Тэми Хоуг - Ночные грехи

20.55

— 31 °C, коэффициент комфортности: — 41

Ханна сидела в темноте в своей комнате. Ее комната. Как быстро мозг сделал это небольшое изменение. Пол не спал в этой постели в течение двух ночей, а он — мозг — уже предоставил множество ссылок. Она не хотела думать, что это значило для их будущего. Она не хотела иметь дело с чувством вины, потерь и неудач, связанных с замужеством, которое она совсем недавно могла назвать идеальным. Ей было достаточно того, что она взяла на себя всю тяжесть вины, связанную с потерей Джоша.

Как было бы хорошо уйти со съемочной площадки после интервью с человеком, за которым она была замужем! Он бы обнял ее, успокоил и отвез домой. Хорошо бы знать, что у нее есть его любовь и поддержка. Вместо этого Ханна вернулась домой на своей машине одна. Кэтлин Кейси, которая сама предложила посидеть с Лили, устроилась на диване в гостиной рядом с Маккэскиллом, агентом БКР. Они смотрели «Секретные материалы» и ели попкорн. Пола не было.

Пола нет. Пола, которого она любила и за которого вышла замуж. Ханна не знала человека, который солгал ей, скрыл доказательства, обвинил ее в пропаже ребенка. Она не знала человека, у которого было почти все, но ему не хватало внимания СМИ, и у которого сняли отпечатки пальцев в полиции. Она не знала, кем он был и что еще способен сделать.

Не желая рассматривать все возможности, Ханна заставила себя встать со стула и начала раздеваться. Она сосредоточенно расстегивала пуговицы, складывала и убирала одежду. Затем вытащила свою поношенную трикотажную рубашку, натянула ее через голову и отбросила с глаз волосы. Когда она потянулась за тренировочными брюками, на тумбочке зазвонил телефон.

Ханна уставилась на него. Воспоминание о последнем звонке, на который она ответила в этой комнате, пронзило ее. По коже побежали мурашки, и бусинки пота покрыли лоб. Она не могла проигнорировать звонок только потому, что боялась снять трубку. Маккэскилл и Кэтлин заинтересовались бы, почему она не ответила на звонок.

Дрожащей рукой она подняла трубку.

— Да?

— Ханна? Это Гарретт Райт. Я видел интервью. Я просто хотел сказать вам… я подумал, что вы очень храбрая.

— М-м, хорошо, — запнувшись, произнесла она. Это был не безликий незнакомец, мучивший ее, и не Альберт Флетчер, извергающий безумие. Это был не Джош. Просто сосед. Муж Карен. Он преподавал в Харрисе. — Я должна была это сделать.

— Я понимаю. Тем не менее… Ну, если это имеет для вас значение, я скажу, что вы поступили правильно. Послушайте, если вам нужна какая-нибудь помощь, чтобы пройти через это, у меня есть друг в Эдине, который специализируется на семейной терапии. Я говорил о нем Полу, когда он был здесь прошлым вечером, но боюсь, он не захотел меня услышать. Я подумал, что лучше сообщить вам. Вы можете записать его имя и позвонить, если захотите. Всегда хорошо иметь варианты.

— Спасибо, — рассеянно пробормотала Ханна, опускаясь на кровать.

Она автоматически записала имя и номер в блокнот. Ее ум занимал вопрос, что Пол мог делать в доме Райтов и почему не упомянул об этом. Но, впрочем, посещение дома соседа было самым незначительным из его секретов. Ханна не хотела знать, какой мог быть наихудшим.

Мысль задержалась и отозвалась эхом в ее сознании, когда она повесила трубку, и страшное чувство одиночества и страха зашевелилось внутри, угрожая завладеть ею целиком. Это было самое неприятное — осознать, что независимо от того, что люди вокруг нее хотели ей помочь, по сути, она оставалась одна. Единственный человек, который должен был быть самым близким, уходил все дальше и дальше.

Ханна смотрела в пустоту. Когда телефон зазвонил снова, она подняла трубку без колебаний и пробормотала невыразительное приветствие. Голос, который ответил ей, был низким и нежным, немного протяжным, столь же приятным для ее обнаженных нервов, как прикосновение шелка к солнечному ожогу.

— Ханна? Это Том, отец Том. Я подумал, что, возможно, вам хочется поговорить.

— Да, — улыбнувшись, прошептала Ханна с дрожью в голосе. — Мне бы хотелось.

День 10-й

Как сказал Шекспир:

Весь мир — театр.

В нем женщины, мужчины — все актеры.

У них свои есть выходы, уходы…[9]

А мы — режиссеры, кукловоды, дергающие их за скрытые веревочки.

И вот так, час от часа мы созреваем и созреваем.

А потом час от часа мы гнием и гнием.

И таким образом строится история.

Время для нового акта и другого прекрасного поворота в сюжете.

Мы лучшие.

День 11-й

9.45

— 5 °C, коэффициент комфортности: — 12

В субботу температура резко поднялась, и небо рухнуло на открытые всем ветрам окрестности. Плотный слой свинцовых туч низко завис над холмами, поросшими лесом; из них, как через сито, падал на землю мелкий порошок снега. Вслед за сильными морозами и вызванным ими плохим настроением радиометеорологи исчезли из эфира, оставляя чтение штормовых предупреждений ди-джеям выходных дней.

Меган слушала вполуха. Снежная буря? Возможно, если она разразится достаточно быстро, это может помешать ей выехать в Сент-Пол… Если она потратит много времени, рыская по окрестностям города в поисках Альберта Флетчера… Если этот кусок дерьма, а не автомобиль, в конце концов развалится на части… Дюжина различных сценариев пронеслась у нее в голове, как у ребенка, отчаянно пытавшегося прогулять занятия в школе. Если бы у нее был хоть сегодняшний день… Но Де Пальма требовал немедленно выехать из Оленьего Озера. Он никогда бы не позвонил ей в субботу, если бы сам не находился в отчаянном положении… Если бы адвокаты не были там; и, черт побери, если бы Бюро не заплатило им в полуторном размере… Это были просто отговорки, чтобы выдернуть ее из города прежде, чем она смогла бы сотворить еще больше вреда.

Меган должна ехать, если хочет спасти хоть что-нибудь от своей карьеры. Ехать и целовать ему задницу, и раскаиваться, и вымаливать епитимью. Идея застряла в горле, как теннисный мяч. Она была чертовски хорошим полицейским. Это должно же что-нибудь значить, но не значило ничего.

Меган протерла варежкой болезненную точку над правым глазом. Головная боль не исчезла, а просто притаилась, угрожая нанести окончательный укол в изнурительном соревновании по фехтованию с ее уже довольно изодранной стойкостью. Ей следовало бы оставаться в постели, но она не хотела лежать в одиночестве. Меган кружила по городу и окрестностям с рассвета, мысленно пережевывая весь тот бардак, во что превратилась ее жизнь. Тебе надо было согласиться с направлением ФБР, О’Мэлли. Она могла бы быть сейчас в Мемфисе, за тысячу миль от холода и снега, за тысячу миль от разбитого сердца.

Сердца, которое все еще желало вещи, которые, возможно, и получились бы… Однако голова знала лучше. Что она смогла бы предложить Митчу? Она не годилась на роль жены, ничего не знала о воспитании пятилетней девочки. Все, что она действительно умела, это быть полицейским. Но благодаря ее собственному безрассудному характеру и это было у нее отобрано. Ее охватила паника.

Думая, что она еще спит, Митч ускользнул рано. У него была добыча, которая требовала наблюдения. По обрывкам информации, которые Меган собрала из разговоров по рациям на полицейской волне, никто так и не обнаружил никаких следов Альберта Флетчера. Граждане звонили сообщить о подозрительных вещах, но ни одно из сообщений не дало видимого результата. Оленье Озеро было переполнено полицейскими «Лендкрузерами», внедорожниками полиции штата и патрульными машинами дорожной службы. Вертолеты кружили над головой, как стервятники.

Меган удивленно покачала головой. Да, она заметила странности Флетчера, как только увидела его, но вряд ли она могла предположить что-нибудь подобное тому, о чем Митч, наконец, рассказал ей прошлой ночью. Без сомнения, дьякон был несколькими бусинками в коротких четках их расследования. Но достаточно ли он безумен, чтобы похитить Джоша и сделать его собственным частным служкой? Возможно, но он должен был иметь помощника. Он читал лекцию по греху и проклятию в Святом Элизиусе тем вечером. Меган попыталась представить его и Оли как приятелей, но что-то здесь не стыковалось. Флетчер был одиночкой. Иначе он никогда не смог бы скрывать свои омерзительные секреты.

Она медленно ехала через кампус колледжа Харриса, не забывая поглядывать по сторонам в надежде обнаружить дьякона. Интересно, направил ли Митч сюда кого-нибудь из своих парней. С понедельника возобновляются занятия, и многие корпуса, вероятно, уже открыты, но сейчас вряд ли они все заняты. Флетчер мог бы найти себе неплохое местечко, чтобы скрыть следы.

Колледжей такого типа, как Харрис, теперь больше не строили. Многие аудиторные корпуса и административные здания были из местного известняка и смотрелись, как будто они создавались в конце 1800-х годов. Красивые и основательные, они расположились поодаль от объездной дороги, территория вокруг них заросла древними дубами, кленами и сосной.

Дорога вилась мимо общежитий. Парковки рядом с ними были заполнены на треть, и студенты сновали туда и обратно к зданиям, чтобы отнести в прачечную то, что накопили за каникулы, или забрать из машин книги, которые наверняка так и не открывали дома. Стойки футбольных ворот, торчащие из-под снега, обозначили стадион, который граничил со свободным пастбищем, и как-то незаметно Меган оказалась на территории фермерских хозяйств, раскинувшихся далеко на запад.

Меган свернула на Олд Сидар-роуд и направилась на юг. Если она точно помнила, то эта дорога в конечном счете должна пройти мимо залива Райана и послужить обратной дорогой в студенческий городок. Меган съехала на обочину, сняла машину с передачи и, не выключая двигатель, уставилась в окно на унылый пейзаж. Голые лиственные деревья вдалеке были похожи на почерневшие обгорелые спички; снег, скрывший контуры земли, заставил все кругом выглядеть плоским и одномерным; серое небо, низко нависшее над землей, казалось огромной сланцевой плитой. В поле около дороги пара косматых лошадей лениво разгребала копытами грязно-серую кукурузную стерню. Впереди на повороте фазан осторожно выбрался из-под низких ветвей ели на дорогу, чтобы поклевать что-то в гравии на обочине. Коричневый дом стоял в стороне от дороги, на пригорке. С опущенными занавесками, запертым гаражом, он казался необитаемым. Она разглядела имя на почтовом ящике в конце подъездной дорожки — Лексволд.