Нора Робертс - Ночные кошмары

– Я сама не знаю, что чувствую…

– Хороший ответ. Тогда дай мне любить тебя. – Ной уже вел ее к палатке, сводя с ума руками и губами. – А там посмотрим. Вдруг узнаешь?

Он был терпеливым, нежным и показал Оливии, что такое любовь мужчины. Когда она пыталась отстраниться, Ной тут же находил новый способ преодолеть ее защиту. Растапливал лед, который не хотел таять. Крал сердце, которое не хотело, чтобы его крали.

Когда он медленно, плавно и глубоко вошел в Оливию, то увидел ответ в ее глазах.

– Я люблю тебя, Лив.

Он зажал ей рот поцелуем, услышал ее прерывистое дыхание и подумал о том, как скоро Оливия тоже произнесет эти слова вслух.

«Этот человек так беспечен и жизнерадостен, что ему невозможно сопротивляться», – думала Оливия. Для него не имеет никакого значения, что по крыше палатки с утра барабанит дождь, который через час вымочил бы их до нитки, вздумай они выйти в путь.

Он проснулся счастливый, прислушался к стуку капель и сказал, что сам бог повелевает им остаться в палатке и заняться любовью.

Поскольку Ной навалился на нее и устроил шуточную борьбу, она не смогла найти убедительных возражений против этого плана. И впервые в жизни засмеялась, отдаваясь мужчине.

А когда она убедила себя, что хороший секс не должен быть барометром ее чувств, Ной уткнулся ей в шею, велел лежать и сказал, что сам сварит кофе.

Оливия свернулась калачиком в теплой, уютной палатке и разомлела. Она с детства никому не позволяла баловать себя. Приучилась думать, что, если она не позаботится о себе сама, лично не присмотрит за всеми деталями и не будет двигаться в заранее намеченном направлении, это будет означать, что ее жизнью управляет кто-то другой.

Как в свое время делала ее мать. И, возможно, отец, призналась она себе, закрыв глаза. Любовь была либо слабостью, либо оружием, а она убедила себя, что никогда не будет испытывать это чувство ни к кому, кроме своих родных.

Ной вернулся в палатку с двумя дымящимися чашками. Его выгоревшие на солнце волосы были мокрыми от дождя, ноги босыми, а наспех натянутые джинсы расстегнутыми. Оливию захлестнула волна любви.

– У меня хорошие новости, – проговорил Ной. – Погода улучшается. – Оливия подняла бровь и посмотрела на крышу палатки, по которой равномерно стучал дождь. – Максимум через час будет ясно, – стоял на своем Ной. – Если я прав, ты будешь готовить завтрак, греясь на солнышке. Если нет, то я приготовлю его под дождем.

– Идет.

– А как насчет свидания по возвращении?

– То есть?

– Ну, свидания. Поездка на моей машине, обед, кино и так далее…

– Я думала, ты спешишь вернуться в Лос-Анджелес.

– Я могу работать где угодно. А ты здесь. Как у него все просто…

– Мне приходится тянуться за тобой. А ты все время стремишься вперед.

Он пригладил ее растрепавшиеся волосы.

– Это так трудно?

– Да, но не так, как мне казалось. Не так, как должна было быть. – Она тяжело вздохнула, собираясь с силами. – Я забочусь о тебе. А это нелегко. Я не привыкла.

Он наклонился, поцеловал ее в лоб и сказал:

– Привыкай.

Тем временем Сэм Тэннер выглянул из окна снятого коттеджа и уставился в полумрак.

Он никогда не понимал, почему Джулию влекло сюда, в это дождливое и холодное место, затерявшееся в дремучих лесах.

Она была создана для света. Для огней рампы, сияния элегантных люстр, жарких лучей прожекторов…

Но какая-то невидимая нить то и дело тянула ее сюда. Теперь он понимал, что всеми силами пытался оборвать эту нить. Пользовался любым предлогом, чтобы не ездить с ней и не отпускать одну. После рождения Оливии они были здесь лишь дважды.

Он не обращал внимания на ее тягу к дому, не желая, чтобы кто-нибудь или что-нибудь было для Джулии дороже его.

Боясь забыть об этом, Сэм включил купленный диктофон и записал свои мысли. Он собирался еще раз повидаться с Ноем, но не был уверен, что успеет это сделать. Головные боли возвращались регулярно и накатывались на него, как грохочущий товарный поезд.

Похоже, врачи отпустили ему слишком большой срок. Если так, от него останется запись.

Так что книга выйдет в любом случае.

У него было все необходимое. На кухне хранился запас продуктов, купленных в курортном магазине. Иногда ему не хватало сил добраться до столовой. Кассет и батареек было достаточно, чтобы продолжать рассказ до тех пор, пока он не увидится с Ноем.

«Где его черти носят? – гневно подумал Сэм. – Время уходит!» Ему был нужен собеседник. Он изнывал от одиночества.

Череп снова раскалывался от боли. Тэннер вынул несколько пузырьков, купленных частично по рецепту, частично с рук – хотя последнее было немалым риском. Нужно унять боль. Он не сможет думать и делать свое дело, если позволит боли одержать верх.

А дел хватало. Причем с избытком.

«Оливия, – мрачно подумал Сэм. – Нужно заплатить долг».

Он поставил пузырьки на стол. Рядом со сверкающим длинным ножом и «смит-вессоном» тридцать восьмого калибра.

Ной мог радоваться: его предсказание сбылось. Но еще больше он обрадовался, когда наконец спустился на равнину и оказался в лесу. Можно было помечтать о горячем душе, тихом номере и возможности побыть несколько часов наедине с компьютером и телефоном.

– Ты проиграла мне два пари, – напомнил он Оливии. – Дождь кончился, и я не плакал по своему компьютеру.

– Нет, плакал. Только в уме.

– Это не считается. Так что плати. Впрочем, нет… Предлагаю сделку. Взамен ты найдешь мне место, где я смогу немного поработать.

– Постараюсь что-нибудь придумать.

– А как насчет горячего душа и возможности переодеться? – Увидев взгляд Оливии, Ной улыбнулся. – Если ты возражаешь, то я записался в очередь на номер. Пока же мне придется жить в лагере и пользоваться общественным душем. А я очень стеснительный.

Оливия фыркнула, и довольный Ной взял ее за руку.

– Но тебя я не стесняюсь. Ты можешь принять душ вместе со мной. В нашей семье очень серьезно относятся к охране здоровья.

Она нахмурилась, но только для виду.

– Мы можем зайти в дом, – сказала она, посмотрев на часы. – В это время бабушка обычно проводит экскурсию для детей, а потом отправляется на рынок. Брэди, у тебя есть час на то, чтобы помыться и уйти. Я не хочу ее расстраивать.

– Не проблема. – Ной пообещал себе, что не позволит этого. – Лив, но в конце концов ей придется встретиться со мной. В худшем случае, на нашей свадьбе.

– Ха-ха. – Она вырвала руку.

– Предлагаю еще одно пари. Я очарую ее за час.

– Не хочу.

– Я знаю, почему ты не соглашаешься. Боишься, что она перейдет на мою сторону и скажет тебе, что только слепая дура может не упасть к моим ногам.

– Что-то ты слишком разошелся. Держи себя в руках.

– Ты уже убедилась, что это я умею. Сама призналась.

Сначала Ной увидел вспышки, лишь блики, прорывавшиеся сквозь деревья. Мазки и пятна красного, голубого и желтого, а затем яркие солнечные зайчики, отражавшиеся от стекол.

Выйдя на поляну, он остановился как вкопанный и схватил Оливию за руку.

Когда прежде он подвозил ее, стояла кромешная тьма. Он не видел ничего, кроме огромного темного силуэта дома и полуосвещенного окна.

Сейчас перед ним стоял дом из сказки. Резная крыша, крепкое старое дерево, камень и цветы у цоколя.

Два кресла-качалки на крыльце, горшки с чудесными цветами и широкие окна, сквозь которые в дом заглядывал лес.

– Это само совершенство.

Удивленная и обрадованная, Оливия всмотрелась в его лицо и убедилась, что он говорит искренне.

– Тут выросло несколько поколений Макбрайдов, – промолвила она.

– Неудивительно.

– Что неудивительно?

– Что это твой дом. Он словно создан для тебя. Он, а не дом на Беверли-Хиллз. Тот никогда не стал бы твоим.

– Я никогда не узнаю этого.

Он повернулся и посмотрел ей в глаза.

– Уже знаешь.

Будь на месте Ноя кто-нибудь другой, она бы поспорила. Если бы вообще стала говорить об этом.

– Да, знаю. Но откуда об этом знаешь ты?

– Потому что думаю о тебе двадцать лет.

– Этого не может быть.

– Не должно. Но когда я переношусь на двадцать лет назад, ты уже там.

У Оливии сжалось сердце. Ей пришлось отвернуться, чтобы справиться с волнением.

– О боже, что ты со мной делаешь… – Когда руки Ноя легли на ее плечи и привлекли к себе, она покачала головой. – Нет, не сейчас.

– Всегда, – тихо сказал Ной и нежно поцеловал ее в губы.

Руки Оливии поднялись сами собой и обвили его шею, а тело прижалось к телу. Это еще не была капитуляция. Всего лишь временное перемирие.

В душе Ноя бушевала буря. Его губы становились все более жадными.

– Говори, – потребовал он. Ему отчаянно хотелось услышать подтверждение того, о чем говорили ее губы.

Оливия молчала, разрываясь между страхом и радостью, и опомнилась только тогда, когда услышала на проселке звук мотора.

– Кто-то едет.

Ной продолжал держать ее за плечи и смотреть в глаза.

– Ты любишь меня. Скажи это.

– Я… Это бабушка. О боже, что я наделала?

Грузовичок уже выезжал из-за поворота. «Слишком поздно просить его уйти», – поняла Оливия. Да и блеск, появившийся в глазах Ноя, говорил, что прятаться он не намерен. Она отвернулась и собралась с силами.

– Я возьму это на себя.

– Нет. – Ной крепко сжал ее руку. – Мы займемся этим вместе.

Пока они шли к грузовику, Вэл продолжала сидеть в кабине, вцепившись в руль. Она увидела виноватое лицо Оливии и отвернулась.

– Бабушка…

– Я вижу, ты вернулась.

– Да, только что. Я думала, ты с детьми.

– Их взяла Джени. – Вэл душил гнев, и слова сорвались с губ сами собой. – Думали прошмыгнуть в дом и уйти, пока меня нет?

Опешившая, Оливия замигала, и тут вперед вышел Ной. Снова прикрыл ее собой, как тогда, от пумы.