— Я родилась вовсе не в Балтиморе!

Алек рассмеялся. Джинни извивалась, стараясь не дать ему расстегнуть панталоны, безуспешно пытаясь увернуться.

— Где же вы родились? В аду? Должно быть, сатане было достаточно бросить на вас единственный взгляд, чтобы побледнеть.

Он стащил ее панталоны до колен.

Глава 9

— Нет, — медленно произнес Алек, глядя на нее сверху вниз, — сатана не вытолкал бы вас взашей из ада. Вы, Юджиния Пакетом, поистине сюрприз. И притом неожиданный.

Он придерживал ее ноги правой рукой, не отводя глаз от очень белого живота и мягкой поросли светло-каштановых волос, покрывавших венерин холм. Потом поднял левую руку, задержал в воздухе и медленно, очень медленно опустил, зная, что Джинни неотрывно наблюдает за ним, за его пальцами. С той минуты, как панталоны обвились вокруг ее колен, она не издала ни звука.

Алек не видел ее лица, поглощенный созерцанием великолепной женской плоти. Пальцы легко коснулись ее.

— Очень мило, Джинни. Действительно, очень мило. «И это еще слабо сказано, — думал он, — весьма слабо».

— Ну а теперь остальное. Хм. Придется, пожалуй, одолжить вам одну из моих сорочек.

Он почти сорвал с нее рубашку, одним движением расправился с лямками полотняной сорочки и, стянув ее с Джинни, чуть отодвинулся, чтобы увидеть девушку с головы до ног.

Он испытывал очень странные чувства, не в силах припомнить, когда в последний раз ощущал нечто подобное. Алек был далеко не новичком в отношениях с женщинами: сколько их перебывало в его постели… а эту даже нельзя назвать по-настоящему красивой, но ее белое тело, полные груди, очень длинные, стройные, слегка мускулистые ноги… Неожиданная дрожь прошла по спине. Он хотел коснуться ее, вобрать в себя, взять, жаждал скинуть одежду, оставшись голым, и вонзиться в нее, глубоко, в самое средоточие женственности, и сказать, что он… Что, Господи Боже, что?

Именно в этот момент Джинни стряхнула с себя оцепенение и перешла к действиям. Подняв ноги, она уперлась пятками в матрац и попыталась освободиться от пут: тянула, рвала, дергала, но ничего не выходило.

Джинни цветисто выругалась и попробовала еще раз, с тем же успехом.

— Я моряк, Джинни. И умею вязать узлы.

— Немедленно отпустите меня, Алек Каррик! Не собираюсь лежать здесь, пока вы глазеете на меня и смеетесь и…

— Вы слышали, как я смеялся?

— Значит, будете, потому что я выгляжу как мальчишка, тощая и уродливая и…

— Вы выглядите, как кто? Джинни, если вы похожи на мужчину, значит, я немедленно превращаюсь в педераста…

Алек отнял руку от ее живота и сжал грудь.

— И вы называете себя тощей? Ваши груди… у меня широкие ладони, но тут… нет, Джинни, вы совсем не тощая.

Ее плоть была невероятно мягкой, а соски нежно-нежно-розовые, бархатистые, как лепестки цветка, и… Алек на мгновение почувствовал угрызения совести и что-то еще. Вот оно: ему было не по себе не потому, что он привязал даму к койке, сорвал с нее одежду и собирался научить наслаждению, нет, все дело в том, что он сначала хотел Лору и, когда целовал ее груди, безумно желал овладеть ею… пока не увидел Джинни, и тогда страсть к Лоре внезапно умерла, словно пламя костра, на которое плеснули ледяной водой. Алек не понимал, что с ним творится, и это совсем ему не нравилось.

— Так, значит, уродливы? Как вы могли подумать о таком? Неужели у вас нет зеркала? Даже мужчины иногда пользуются зеркалами, так что и вам было бы вполне извинительно.

Девушка снова попробовала разорвать узлы.

— Вы прекрасно знаете, что я жалкая, отвратительная нищенка по сравнению с дамами, к которым вы привыкли.

— Жалкая, отвратительная нищенка… — повторил Алек, ухмыляясь. — Именно так? Послушайте старого опытного ветерана, Джинни, вы одна из самых неуродливых женщин, на которых когда-либо падал мой взор… и на которых я сам не прочь бы упасть.

Джинни, немного обдумав эту военную метафору, наконец выпалила:

— Я видела, как вы целовали груди Лоры, и ласкали ее, и дотрагивались… там.

— Верно.

Что еще он мог сказать? Джинни просто не поверит, если он объяснит, что прикасаться к ней — совершенно иное дело и не имеет ничего общего с только что виденным в окне спальни Лоры. Она ни за что не поверит. Господи, да он и сам не верит, хотя это чистая правда.

Джинни не знала, что делать. Бренди немного туманило мозги, но не настолько, чтобы она не замечала смены выражений на лице Алека, не чувствовала каждого прикосновения этих восхитительных пальцев и… Нет, необходимо немедленно прекратить это. Нельзя же спокойно смириться с тем, что тебя связывают, и раздевают, и оглядывают, и бесстыдно ласкают.

— Алек, пожалуйста, позвольте мне вернуться домой. Я прошу прощения за то, что шпионила за вами и Лорой. Честное слово, я никогда больше не буду делать этого, обещаю.

— Слишком поздно, Джинни, — выдавил он тихо и хрипло. — Все это чересчур далеко зашло. Я уже сказал, что не лишу вас невинности. Но твердо намереваюсь подарить наслаждение, которое может испытать только настоящая женщина.

— Нет! Не хочу! Это просто смехотворно! Такого просто не существует!

— Глупая девчонка! Поверьте, Джинни, вы потеряете разум и будете целиком и полностью принадлежать мне и покоритесь моей воле.

— Не желаю плясать под вашу чертову дудку!

— Жаль, но ничего не поделаешь.

Он снова улыбнулся и неожиданно сорвал с Джинни шерстяную шапку, швырнув ее в кучу одежды на полу. Потом вытащил шпильки и, запустив пальцы в волосы, расправил их и рассыпал по подушке.

— Гораздо лучше. Теперь никто не сможет спутать вас с мужчиной.

— Пожалуйста, развяжите меня, Алек.

— Ни за что, мистер Юджин. Вы сделали все возможное, чтобы унизить меня. Нет, я хочу держать вас в таком виде, чтобы уделить все внимание, на которое я способен, и впредь не беспокоиться, что вы уничтожите во мне мужчину.

Говоря это он погладил ее груди, лаская соски, пока они не затвердели крохотными камешками, потом провел по ребрам, сжал тонкую талию.

— Вы вовсе не тощая, — объявил он. — Ну а теперь позвольте мне немного изменить положение, дорогая Джинни. Мне хочется увидеть вас всю, а лучше всего это можно сделать, если устроиться между вашими бедрами.

Услышав столь оскорбительные слова, Джинни начала сопротивляться, но это не остановило Алека. Он раздвинул ноги девушки и оказался между ними.

— Нет, еще шире, — пробормотал он и согнул ее ноги так, что ее колени нависли над его ногами.

Джинни закрыла глаза. Это ужасный сон. Никто никогда не поступал с ней подобным образом. Конечно, нет, ты идиотка! Джинни на мгновение подняла голову, только чтобы заметить, как пристально он смотрит на нее, распростертую перед ним, совершенно беззащитную, обнаженную. Он просто дикарь, варвар! Английское аристократическое общество должно бы просто презирать его, выкинуть из своих рядов!

— Ты прекрасна, — шепнул Алек, и она почувствовала его пальцы, сильные теплые пальцы, нежно гладившие ее, там, внизу… раскрывающие ее… и Джинни поняла, что он глядит, глядит, не скрываясь.

— Прекратите это! Не смейте смотреть на меня!

Алек поднял голову:

— Но почему? Я хотел, чтобы твои ноги были широко расставлены, чтобы я мог исследовать тебя… если будет позволено так выразиться. Мужчине нравится знать, во что он впутывается. Всегда, а не только сегодня вечером, да будет тебе известно.

Джинни взвыла. Именно взвыла, другого слова не подберешь, подумал Алек, борясь с желанием заткнуть уши. Она в бешенстве и одновременно возбуждена, если судить по его богатому опыту, и испытывает двойственные чувства из-за того, что находится в его власти, — обстоятельство, которым Алек положительно наслаждался. Он осторожно, очень бережно проник в нее пальцем и услышал, как она со свистом втянула в себя воздух — внутренние мускулы судорожно сжались, охватив палец железным кольцом.

— Ты очень мала, Джинни. Восхитительно мала, и горяча, и…

Голос постепенно отдалился и стих. Палец скользил все глубже, очень медленно, но Джинни не было больно, наоборот, необыкновенное возбуждение росло с каждой секундой. Джинни не могла придумать, с чем сравнить это ощущение. Она застыла, напряженная, разъяренная, возбужденная, бедра не шевелились, но тело ждало… ждало…

Алек закрыл глаза, когда палец наконец наткнулся на тонкий барьер девственности. Он слегка нажал, но перегородка выдержала.

— Джинни, — пробормотал Алек, дюйм за дюймом вынимая палец, потом снова проник в Джинни, и она вскрикнула, поднимая бедра. Алек улыбнулся, глядя в ее лицо, понимая, насколько она ошеломлена, и это доставило ему больше наслаждения, чем он мог представить. Ошеломлена и теперь разочарована, потому что он остановился.

— Твой урок, — объяснил Алек и, нагнув голову, позволил пальцам запутаться в рощице мягких волос внизу живота, и в это мгновение она почувствовала, как его губы касаются влажных розовых лепестков, и едва не умерла от потрясения.

— Нет!

— Тс, — шепнул Алек, и его теплое дыхание заставило ее вздрогнуть и затрястись от непередаваемых невероятных ощущений, которые он ей дарил. Но она никогда раньше не думала о том, что делают мужчина с женщиной, когда ложатся в постель. Это было глубоко личным… нет, больше не личным, он целовал и ласкал ту часть ее тела, о существовании которой она словно не подозревала до сих пор. Но только до этой минуты.

О небо, это просто невозможно, невыносимо… Она внезапно поняла, что ее бедра сами собой поднимаются к его рту, что его руки скользнули под ее ягодицы, удерживая Джинни на месте.

— Очень мило, Джинни, — повторил Алек, и это теплое дыхание снова окунуло ее в приятное забвение. — Ты так сладка на вкус, так восхитительна, какой только может быть настоящая женщина.

Джинни не знала, что делать. Она почувствовала, что сдается. Будь Джинни полностью честна с собой, она бы уже давно сдалась, несколько минут, несколько дней назад, в то мгновение, когда впервые увидела его. Наслаждение накатывало на нее волнами, нарастая и стихая, омывая Джинни все с большей силой, именно в том месте, где его рот изучал ее, ласкал, втягивал в себя. Джинни знала, что сейчас влажна и почти раскалена и, не будь она настолько полна предвкушением того неведомого, что должно случиться, того ошеломительного, за познание которого она может отдать и сделать все, вплоть до убийства, приказала бы ему немедленно остановиться. Но вместо этого Джинни застонала. Снова застонала, выгибая спину. Ноги задрожали и мгновенно застыли.