действиями юного монарха. Но он просчитался. Для Эдуарда все невыносимее становилось положение ущемленного в своих правах государя. Мортимер за его спиной снова посягнул на жизнь особы королевской крови. Король никогда не простит ему этого.

– Когда я наконец получу власть, – сказал он лорду Монтегю, – правосудие будет сосредоточено в моих руках, и я сделаю так, что перед законом все будут равны, а парламент станет заседать только в определенные дни и только в Лондоне.