День 5-й

12.11

— 9 °C

— Мик говорит, что заработает сто тысяч в этом году.

— Хорошо для Мика. — А ты не спрашивал своего любимого сына, почему он никогда не посылает тебе ни цента, когда отлично знает, что ты ешь бобы и сардельки только два раза в неделю, потому что твоя пенсия не резиновая, а дочь, которая оплачивает половину твоих счетов, — просто полицейский и получает дерьмо по сравнению с успешным инвестиционным брокером из Лос-Анджелеса?

Меган не задала вопрос. Ответ она знала сама. Они проходили этот сценарий не единожды. И это ни разу не делало ее обиду меньше, а только повышало кровяное давление у Нила. Тем не менее она никогда не переставала удивляться, что ребенок, которого отец по-прежнему любил до безумия и которым до сих пор хвастался, проявлял слишком малую о нем заботу, в то время как она, нежелательное напоминание о неверной Морин, ребенок, который вырос один в стороне от каких-либо забот Нила О’Мэлли, была единственным человеком, который оставался рядом, прикованный цепью к воспоминаниям, которые она ненавидела, и к человеку, который никогда не любил ее.

Как если бы это отвлекло ее от воспоминаний, она обвела взглядом крошечную кухню с ярко-бирюзовыми стенами и потрогала занавески, которые оказались слишком жесткими от многолетнего подкрахмаливания и переносимого по воздуху жира. Она ненавидела эту комнату с ее дешевыми, обшарпанными белыми шкафами с оловянными ручками и огромной, потемневшей от времени чугунной мойкой. Она ненавидела запах сала и сигарет, ненавидела серый линолеум, и стол с хромированными ножками, и стулья, на которых сидел ее отец. Это было уродливое место, безжизненное и холодное, в некотором роде ничем не отличающееся от ее отца.

Не то чтобы Нил О’Мэлли был физически уродлив. Его черты лица заострились, но когда-то он был красив. Его глаза походили на голубые бриллианты, но время и невзгоды стерли их блеск, так же как не пощадили и цвет его волос, и энергию его тела. Человек, которого Меган помнила как сгусток мышц в синей форме полицейского, как-то съежился и, казалось, стал меньше ростом. Его правая рука дрожала, когда он подносил ко рту стакан с выпивкой.

Меган размешивала густую заправку для соуса в жаровне на старой газовой плите. Для тушеной баранины. То же самое она готовила всегда, когда навещала отца по воскресеньям, — не потому, что ей нравилась баранина, а потому, что Нил будет ворчать на что-нибудь другое. Не дай бог ей сделать что-то, что может вызвать у него недовольство. Она фыркнула при этой мысли. Как будто она никогда в жизни не делала того, что было ему приятно.

— Ты говорил с Миком в последнее время? — спросила Меган. Конечно, нет. Мик не звонит тебе, даже притом что знает, что это значило бы для тебя. Он не навещал тебя с того года, когда финалы баскетбольного турнира Национальной ассоциации студенческого спорта проводились в Метродоме и ему удалось заполучить билет у одного богатого клиента из Лос-Анджелеса.

— Да нет, — отмахнулся Нил, как будто ее вопрос был не более чем облако едкого газа. — Ты же знаешь, он занят. Он, черт побери, почти валится с ног от этой работы! Возможно, все было бы не так, если бы не эти долбаные евреи.

— Тебе добавить пива, па? — У Меган не было желания слушать в миллионный раз его антисемитские выпады, или резкую критику антиблока, или антианглийскую обличительную речь.

Он поднял бутылку безалкогольного пива, поморщился и зашелся в грохочущем влажном кашле.

— Упаси Боже, нет. Это варево на вкус как дерьмо. Почему ты не купишь мне что-нибудь поприличнее, что можно пить?

— Потому что твой врач запрещает тебе пить вообще.

— …мать его! Он — гребаный фашист. Он даже не американец, знаешь? — Нил взял со стола пачку «Кента» и вытащил из нее сигарету. — Что-то не так с этой страной. Они впускают слишком много проклятых иностранцев.

— А кто был твой отец? — Она не смогла скрыть сарказм в своем вопросе. Если бы она сдерживала все, что казалось необходимым, она давно бы уже погибла от чего-нибудь сродни отравлению мочой.

— Не очень-то умничай со мной, — предупредил Нил. — Мой отец был ирландцем и гордился этим. И он бы никогда не покинул Коннемара, если бы не проклятые британцы.

Он зажег сигарету, втянул в себя полные легкие дыма и прошел через ритуал удушья и кашля. Меган с отвращением покачала головой. Его артерии находились в худшей форме, чем семидесятилетние водопроводные трубы в доме, настолько они были забиты за шестьдесят лет жиром, холестерином, смолами и никотином. Было просто удивительно, как капли крови могли добраться до его мозга — который, как она предполагала, мог бы объяснить многое. Он уже перенес один маленький инсульт, и доктор предупредил, что большой будет неизбежен, если Нил не изменит образ жизни. Доктор, возможно, потратил немало слов и на антитабачные речи. Несмотря на тревожные симптомы заболевания легких, Нил не отказывался от своих привычек, полагая, что скопления мокроты и одышка были просто непременными атрибутами заядлого курильщика.

— И курить тебе не следует тоже, — ворчала Меган, вынимая горшок тушеного мяса из духовки и устанавливая его на стол.

— А тебе, девочка, следует заниматься своим, черт побери, делом. Ешь!

— Не хочу! — шумно запротестовала Меган.

Она посмотрела на тушеное мясо, которое положила себе, и отодвинула тарелку. Она ненавидела баранину. Ее отец энергично жевал, подчищая лужицу соуса куском хлеба, намазанного сливочным маслом.

— Да, папа! Ты слышал о большом деле, по которому я сейчас работаю? Это похищение ребенка в центре Оленьего Озера?

— Мир полон извращенцев.

— Это очень жесткое дело. Нет вообще никаких улик. Мы работаем фактически круглосуточно — мои парни из Бюро, из департамента шерифа, из полицейского управления. Руководит поиском экс-детектив из полиции Майами. У нас даже есть команда компьютерщиков из Университета Харриса, работающих над этим же делом.

— Бесполезные коробки с проводами, — бурчал Нил, накалывая вилкой еще один кусок мяса. — Чего они стоят против хорошей старой доброй полицейской работы? Работа ногами — вот как дела раскрываются. А не кучкой мальчиков из колледжа или детективами с шилом в заднице.

— Я — полевой агент, между прочим, ты помнишь? — упорно продолжала она. — В «Трибьюн» была статья. Ты, может быть, читал ее.

Да забей на все, солнышко. Я так горжусь тобой… Нет, правда.

Нил посмотрел на тарелку, выплюнул кусочек хряща, приглушенно фыркнул и покачал головой.

— Ничего не стоящая газетенка. Я беру «Пионер пресс». Чтоб ты знала!

— Боже, неужели ты умрешь, если хоть раз скажешь мне что-нибудь хорошее? — вспыхнула Меган, отлично понимая, что это не стоило ее усилий. — Неужели это так трудно? Я бы согласилась на что угодно, ты знаешь — «прими поздравления», или «хорошее тушеное мясо», или «классная обувь». Мог бы хоть что-нибудь уклончиво прошипеть, — сказала она саркастически. — Что-нибудь, и я бы не спрашивала себя, зачем, черт возьми, мне надо было приезжать сюда. Ты не думаешь, что мог бы справиться с этим хоть однажды, па?

На лице Нила вспыхнул нездоровый синюшный оттенок. Он направил на нее вилку, уронив несколько капель соуса на стол.

— Ты слишком дерзкая, девчушка. Совсем как твоя…

Она прервала его властным взмахом руки.

— Не смей! Не смей! Я вовсе не как она! У нее было больше здравого смысла — оставить тебя двадцать шесть лет назад!

Отец плотно сжал губы и уставился в тарелку.

Злые слезы жгли Меган глаза. Она отпихнула стул от стола и подошла к окну. На заднем дворе дома миссис Гристмен ее старенький пудель Клод усеял снег небольшими кучками дерьма. Район был серый и уродливый, как и все в этом доме было серым и уродливым. Господи! Как было бы здорово, если бы ей не пришлось возвращаться сюда больше, но так не будет. Потому что он был ее отцом, и она была ответственна за него. Меган не уклонилась бы от своей обязанности таким же способом, которым он воспользовался по отношению к ней.

Непрошеный, нежелательный образ Митча выплыл в ее сознании. Митч и Джесси, поддразнивающие друг друга и смеющиеся над «хеппи-милом» в «Макдоналдсе».

Меган шмыгнула носом и вытерла его тыльной стороной ладони. Она продолжала молчать, когда стягивала свое пальто с крюка на дверях черного хода, давая Нилу шанс сказать что-нибудь хорошее. Но он не сделал этого. И никогда не сделает…

— Не забывай принимать лекарство, — сказала она сухо. — Я приеду, как только смогу… мне не до тебя!

Глава 20

День 6-й

7.00

— 28 °C, коэффициент комфортности: — 48

Утром понедельника штат пробудился от порывов ветра, принесшего арктический холод. Температура воздуха упала до минус двадцати восьми градусов, но резкий завывающий ветер с северо-запада привел коэффициент комфортности к леденящим минус пятидесяти. Настроение Меган находилось в прямой зависимости от погоды. Она лежала в кровати в гостинице «Шератон». Ее пугала предстоящая встреча с Де Пальмой, раздражали восторженные голоса диск-жокеев по радио и пугали разъяснения метеоролога, который предупреждал жителей Городов-Близнецов, Миннеаполиса и Сент-Пола, что открытые участки кожи можно обморозить всего через шестьдесят секунд.

Воскресенье привело к краху все ее ожидания. Предварительные тесты записи телефонного звонка оказались неубедительными. Никаких отпечатков, годных к дальнейшему исследованию, на блокноте не нашлось. Ужин с Джейн Миллард, девушкой-агентом, работающей над созданием рисунков подозреваемых, тоже не принес никакого улова, разве только сочувствие, что слишком мало доказательств, и поздравления пионерке, пробившей глухую стену, которая прежде не допускала женщин к оперативной работе.