Доска объявлений издевалась над ним.

невежество не значит невинность, но ГРЕХ

я немного опечален небольшим ГРЕХОМ

а Эманация мой ГРЕХ

Оплакивает громче всех…

— Дай мне хоть какую подсказку, чтобы двигаться дальше, ты, сукин сын, — пробормотал Митч. — Тогда мы посмотрим, кто из нас невежда.

— Я все думаю, может быть, он уже дал нам что-то, а мы просто не видим?

Меган стояла в дверях, взъерошенная и помятая. Конечно, ее день по напряжению был таким же, как и его. Возможно, еще хуже. Похоже, ей нужен кто-то, на кого можно было бы опереться, но вряд ли она примет предложение от него. Митч смог бы все, но она злопамятна, и, по большому счету, он сам виноват в этом.

— Что-нибудь слышно от Де Пальмы? — поинтересовался Холт, когда она присела через два стула от него.

Меган покачала головой.

— Хотелось бы думать, что отсутствие новостей — уже хорошая новость, но я не настолько наивна. Кроме истории с пальчиками Пола, я обнародовала в прямом эфире тайную жизнь Пэйдж, почти напрямую назвав ее шлюхой. Мне кажется, что я уже слышу его реакцию. Ни одно доброе дело не остается безнаказанным.

Митч усмехнулся.

— С твоей дипломатичностью тебе прямая дорога в полицию нравов.

Меган криво улыбнулась.

— Спасибо. — Она водила большим пальцем по столу, создавая неопределенный узор. — Ты знаешь, удивительно, но там оказалось немало людей, жителей города, готовых поверить в виновность Пола.

— Они хотят понять, кто это сделал, — сказал Митч. — И они скорее поверили бы, что это был кто-то из своих, чем какое-то безликое зло. Они предпочли бы Пола, потому что тогда все зло будет хорошо и аккуратно упаковано в одной семье. Тогда они смогут вернуться к размышлению, что они все в безопасности, потому что ложка дегтя оказалась не в их бочке меда.

— Возможно, и так, но многие действительно верят, что он сделал это.

Митч вздохнул. Как ужасно, что она почувствовала себя под давлением и знала, что у нее не так хорошо прикрыта спина, как у него. У него были семья и друзья, принимающие чью-либо сторону в этом деле, надеющиеся, что он свяжет все эти разрозненные улики в одну красивую желтую — цвета надежды — ленту, похожую на те, которыми жители Оленьего Озера обвязали деревья и фонарные столбы. У него было прошлое, как швырнула она ему в лицо вчера вечером.

— Посмотрим, что лаборатория скажет про его отпечатки, — пробурчал он, еще раз бросив взгляд на график событий на стене.

— Отсутствие отпечатков в фургоне не снимет с него подозрения, — напомнила Меган, нахмурившись. — Логика диктует, что он мог быть в перчатках.

— Логика диктует, — повторил Митч. Логика продиктовала много вещей. Только казалось, что редко кто прислушивался к ней, включая и его. Логика диктовала ему держаться подальше от Меган, однако он не сделал никаких реальных усилий выполнить это. — Я думаю, что логика давно продиктовала время идти домой. Последуем ей. Как насчет пиццы? — Откровенно товарищеский дух его предложения удивил Меган. Митч поморщился, заметив ее настороженный взгляд. — Мир, ладно? Уже поздно. Сегодня был еще один никчемный день.

— Я должна сдать свой значок? — холодно спросила Меган.

Он поморщился.

— Ладно, я вел себя как подонок вчера вечером, — признался он, пересаживаясь на соседний с ней стул. — Это совсем не характерно для меня. Мы оба наговорили нелицеприятных слов, которых не было бы, будь наш мир нормальным местом. — Он посмотрел на нее многообещающе, как бы предлагая выгодную сделку. — Я потребую для нас пиццу с дополнительным сыром.

— Встретиться после работы?! — Меган сделала большие глаза с выражением притворного испуга. — Что скажет общественность?

— К черту всех! — проворчал Митч. — Если мы не расколем это дело, они в любом случае вышвырнут нас обоих на улицу.

— Нет, — сказала она. — Ты переживешь неудачу, люди простят тебя, такое случается все время. Но упаси тебя Бог, если плохой парень окажется тем, кого они действительно любят. Тогда моча точно ударит им в голову.

Она уставилась на дверь, которая казалась на расстоянии мили. Идея провести вечер в холодной квартире, заполненной коробками, не вызвала энтузиазма.

— Давай, Меган, — уговаривал Митч. — Это же просто пицца.

Искушение обвило своими щупальцами тело Меган и потянуло вдаль… Это была просто пицца. А потом будет просто прикосновение, просто поцелуй, просто ночь, просто секс…

— В любом случае спасибо, — пробормотала она. — Я думаю, что просто пойду домой и отключусь.

Но она стояла как потерянная.

— Меган…

Митч произнес ее имя, понизив голос, спокойным, интимным тоном, который вызвал отзвуки тоски внутри ее. Взгляд его глаз цвета янтарного виски поймал ее и удерживал на месте, пока он поднимался со стула. Затем его руки обвились вокруг нее.

Оплошность. Слабость. Слова больно били по ней, но ее губы приоткрылись и встретились с его. Пушистые ресницы затрепетали, и жар накрыл ее, накрыл их обоих. Поцелуй был долгим и нетерпеливым; нежным и жадным; агрессивным, возбуждающим и одновременно успокоительным. Она хотела прикоснуться к нему, почувствовать его потребность в ней, представить, что эта потребность выходит за рамки только физической. Но этого не было.

— Что ты делаешь? — спросила она, отстраняясь. Ее вопрос не прозвучал так язвительно, как бы ей хотелось.

— Перестраиваю твое мышление, — ответил Митч. — Если мне повезет.

Меган высвободилась из его рук, плотно сжала ладони и поднесла кончики пальцев к губам, как будто в молитве. Она попыталась сосредоточиться на сером, как гранит, ковре, но ее взгляд потянулся назад к Митчу, который стоял теперь, положив руки на пояс и согнув одну ногу, не в какой-нибудь попытке скрыть свое возбужденное состояние, а позволяя ей посмотреть. Аура опасного самца светилась вокруг него — грубого, слегка помятого, нетерпеливого, большого и мужественного, как если бы этот день стер все его манеры и воспитание.

— Нет, — прошептала она, но все внутри не хотело уже сопротивляться. — Моя работа висит на волоске.

— А люди топором перерубят волосок, независимо от того, что мы делаем.

— О, спасибо за такое доверие к людям! — сказала Меган резким от боли и сарказма голосом.

— Это не имеет никакого отношения к тому, что я хочу или что я думаю или что хочешь или думаешь ты, — заявил Митч. — Они сделают то, что посчитают лучшим для себя. И ты это знаешь так же хорошо, как и я.

— Поэтому они собираются наказать меня, как если бы я была в чем-то виновата? — с горечью спросила Меган.

С жестким, бесстрастным выражением лица Холт пожал плечами, как бы говоря «почему нет?».

— Я так не думаю, — тихо сказала она. Как же было глупо хотеть любить его! Она не могла думать о любви как об акте возмездия или как об утешительном призе.

Меган медленно повернулась и пошла к двери, еле сдерживаясь, чтобы не высказаться вслух о несбывшейся надежде. Митч не проронил ни слова. Она гордо подняла подбородок и, взявшись рукой за ручку двери, в последний раз бросила на него взгляд.

— Я не буду спать с тобой только потому, что ты под рукой. У меня есть свои недостатки, но отсутствие самоуважения — не один из них.


День 10-й

1.02

— 31 °C, коэффициент комфортности: — 40

Ханна сидела в кресле в углу своей спальни. Она проснулась среди ночи. Снова. За девять долгих ночей, которые прошли с тех пор, как исчез Джош, она забыла, что это такое, спать глубоко и спокойно. Она сама выписала рецепт на валиум, но не смогла заставить себя сходить за ним в аптеку. Может быть, она не хотела сочувствия фармацевта, или, может быть, это был признак слабости, который она не хотела показать. Может быть, она не хотела — не заслуживала — облегчения или утешения сном. Или, возможно, просто боялась, что в отчаянии поддастся искушению принять его слишком много.

Полу было предложено пройти дактилоскопию. Он вернулся домой из полицейского участка возмущенным, потерявшим над собой контроль. Ханна видела прямой эфир ТВ7. Сначала она была им потрясена, затем репортаж вызвал у нее возмущение и отвращение, но под конец она просто испугалась. Потрясена, потому что не имела ни малейшего представления, что такое шоу состоится. Пол ничего не сказал ей об этом. Она была возмущена его беспечностью, можно даже сказать, безрассудством. Ее тошнило от возможных событий, которые вскрылись в ее сознании. Она испугалась, потому что не могла заставить их уйти.

Ханна смотрела на их пустую кровать, в то время как в уме, словно на театральных подмостках, в который раз проигрывались одни и те же сцены.

…Она видела, как стоит в гостиной, скрестив руки, плотно сжав челюсти, и пристально смотрит на ворвавшегося, словно ураган, Пола; как дежурный агент за кухонным столом принимает еще один из вызовов, которые беспрерывно сыпались с момента начала телевещания ТВ7. Друзья и родственники выражали озабоченность, предлагали свою поддержку, прощупывали вероятность существования какой-нибудь пикантной тайны. Ханна видела двигающийся рот Пола, но не слышала ни слова. Его слова перекрывал шум крови, пульсирующей в ее ушах.

— …Эта маленькая сучка, — рявкнул Пол, стягивая пальто. Он швырнул его на диван и постучал друг о друга носками тяжелых ботинок, которые следовало бы оставить в холле у дверей. В шнуровку набился снег, и теперь он таял, капая на ковер, словно капли пота. — Единственное, что ей удается на работе, — это трахаться с Митчем Холтом.

Ханна проигнорировала замечание.

— Я хотела бы поговорить с тобой наедине, — сказала она жестко.

Пол возмутился, что она прервала его тираду, и зло посмотрел на нее.

— Я полагаю, она тебе нравится, — обвинительным тоном произнес он. — Ну конечно! Вы, прогрессивные женщины, должны держаться вместе.