Барбара Картленд - Ночные грезы

1898 год

— Письмо пришло, мама!

— Какое письмо, Алинда!

Леди Сэлвин попыталась сесть, но тут же обессиленно откинулась на подушки.

Дочь устремилась ей на помощь и ловкими движениями, в которых ощущался немалый опыт, помогла ей устроиться поудобнее.

На лице у худой, болезненного вида женщины отразилось страдание, но одновременно и живейшее любопытство.

— Так они тебе ответили?

— Да, мама. Помнишь, мы же вместе с тобой прочитали это объявление и решили, что эта работа как раз мне по силам.

— Тебе пришлют работу на дом?

— Нет, мамочка. Вот как раз по этому поводу я хотела с тобой поговорить.

Доброе лицо леди Сэлвин нахмурилось. Ее тонкие исхудавшие руки вцепились в одеяло так, как будто она уже ожидала услышать нечто ужасное.

Алинда ободряюще улыбнулась матери, пододвинула стул поближе к кровати и, усевшись, произнесла ласково:

— Пожалуйста, мама, не волнуйся, тебе это вредно. Мы обе знаем, что мне надо каким-то способом зарабатывать деньги, иначе мы умрем с голоду.

Девушка говорила это весьма бодрым тоном, несмотря на мрачный смысл своих слов. И все же леди Сэлвин страдальчески скривилась, и поэтому Алинда поспешила продолжить:

— Ты можешь со мной не соглашаться, но я думаю, что мне представилась великолепная возможность хоть что-то заработать. К тому же я не буду отсутствовать слишком долго.

— Отсутствовать? — как эхо откликнулась леди Сэлвин, с растерянностью глядя на дочь.

— Не волнуйся, мама. Сначала послушай. Алинда торопливо достала из конверта лист бумаги и громко прочла вслух:

Кэлвидон-хауз,

Дербиишр,

19 мая 1898 года

Мисс Алинда!

В ответ на ваше письмо от 15 числа сего месяца я по поручению вдовствующей графини Кэлвидон сообщаю вам, что она ожидает вашего скорейшего прибытия.

Если вы возьметесь за реставрацию вышитых изделий, то мы заключим с вами договор на эту работу. Насколько я знаю из рекомендаций, представленных вами, и образцов, это вполне вам по силам.

Ее милость леди Кэлвидон желает, чтобы вы приступили к работе как можно скорее.

Ближайшая железнодорожная станция к Кэлвидон-хауз называется Дерби. Экипаж будет встречать вас там по получении ответа с согласием и точной даты вашего приезда. С уважением,

Джеймс Лейсворс, секретарь.

Алинда закончила чтение и выжидающе взглянула на мать.

— Видишь, мама, как удачно все складывается. Мне предстоит работать в богатом доме. Уж, наверное, дом, где живет вдовствующая графиня Кэлвидон, вполне респектабелен.

— Но тебе предлагают наемную работу! — воскликнула леди Сэлвин. — С тобой будут обращаться как с простой швеей! Алинда, опомнись!

— Все не так плохо, как тебе кажется, мама, — откликнулась девушка. — Я буду занимать там место, подобное гувернантке. А это значит, что я буду ограждена от общения с распущенными джентльменами, которые, как ты подозреваешь, поджидают меня за каждым углом.

Девушка негромко рассмеялась, а потом продолжила:

— Знаешь, мама, если б я верила всем твоим страхам и предчувствиям, то прониклась бы невероятным самомнением.

На самом деле Алинда имела все основания проникнуться им, хотя, может быть, не подозревала об этом и считала, что матушка просто нахваливает свою единственную дочь.

Она была очень хорошенькой, с огромными серыми глазами, сияющими на миниатюрном точеном личике, и пышными волосами цвета созревающей ржи. Фигурка ее была грациозная и женственная, а легкие порывистые движения, как и живое выражение глаз, свидетельствовали, что она обладает пылкой натурой. Все это сочеталось с удивительно приятной мягкостью и скромностью манер.

Каждый, кто общался с Алиндой Сэлвин, мог вполне оценить ее по достоинству. Только вот она вела замкнутый образ жизни и почти ни с кем не общалась.

Последние два года Алинда посвятила себя заботам о больной матери и очень редко появлялась за пределами сада, который окружал их маленький домик.

Они жили в отдаленной части Хантингтоншира, население которого было невелико, и немногие соседи вообще перестали навещать леди Сэлвин с тех пор, как она заболела настолько, что не могла покидать своей спальни.

Изредка к ним заходила жена викария да еще несколько пожилых дам, которые жили в маленьких коттеджах в ближайшей деревне. Бывало, что проходили целые недели, и леди Сэлвин и Алинда не видели у себя в доме ни души. Однако Алинда не унывала. Она очень любила свою матушку, хотя понимала, что леди Сэлвин становится все более капризной и привередливой. Только деликатесы могли пробудить в ней хоть какой-то аппетит, а это было им не по карману.

— Мы должны что-то предпринять, мама, — решительно заявила она две недели тому назад.

Леди Сэлвин переменилась в лице при мысли, что ее дочь будет зарабатывать деньги, но Алинда, с присущим ей здравым смыслом, сказала:

— У нас нет другого выхода, мама. Мы можем продать дом, но я сомневаюсь, что кто-нибудь захочет его купить. На днях в газете была статья о том, что недвижимость резко упала в цене.

Леди Сэлвин ничего не ответила на это заявление, и Алинда продолжила:

— Но даже если мы продадим наш дом и земельный участок, куда мы поедем? Ведь не дом съедает наши доходы, а это мы съедаем их в виде пищи.

— Вот ты и вспомнила все то, что я ем, — с несчастным видом откликнулась леди Сэлвин. — Неужели мне действительно нужно есть цыплят, фрукты…

— Все это тебе прописал доктор, мама, — мягко перебила ее Алинда. — Ведь ты не можешь питаться воздухом или теми жалкими овощами, которые растут у нас в садике.

Алинда сделала паузу, а потом добавила с печалью:

— Конечно, мы можем уволить старого Ходжеса, но мы обе знаем, что он никогда не найдет другой работы. Так же, как и Нэнни.

— Мы не можем обойтись без Нэнни, — тут же откликнулась леди Сэлвин.

— Следовательно, ты должна одобрить мое намерение искать работу, — сказала Алинда, — а так как я абсолютно ничего не понимаю в этом и лишена каких-либо талантов, то это будет непросто.

Однако именно Нэнни и решила проблему Алинды, подсказав ей, что уж, во всяком случае, в одном мастерстве девушка преуспела. Может быть, она ни на что другое не способна, но в вышивании ей нет равных.

Алинда сразу же воспряла духом.

— Если я буду вышивать шелковое белье или муслиновые платочки, то, вероятно, найдется магазин, где их у меня купят.

Леди Сэлвин снова пришла в ужас:

— Неужели ты собираешься ходить по лавкам и предлагать им свои изделия? Нет, я не вынесу этого, дорогая. Как только я представляю тебя обивающей пороги магазинов, мне хочется тут же умереть.

— Наверняка, — вмешалась в разговор Нэнни, — есть состоятельные леди и джентльмены, которые нуждаются в том, чтобы им расшили пологи над кроватями или обновили гобелены на стенах. А вы в этом непревзойденная мастерица, мисс Алинда. Помните, как искусно вы реставрировали вышивку, принадлежавшую вашей бабушке.

Алинда тут же оглянулась на это замечательное изделие, висящее на стене, — очень изящный образчик французской вышивки на шелке семнадцатого века. Когда-то она нашла его на чердаке среди вещей, присланных в дом после кончины ее бабушки, и всем казалось, что это чудесное произведение искусства безнадежно испорчено временем. Однако Алинда придерживалась другого мнения. Она воскликнула, обращаясь к матери:

— Как изысканно оно бы выглядело, мама, если бы не было так подпорчено.

Действительно, это была прелестная вещица — вышивка изображала Лето в виде женской фигуры с пшеничным снопом в руках в окружении полевых цветов. На заднем фоне были изображены корзины с фруктами и овощами, соответствующими этому времени года.

До своей болезни леди Сэлвин сама занималась вышиванием и проявляла вкус и мастерство в этом искусстве. Ремеслу она научилась у своей матери, которая была наполовину француженкой и воспитывалась во Франции.

Леди Сэлвин поведала Алинде, что искусство вышивания гладью было изобретено во Франции после Крестовых походов.

— Людовик Одиннадцатый и Карл Восьмой свозили во Францию самых знаменитых мастериц, особенно из Италии. И лучшие их работы демонстрировались в соборах. Благородные леди расшивали алтарные покровы под руководством знатоков этого дела и великих художников. В восемнадцатом веке мадам де Помпадур ввела моду на декоративную вышивку и украшала ими стены гостиных и будуаров. Слава о французском вышивании распространилась по всей Европе, и не было ни одного королевского двора или просто богатого дома, где бы не красовались вышивки на шелку.

— Во времена Людовика Пятнадцатого, — продолжала свой рассказ леди Сэлвин, — изображения стали более игривыми, фривольными, грациозными. После смерти короля мадам де Монтюр основала школу для девочек в Сен-Сире, где большую часть времени они посвящали работе с иголками и нитками.

— А что-нибудь из их изделий сохранилось? — спросила Алинда.

Ее мать тяжко вздохнула.

— Большинство этих произведений погибло во время французской революции. Тогда приказано было выдергивать из вышивок золотые и серебряные нити.

— Как глупо и жестоко! — не удержалась от восклицания Алинда.

В ней пробудился сильный интерес к вышиванию, и она уговорила мать обучить ее навыкам этого мастерства. Вскоре дочь даже превзошла леди Сэлвин в умении и фантазии. В голове у нее рождались чудесные картины, которые она переносила на ткань.

Вскоре девушка расшила все платочки и все чехлы на стульях. Этим она необычайно украсила скромную обстановку их дома.

К тому времени леди Сэлвин настолько ослабела, что ей было уже не до работы. Но ей нравилось, что Алинда проводит время за вышиванием рядом с нею. Мать была для девушки самым суровым и беспристрастным критиком.

В доме было столько великолепных образцов работы Алинды, что когда возник вопрос, какие из них отослать для ознакомления вдовствующей графине Кэлвидон, то выбрать было необычайно трудно.