* * * * *
Когда Виру было шестнадцать, их с братом вызвали из Итона к смертному ложу отца.
Умирающий маркиз был не менее язвителен, чем всегда. Не стесняясь Фредди, он наставлял старшего сына поскорее жениться и произвести наследника, чтобы титул и поместье ни в коем случае не достались младшему.
Из-за присутствия врача и сиделки юноше приходилось помалкивать, но в течение вечера гнев все нарастал и нарастал, так что с наступлением ночи уже невозможно было сдерживаться. Пусть на пороге вечности, но кто-то должен сказать маркизу, что он – недостойный уважения человек и никудышный отец.
Вир направился в родительские покои. В передней клевала носом сиделка, но дверь в саму спальню была приоткрыта, позволяя видеть свет и слышать голоса. Заглянув, юноша узнал облачение приходского священника.
– Н-но, м-милорд… – заикался пастырь. – М-милорд, это же убийство!
– Я чертовски хорошо понимал, что это убийство, когда сталкивал ее с лестницы, – огрызнулся маркиз. – Будь это несчастный случай, вы бы мне тут не понадобились.
У Вира потемнело в глазах. Чтобы не упасть, пришлось ухватиться за настенный подсвечник. Восемь лет назад его мать скончалась, случайно, как все полагали, свалившись с парадной лестницы их лондонской резиденции. Была поздняя ночь, женщина выпила лишнего, подошвы ее бальных туфелек оказались слишком скользкими – вот и убилась.
С ее смертью сыновья сделались безутешны.
Кровь маркизы не отличалась норманнской чистотой, столь ценимой ее мужем в себе самом; отец жены, несмотря на огромное состояние, не поднялся в глазах знатного зятя выше уличного торговца. Но женщина не была нежным цветочком. Единственная дочь несметно богатого предпринимателя, она прекрасно понимала, что ее приданое покрыло долги обнищавшего вельможи и позволяло содержать родовое имение. И она защищала сыновей, особенно Фредди, от вспыльчивого и временами злобного нрава их родителя.
Взаимная неприязнь супругов была общеизвестна. Расточительный маркиз уже пустил по ветру принесенное женой немалое приданое и снова влез в долги. Дед Вира по матери, мистер Вудбридж, не будучи глупцом, заботился о дочери напрямую, оплачивая ее наряды, драгоценности, путешествия за границу, чтобы она с детьми могла отдохнуть от супруга.
Но, несмотря на семейные дрязги, никто не заподозрил, что в смерти маркизы что-то нечисто. По крайней мере, никто не посмел обвинить в этом мужа. Полгода спустя вдовец снова женился, пусть не на столь богатой невесте, зато уже вступившей в права наследования – на сей раз никакого докучливого тестя.
В то же время был вынесен вердикт, что смерть первой супруги маркиза являлась несчастным случаем – очевидным и несомненным.
И Вир тоже верил в случайность – до этой роковой минуты. Ему хотелось убежать. Спрятаться. Распахнуть дверь, прервав исповедь. Но он прикипел к месту, не в силах пошевелиться.
– Полагаю, вы раскаялись, милорд? – пискляво вопрошал священник.
– Нет, и снова сделал бы то же самое, если бы пришлось – терпеть ее не мог, – издал маркиз хриплый, ужасающий смешок. – Но следует придерживаться формальностей, правда? Поэтому я говорю вам, что сожалею, а вы открываете мне двери в райские кущи.
– Я не могу! – вскричал исповедник. – Не могу закрыть глаза ни на ваши поступки, ни на то, что вы не раскаялись!
– Еще как можете, – ехидно выплюнул умирающий. – А иначе весь мир узнает, почему вы такой убежденный холостяк. Стыдитесь, отче Сомервилль, телесная связь с женатым мужчиной обрекает на вечные муки не только вашу, но и его бессмертную душу.
Вир повернулся и ушел. Он не мог слышать, как маркиз в последний раз добьется своего – да еще после безнаказанного убийства.
Похороны были торжественными и многолюдными, благородный нрав и благие деяния покойного превозносились до небес теми, кто не знал или не хотел знать, каким чудовищем на самом деле был усопший.
В ночь после похорон юноше впервые приснился кошмарный сон. Неважно, что он никогда не видел сцену гибели матери: отныне Вир ночь за ночью находил ее мертвой у подножия лестницы – снова, снова и снова.
* * * * *
Тремя месяцами позже новоиспеченный маркиз не выдержал и поведал обо всем леди Джейн, своей двоюродной бабке.
Та выслушала с сочувствием и пониманием, а затем сказала:
– Мне очень жаль. Я так расстроилась, когда узнала об этом от Фредди. Но услышать это от тебя не менее огорчительно.
Ее признание потрясло Вира не меньше, чем правда о смерти матери.
– Так Фредди знал?! Знал и не сказал мне?
Леди Джейн поняла свой промах, но было уже поздно. Внучатый племянник не оставил ей пути к отступлению. В конце концов, женщина сдалась.
– Фредди волновала твоя реакция. Он боялся, что, узнав факты, ты можешь убить отца – и, судя по тому, что я вижу, его опасения имели основания, – вздохнула старушка. – Кроме того, твой брат считает, что маркиз уже достаточно наказан.
Оказывается, когда Фредди было тринадцать, он проник ночью в комнату отца. Тот отнял один из любимых рисунков начинающего художника, и мальчик надеялся вернуть творение. Маркиз, приняв издаваемые сыном звуки за свидетельство присутствия призрака своей первой жены, пришел в ужас и проговорился.
Вир был вне себя. Как мог младший брат так сглупить и поверить, что их отец испытывает хоть какое-то сожаление, не говоря уже о страхе? Человек, который угрожал священнику разоблачить его противоестественные наклонности, не чувствовал раскаяния и не заслуживал прощения.
Два года Фредди знал правду, долгие два года, которые Вир мог бы превратить в прижизненный ад для преступного отца. По его мнению, тогда восторжествовала бы Справедливость – хотя бы до некоторой степени. А его лишили такой возможности… И кто – Фредди…
Возможно, леди Джейн разглядела во внучатом племяннике скрытые таланты. А, может, просто хотела, чтобы тот прекратил свои громкие речи об Истине и Справедливости. Как бы там ни было, престарелая родственница поделилась с ним собственным секретом: как тайный агент короны она посвятила жизнь выявлению истины и восстановлению справедливости. Для его матери уже поздно. Но, может, мальчик обретет утешение, помогая другим?
Юноша тут же согласился. Именно леди Джейн посоветовала подумать о том, какую роль избрать: сподручней, если тайного агента не воспринимают всерьез. Старушка предложила образ гедониста[59]. Вир воспротивился: он никогда не любил предаваться удовольствиям. И что самое существенное, несмотря на свое одиночество, не хотел находиться на людях дольше, чем необходимо. А где вы слышали о гедонистах-затворниках?
– Уж лучше я буду идиотом, – предложил маркиз.
Он тогда не понимал, что в роли прожигателя жизни мог хотя бы высказывать свои собственные суждения – а личина полоумного даже этого не позволяла. И чем искуснее маркиз изображал болвана, тем в большем одиночестве оказывался.
Леди Джейн советовала не принимать решение сию минуту. Но через два дня юноша упал с лошади. Он тут же решил воспользоваться подвернувшейся оказией, тем более что у родственницы гостил доктор Нидхем. Если ухудшение здоровья Вира будет засвидетельствовано врачом, никто не усомнится, что маркиз действительно перенес сильное, изменившее даже его личность сотрясение мозга.
Когда все необходимые шаги для внезапного превращения в идиота были предприняты, перед Виром встал вопрос: что сказать Фредди?
Если бы леди Джейн не проболталась, решение маркиза могло быть совсем иным: братья всегда были близки. Да, Фредди не умел лгать, но ему бы и не пришлось: поведение Вира само по себе способствовало бы распространению пикантной новости. А если бы Фредерика расспрашивали, достаточно было без всякого обмана повторять диагноз Нидхема. Преданность младшего брата была столь общеизвестна, что даже продолжай Фредди твердить о выдающемся уме дорогого Пенни, собеседники тут же решили бы, что он просто не может смириться с реальностью.
Но раз Фредди посчитал возможным своим замалчиванием лишить брата шанса отомстить за смерть матери, Вир ввел его в заблуждение наряду с прочими, оставив свой секрет при себе.
* * * * *
В том, что Вир поначалу всем сердцем невзлюбил жену, немалую роль сыграло то, что Элиссанда, с ее актерскими талантами и лживыми увертками, слишком напоминала его самого.
Однако сходство оказалось лишь поверхностным. Под маскою идиота скрывался человек, чья душа еще в шестнадцать лет необратимо раскололась, а Элиссанда, несмотря на все недостатки, обладала такой жизненной стойкостью, от которой у маркиза перехватывало дух.
Ее расслабленная рука по-прежнему лежит в его ладони. Вир собирался посидеть возле жены, пока та не уснет. Но уже занимается рассвет, а он все еще рядом, охраняет ее сон от кошмаров.
Хорошо бы всегда оставаться для этой женщины крепостью.
Неожиданная мысль не столь удивила Вира, как можно было полагать: ведь он перестал отрицать, что любит Элиссанду. Но он недостоин ее – по крайней мере, сейчас, пока его душа омрачена обманом и трусостью.
Маркиз знал, что следует сделать. Но хватит ли ему смелости и смирения? Превозможет ли его желание быть рядом с любимой и защищать ее подспудное стремление избежать неприятных последствий раскрытия правды и продолжать прежнюю жизнь, полную лжи?
Словно на вершине высоченной скалы… Шаг назад – и все по-прежнему знакомо и безопасно. Но для шага вперед нужна вера – а ему недостает веры, особенно в себя самого.
Но как же хочется, чтобы Элиссанда вновь посмотрела так, словно он – воплощение ее надежд. Словно у них двоих полно надежд на будущее.
И ради этого Вир поступит, как должно, чем бы это ни обернулось.
Глава 21
"Ночные откровения" отзывы
Отзывы читателей о книге "Ночные откровения". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Ночные откровения" друзьям в соцсетях.