Алек всегда верил, что, если берешься за что-то, нужно все делать по правилам. И следовал своим принципам и на этот раз.

Лора была очарована любезным и обаятельным бароном. Правда, Джинни и Холли вряд ли были довольны столь очевидной взаимной симпатией между ними.

— Какая милая малышка, — заметила Лора вот уже в третий раз, и Холли снова негодующе застыла, выпрямившись во весь рост. После второго раза Холли уже успела потихоньку сказать Джинни, что эта рыбная леди напоминает ей мисс Чедуик.

— Благодарю вас, — откликнулся Алек, хотя сам редко думаю о ней как о милой малышке.

— Мне почему-то казалось, что она старше, почти взрослая, но, конечно, вы слишком молоды для такой большой дочери, не правда ли, барон?

— Думаю, это зависит скорее от девушек, которые росли с бароном, — вмешалась Джинни. — Судя по некоторым мной слышанным историям, Холли могло быть и лет пятнадцать, умей барон так же неотразимо убеждать дам в ранней юности.

— О, мисс Пакстон, в самом деле!

— Она, возможно, права, — подтвердила Холли, не обращая внимания на возмущенный взгляд миссис Сэмон. — Конечно, я не знала папу, когда он был мальчиком, но думаю, он ничем не отличался от теперешнего, ну, может, самую малость.

Алек, расхохотавшись, взял с блюда лимонное пирожное и бросил Холли. Та ловко поймала лакомство.

— Немедленно сунь его в рот, хрюшка, и держи самые скандальные наблюдения при себе.

— Да, папа.

— Хорошая девочка. Иногда.

Холли хотела что-то сказать, но Алек покачал головой:

— Нет, хрюшка. Сиди молча, иначе отправишься к миссис Суиндел.

— Кто такая миссис Суиндел?

— Дуэнья…

— Компаньонка Холли.

Алек и Джинни посмотрели друг на друга и засмеялись.

— И то и другое, — заключил Алек. Лора нервно ковыряла булочку, истекающую клубничным джемом, и, наконец собравшись с духом, обратилась к Джинни:

— Мисс Пакстон, не могли бы вы отвести наверх это милое дитя? Я должна поговорить с бароном наедине. Джинни одарила Алека ангельской улыбкой: — О, конечно. Идем, Холли. Нет, не спорь. Мы заберемся в кухню и поищем там разные вкусности.

Холли, схватив книгу, ринулась было к двери, но, услыхав, как отец тихо окликнул ее, немедленно вернулась:

— Рада была познакомиться, миссис Сэмон. До свидания.

— Такой прелестный ребенок! — заметила Лора.

— Она попытается, Джинни, только не получит его, — с величайшей серьезностью заверила Холли. — Не волнуйся. Папа никогда не делает глупостей, когда речь идет о важных вещах, и ты именно такая важная вещь.

Джинни остановилась посреди лестницы и изумленно уставилась на маленькую девочку, способную высказывать подобные фразы столь безмятежным голоском.

— Это правда, — продолжала Холли, погладив ее по руке. — Она очень хорошенькая, даже красивая, но, видишь ли, папе такие, как она, не нравятся. О, он иногда шутит с ними, говорит комплименты, если бывает в хорошем настроении, и может даже согласиться пойти с ними в спальню, как иногда делают все взрослые, но любит леди, которые красивы изнутри. Как ты.

— Но ты сама говорила, что я хорошенькая. Холли, по-прежнему серьезно, кивнула:

— Да, это верно, но миссис Сэмон — нечто исле… иключное.

— Исключительное?

— Вот именно. Она хочет стать леди Шерард и думает, что достаточно красива для этого. Только папу не одурачишь!

— Мне все равно, Холли.

Личико Холли осветила очень терпеливая, необыкновенно многострадальная, кроткая улыбка, мгновенно заставившая Джинни почувствовать себя маленькой и глупой. Но она решила не отступать и упрямо поднималась все выше, пока неожиданная мысль не вынудила ее остановиться на верхней ступеньке:

— Холли, ты… нет, это невозможно!

— Что именно, Джинни?

— Ты сказала, что твой папа посещал спальни дам…

— Конечно, время от времени. Не будь глупой, Джинни. В конце концов, папа — мужчина. И в твоей спальне тоже был. Взрослые, — добавила она, пожимая плечами, — только этим и занимаются.

Джинни беспомощно охнула перед лицом столь вековой мудрости.

— Холли, не могла бы ты следующий час побыть просто маленькой девочкой?

Холли расплылась в улыбке:

— А ты почитаешь мне? Папа думает, что я уже успела прочесть все истории, только мне трудно!

— С удовольствием.

— Как ни странно, но ты прелестно выглядишь в черном.

— Благодарю. Не хотите ли еще баранью отбивную с луковым соусом?

— Нет, хотя они довольно вкусны. Прекрасно иметь столь верных друзей, как миссис Сэмон, не так ли?

— Действительно. Ветчины?

— Пожалуй, не стоит. Она пригласила меня к себе на ужин завтра вечером.

— По-моему, стоит пойти. Брюссельской капусты?

— Меня тошнит при одной мысли о ней. Миссис Сэмон крайне обеспокоена, как и подобает настоящему другу, тем, что я живу в одном доме с бедной, беззащитной старой девственницей.

— Еще заячьего супа?

— Он уже остыл. Я объяснил, что ты — далеко не беззащитна, через три недели не будешь бедна и что мне нравится твой возраст. Ах да, еще я заверил ее, что ты вовсе не девственница.

— Почему я не швырну тарелку этого остывшего супа в вашу физиономию?

— Джинни, Джинни, ты обычно переносишь оскорбления с исключительным хладнокровием. В чем дело? Плохо себя чувствуешь? Погода влияет? Погода и в самом деле просто отвратительная. Или, с тех пор как ты обнаружила радости любви, жаждешь еще и еще? Ну что ж, думаю, меня можно убедить посетить твою спальню сегодня ночью. Может, попробуем другую позицию? Например, на боку, тебе это должно понравиться. Колени согнуты, стройная правая нога подтянута к груди, и я обовьюсь вокруг тебя и…

В лицо ему ударил град зеленого горошка.

Алек рассмеялся.

Этот негодяй имеет наглость смеяться над ней! Но Джинни тут же охнула — Алек зачерпнул ложкой горошек с тарелки и швырнул в нее. Одна особенно большая горошина упала на грудь и осталась там.

— Весьма впечатляюще, — заметил Алек, не сводя взгляда с соблазнительного зрелища. — Нет, не двигайся. Кстати, у миссис Сэмон самые восхитительные груди из тех, что я имел счастье ласкать. Погоди, разве ты сама не видела эту великолепную оснастку?

— Видела.

— Перед тем как приземлилась на свой изумительный задик и подвернула столь же изумительную ножку?

— Да.

— А потом, конечно, началась твоя ночь наслаждения. Тебе понравилось, когда я связал твои руки и прикрутил их к койке? Могу заверить, что мне это доставило невероятное удовольствие. Твои стоны, и вздохи, и тихие гортанные крики доставили мне такое наслаждение! Поверь, ты прелестна: эти длинные, стройные, упругие ноги, мягкая розовая женская плоть и…

— Немедленно замолчи!

Алек открыл было рот, но Джинни буквально завопила:

— Мозес! Мозес!

Дворецкий бесшумно скользнул в комнату:

— Да, мэм?

Джинни ослепительно улыбнулась:

— Можно нести кофе. Мы поужинали.

— Но я еще не доел баранью отбивную, — пожаловался Алек.

— Вы толстеете не по дням, а по часам. Кофе, пожалуйста, Мозес.

— Сар?

Джинни хотелось орать и биться в истерике. Подумать только, обращаться к Алеку за приказаниями!

— Мисс Джинни права, не годится мне превращаться в жирного хомяка.

«По крайней мере, пока я не заполучил вас, мисс Юджиния», — ясно говорил его взгляд.

— Кофе так кофе. С бренди, пожалуйста.

— Да, cap.

Мозес выплыл из гостиной так же бесшумно, как и появился.

Джинни наклонилась над столом:

— Алек, прошу, прекрати быть невыносимым! Он мгновенно стал серьезным:

— Зато ты не была угнетена, расстроена и не ушла в себя! И даже поела немного!

Джинни замерла, глядя на почти пустую тарелку. Алек прав. Ей так хотелось убить его, что она забыла об отце, о бесконечной боли настоящего, тщательно скрываемой ревности к Лоре и съела ужин. Оказывается, она была голодна!

Джинни взглянула на Алека. Его глаза не сверкали, как обычно, веселым лукавством.

— Нет, Джинни. Не оглядывайся назад. Смотри вперед. Иного выбора нет.

— Не хочу. Все это безнадежно.

— Мне не очень-то нравится считаться одной из безнадежностей. Нет, не спорь, лучше выслушай меня. Я здесь, чтобы спасти тебя, Джинни. Мы были вместе в постели, не один раз, и ты оценила мои усилия в этом направлении.

Немного подумав, Алек нахмурился:

— Собственно говоря, мое тело отчаянно сигналит мне, что пора возобновить столь приятную близость. Я бы задрал тебе юбки прямо здесь, на обеденном столе, но… а вот и Мозес с кофе. Как всегда, совершенно не вовремя.

Джинни не сказала ни слова, хотя заметила, как дворецкий вопросительно взглянул на Алека, а тот подтвердил распоряжение кивком. Безнадежно, совершенно безнадежно, даже в собственном доме. По крайней мере хоть его отец оставил ей.

— У тебя вид женщины, снова предавшейся тяжелым воспоминаниям. Немного бренди? Нет? Но я настаиваю. Ты сейчас нуждаешься в подкреплении. Оно согреет тебе внутренности.

Так и вышло. Джинни сделала первый глоток: огненная жидкость прожгла дорожку до самого желудка, так что девушка судорожно закашлялась. Алек спокойно пил кофе, разглядывая портрет отца Джеймса Пакстона на стене над буфетом. Почтенный предок был изображен в парике и пышном камзоле из тяжелой фиолетовой парчи с широкими, украшенными галуном рукавами. Величественный индивидуум со взглядом таким же холодным, как Северное море.

Джинни постепенно пришла в себя и даже смогла допить бренди. Она почувствовала тепло и приятную расслабленность. Будущее начинало казаться куда менее безнадежным.

— Как уже было сказано, — продолжал Алек, подлив немного кофе с бренди в ее чашку веджвудского фарфора, — я хочу, чтобы ты смотрела на меня как на своего рыцаря-спасителя. Меня можно считать храбрым воином, а вас, моя дорогая мисс Юджиния, — рассматривать как нечто вроде Святого Грааля[6]. Как тебе нравится такое определение?