Элизабет Бойл - Ночной соблазн

29 мая 1810 года, Лондон, Мейфэр

– За счастливых молодоженов! – провозгласил Томас, граф Рокхерст, поднимая бокал.

– За счастливых молодоженов! – хором повторили собравшиеся гости.

Продолжая высоко поднимать бокал, граф обвел взглядом комнату. Леди Гермиона Марлоу немедленно приняла позу, которая, по ее мнению, должна была непременно привлечь его внимание, ведь не зря она все утро потратила на то, чтобы выбрать самое красивое платье, ибо не каждый день женится твой брат, просивший графа быть его шафером.

В полной уверенности, что светло-оранжевый шелк наверняка бросится Рокхерсту в глаза, Гермиона слегка наклонила голову, подперла рукой подбородок и призывно уставилась на графа. Не счесть, сколько раз она упражнялась перед зеркалом перед тем, как решиться продемонстрировать это графу!

Нет, в самом деле, как он может ее не заметить?!

– Минни, тебе нехорошо? – спросила двенадцатилетняя сестра Гермионы леди Виола Марлоу, встревоженно оглядывая ее. – О да, это ужасное платье! Цвет настурции тебе совершенно не к лицу!

– Это не настурция, а ноготки!

– Настурция, ноготки, какая разница? Скажем просто: оранжевый! И в нем у тебя абсолютно нездоровый вид!

Гермиона поежилась. Что может знать о модах двенадцатилетняя девчонка? Оранжевый, видите ли! И разве можно принять необходимую позу, когда тебя поминутно отвлекают?!

– Этот цвет – моя визитная карточка.

– А по-моему, твой полный крах в обществе! – Ви снова оглядела платье и содрогнулась. – В прошлом сезоне ты говорила то же самое о зеленом, в котором смотрелась так, словно только что перенесла чуму! Неудивительно, что тебе сделали всего одно предложение!

– Тогда был не зеленый, – поправила Гермиона, – а фисташковый. И мне сделали два предложения.

Ви покачала головой и с лукавой улыбкой проследила за направлением взгляда Гермионы.

– Теперь понимаю. Оранжевый тут ни при чем. Это из-за графа у тебя такой бледный вид.

Гермиона сжалась. Все правда. Ее охватывало странное волнение, едва она только оказывалась в непосредственной близости от графа. А тут еще Виола, от которой не дождешься ни понимания, ни сочувствия!

– Кстати, тебе известно, что в подобной позе у тебя глаза кажутся косыми?

Косыми?!

Гермиона вздрогнула. Что-что, а уж глаза у нее точно не косые!

– И можешь расслабиться, – ухмыльнулась Виола. – Рокхерст не смотрит в нашу сторону.

Гермиона украдкой взглянула на графа и обнаружила, что тот увлечен беседой с лордом Боксли.

– О, черт возьми! – тихо выругалась она.

– Не понимаю, почему ты так безумно влюблена в Рокхерста? Он даже не знает о твоем существовании, – не унималась Виола, по-видимому, твердо решившая извести сестру. – И не узнает, если будешь продолжать держаться в тени, как увядшая старая дева!

Отчаянно стараясь игнорировать сестру, Гермиона приняла новую позу, более смелую, чем предыдущая, но так и не произвела впечатления…

– Хочешь, я его приведу? Ради тебя я это сделаю! – Глаза Виолы коварно блестели. Откашлявшись, она откинула волосы с лица. – Мой дорогой лорд Рокхерст, могу я представить вам старшую сестру, леди Гермиону Марлоу, которая, как выяснилось, давно и безнадежно влюблена в вас настолько, что готова с радостью броситься под колеса вашего экипажа, лишь бы завоевать ваше расположение? – Виола секунду помедлила, барабаня пальцами по дрожащим от смеха губам. – Она даже не боится, что после этого станет совсем плоской и совершенно непривлекательной!

О чем только думала их мать, позволив Виоле остаться внизу и свободно гулять среди гостей?! Эта негодница вполне способна сказать или сделать что-то, что наверняка навлечет позор на всю семью! Именно это она и проделывала в данный момент. Но, к всевозрастающей досаде Гермионы, Ви продолжала высказываться:

– Лично я нахожу графа просто отвратительным. Уж очень он походит на одного из вечно хандрящих парней из дурацких французских романов, которые так обожает мама. Зато у него чудесный пес! Как там его зовут?

– Роуэн, – подсказала Гермиона. За последнее время она стала настоящим экспертом во всем, что касалось графа Рокхерста.

– Роуэн, – повторила Ви. – Пойду-ка я вниз, спрошу, может, у кухарки найдется лишняя кость для такой лапочки, как Роуэн. Вот у него благородный вид. Куда благороднее, чем у графа. И он намного красивее!

Гермиона метнула косой взгляд на сестру.

– Ты сравниваешь графа Рокхерста с его волкодавом? – Нет, это невыносимо! И в самом деле, что может девочка ее лет знать о подобных вещах?! – Позволь заметить, что граф Рокхерст – первый красавец в Лондоне! – выпалила она, но тут же прикусила язык и поклялась сохранять уже принятую позу, несмотря на раздражающее присутствие Виолы, которая продолжала торчать у стула сестры со стальной решимостью тауэрского бифитера.[1]

И все же долго Гермиона не выдержала:

– Ей, кажется, гувернантка тебя ищет! Или мне сказать маме, что ты выводишь из себя гостей и тебя следует отправить наверх, где тебе самое место?!

Виола, ничуть не встревоженная угрозами сестры, вздохнула:

– Не пойму, почему бы тебе не выйти замуж за Хастингса и разом не покончить со всем этим?

Выйти за Хастингса? Да, конечно, мать каждое утро твердила то же самое, но лорд Хастингс?! Конечно, про молодого барона нельзя сказать ничего дурного, кроме того, что он… не он!

Гермиона сурово оглядела младшую сестру в напрасной надежде немного ее усмирить:

– Оставь меня в покое!

– Не могу. – Девочка кивнула в сторону стола с большой чашей для пунша посередине.

– Меня прислала мама. Просила последить, чтобы кузина Флоринда больше не пила шампанского. Она и так уже под мухой. Еще немного – и, вскочив на стол, запоет «Shule Aroon».[2]

– Под мухой? Страшно подумать, что скажет мама, если услышит подобное выражение из твоих уст! Где ты его подхватила?

– От тебя! – самодовольно сообщила Ви. – Только вчера ты сама говорила Индии Бакстон, что Гриффин вечно приходит домой под мухой, и…

– Да-да, можешь не продолжать, – поспешно перебила Гермиона.

– Вот это и называется «под мухой», верно? – спросила Виола, кивая в сторону кузины Флоринды, правившей бал у заветной чаши с пуншем: в каждой руке по полупустому бокалу, шляпка лихо съехала на ухо, а ее хозяйка раскачивается взад-вперед, не обращая внимания на то, что шерри вот-вот выплеснется на пол.

– К несчастью, да, – согласилась Гермиона, от всей души желая, чтобы Флоринда была чьей-то другой кузиной.

Иногда ей казалось, что принадлежать к семейству Марлоу – тяжелое испытание…

Словно услышав безмолвный призыв о помощи, их мать, графиня Уолбрук, ринулась к дочерям через всю комнату. По пути она еще успевала направо-налево раздавать воздушные поцелуи подругам и приятельницам. Ничего не скажешь, пусть леди Уолбрук не урожденная Марлоу, но иногда кажется, что именно она ревностнее всех блюдет честь семьи.

– Дорогие, вот вы где! – воскликнула она, направляясь к дочерям.

Настроение графини было лучше некуда, и почему бы нет? Дом полон гостей, сын женился, и оставалось пристроить всего четверых детей!

– Такой счастливый день! Жаль только, что вашего отца здесь нет. Но смею сказать, он всем сердцем одобрил бы Шарлотту!

Лорд Уолбрук покинул дом и семью десять лет назад, отправившись в научную экспедицию по южным морям. Время от времени они получали письма и посылки с различными подарками и сувенирами, но постепенно дети стали его забывать. Для них он становился скорее чужим человеком, чем членом семьи, хотя графиня относилась к отсутствию мужа так, словно тот просто завернул за угол в табачную лавку.

Леди Уолбрук махнула рукой проходившей мимо баронессе, после чего вновь обернулась к дочерям:

– Что это с тобой, Гермиона? У тебя совершенно желтое лицо!

– Оранжевое, – поправила Ви.

Гермиона проигнорировала сестру, которая скорее всего бросила на нее свой печально-знаменитый взгляд из разряда «я-же-тебе-говорила!».

– Я здорова, maman, – заверила она, употребив французское обращение, которое предпочитала мать.

Графиня огляделась.

– Но при таком ужасном освещении ты кажешься древней старухой! Немедленно выходи из этого темного угла и дай гостям полюбоваться на тебя! И ты тоже. Виола. Пообщайтесь с гостями. И не волнуйтесь насчет кузины Флоринды. Она перешла на шерри, а все мы знаем, что в этом случае она никогда не поет.

– Не поет. Зато начинает флиртовать с мужчинами вдвое ее моложе, – пробормотала Гермиона себе под нос.

– Что ты сказала, Минни? – переспросила мать в своей обычной рассеянной манере. – Я отвлеклась, пыталась определить, что сует в карманы дядя Хауэл. Он стоит у буфета и набивает карманы не то окороком, не то столовым серебром.

– По-моему, и тем и другим, – заметила Ви. Леди Уолбрук пожала плечами:

– Разве в такой давке можно понять всю степень грехов дяди Хауэла, находясь на противоположной стороне комнаты? Какая удача для Себастьяна и нашей милой, дорогой Шарлотты! Столько людей пришли пожелать им счастья!

Виола согласно кивнула.

– Но, мама, не следует ли вам позаботиться о нашем серебре? Здесь столько незнакомых людей! Всего несколько минут назад я видела невероятно странную пару…

– Дражайшее дитя, – перебила мать, подталкивая дочерей вперед: мимо как раз проходили лорд Хастингс с матерью, – мы не называем наших гостей странными: тем более что большинство – наши родственники. Хотя лично я никогда не могла понять, откуда родичи твоего отца узнают, что кладовая открыта, и пробки из бочонков с шерри выбиты. Сразу же начинается настоящее нашествие на наш несчастный дом. Они врываются сюда буквально ордами. Но мы должны быть гостеприимными. – Она снова и не слишком деликатно подтолкнула дочерей в самую гущу толпы. – Улыбайтесь, девочки, сегодня у нас праздник. – И леди Уолбрук пошла прочь, кивая и раскланиваясь с каждым встречным.