За небольшим кухонным столиком уже разливали. Вчера мама и дед ездили, закупали два ящика водки на поминки, и теперь один ящик уже опустел на добрую треть. На кухню почти не заходили, поэтому на столе выстроились три бутылки. Одна была пустая полностью, остальные — лишь наполовину.

— Как вы смеете осквернять похороны такого человека? Вон из квартиры!

— О, — икнул один из бомжей.

Одет был мужчина в драную серую душегрейку, синие ватные штаны, которые явно в своей жизни не видели не только стирального порошка, но и даже воды, наверное. Грязные жидкие волосёнки торчали наподобие панковского гребня, а от него самого несло, как из помойной ямы. Я непроизвольно задержала дыхание, когда он дыхнул на меня перегаром.

— Красава пришла, — маленькие заплывшие глазки мужика остановились на моей груди, потом проследовали ниже, оглядывая всю фигуру. Я вспыхнула.

— Вон отсюда, — сказала я на тон выше, указывая пальцем на дверь. Никто не шелохнулся, лишь второй бомж налил себе остатки водки в стакан. Жидкость противно забулькала.

— А чего это мы должны уходить? — поднял на меня глаза третий.

Мужчина отличался маленьким ростом, синяком под глазом глубокого фиолетового цвета и длинными до плеч блондинистыми густыми волосами, висящими напододобие сосулек. Одет он блыл в синюю курточку, на которую накинул откуда-то сворованный оранжевый дворницкий жилет и чёрные треники. На ногах у пьяницы красовались валенки. Что интересно жидкие бородёнки, которые были у первых двух, здесь же почили смертью храбрых. Лицо было идеально выбрито. Я даже не заметила щетины.

— Во! Правильно Люська балакает. Мы мож День Рождения справляем! — я аж подавилась. Третий мужик оказался женщиной! А хотя фиг их разберёт этих бомжей — что у них там под душегрейками.

— Вон отсюда, ещё раз говорю! Здесь вообще-то не праздник, а похороны! — я стралась не кричать, но всё равно с каждым новым словом мой голос набирал высоту.

— Не, ну девка совсем зарвалась! — один из бомжей встал, покачиваясь, и протянул ко мне свою лапу.

Я не будь дурой треснула его конечность. Злость кипела, казалось атмосфера раскалилась до температуры плавления стали. Бомж начал надвигаться на меня всей своей дурно пахнущей тушей. Я сглотнула, пытаясь подавить неоткуда взявшийся страх и тошноту. Дверь в кухню закрылась с тихим хлопком. К ней привалился первый мужик. Единственный выход оказался блокирован.

— Алиса, — раздался мамин окрик в коридоре.

— Мама, — пропищала я, но потная ладонь зажала мне рот.

Я взглянула в глаза бродяги. Сейчас все бомжи находились в той кондиции, когда уже настолько всё по… что мозги отключаются напрочь. Ну, зачем я сюда попёрлась. Холодная ярость уступала под напором страха… В стальных пьяных глазах я видела похоть и жестокость. Воздух застрял в лёгких. Животный ужас склизкими лапками сжал сердце.

— Ну, чё, красава, — бомж грязными руками облапал мою грудь. Я закрыла глаза, в их уголках начали скапливаться слёзы. Руки пошли дальше. — Как там у вас говорится… потусуемся?

Всё, я пропала. В памяти вспыхнула картинка прижимающего меня Лекса и вот одна за одной солёные капельки начали чертить мокрые дорожки на моих щеках. ЛЕКС! Мозг разрывался от мысленного крика.

— Отпустил девушку, быстро! — тихий, спокойный и до боли знакомый голос.

Я не решалась открыть глаз. Что-то щёлкнуло и шеи коснулся холодный металл.

— Не дури! — прикрикнул другой голос. — Не будем устраивать резню на похоронах.

Ещё раз что-то щёлкнуло.

— Пуля быстрее, — опять холодный голос Лекса.

— Опустил ствол, — хорохорился захватчик. Рука его мелко дрожала и он видимо случайно задел меня. По шее побежала горячая струйка.

— Сука, — рявкнул Лекс.

Я ещё пуще зажмурилась. Что-то прогрохало, удерживающая меня рука отпустила, и я покачнулась, потеряв опору. А секундой позже снова прижали, но уже к знакомой груди… Я уткнулась носом в пахнущий яблоками свитер.

— Макс, Диман выбросьте эту дрянь подальше от этого дома и проконтролируйте там, чтобы всякая гопота даже носа сюда сунуть не смела, — раздавал указания Алик.

— Ну, всё, девочка, успокойся, — Лекс гладил меня по трясущейся от рыданий спине. — Всё прошло. Всё позади. Эти су… плохие дяди ещё ответят за баз… это. Пойдём, там нас ждёт твоя мама. Что же ты дурочка мне раньше не позвонила? Я беспокоился.

— Я не могла. Не хотела тебя беспокоить, — всхлипывала я.

— Малой, я пока останусь здесь, понаблюдаю за уборкой. А ты смотри, что бы твоя драгоценная совсем не расклеилась, а то вон глаза на мокром месте.

Кое-как очухавшись от пережитого, я всё-таки отлипла от почти промокшего свитера. Руки ещё дрожали. Осмотрелась. Жёлтенькие обои под бамбук, деревянный, сколоченный дедушкой, кухонный гарнитур, старый паркет и… лужа крови на нём. Я ещё больше прижалась к Лексу.

— Не смотри, — он отвернул мою голову и заглянул в глаза. Мгновения и вот я снова погружаюсь в эту синюю бездну. — То, что было, уже не имеет значения. Главное, что с тобой всё в порядке.

Шерстяная тряпочка, которую я по ошибке приняла за свитер, оказалась чёрным пуловером. Под ним была тёмно-синяя шёлковая рубашка и смоляного цвета галстук. На плечи было наброшено темное пальто с воротником из чернобурки. Волосы, цвета воронового крыла гладко зачёсаны назад. Передо мной стоял очаровательный, сексуальный… демон. И мне было всё равно.

Лекс взял мою ладошку в свою и, кивнув двум охранникам, стоявшим в коридоре, повёл меня на улицу, предварительно набросив мне на плечи куртку.

— Откуда ты…

— Узнал? — закончил мужчина. — Диана мне позвонила, сказала, что ей звонила твоя мама, приглашала на похороны. Сказала ещё, что ты замкнулась и ни с кем не хочешь разговаривать.

— А-а-а… — протянула я. — Понятно.

— Бедная ты моя девочка, наверное, у тебя сейчас на душе волки воют?

— Есть немного, — печально ответила я. — У меня тушь наверное размазалась?

— Совсем чуть-чуть, — и Лекс подтёр платком чёрные разводы. — Но сегодня можно.

Я совсем не заметила, как оказалась вновь у гроба. Соседи ещё раз прощались с бабушкой. Лекс стоял рядом, положив свои руки мне на плечи. Слёз не было, только тихий скулёж иногда прорывался из приоткрытых губ. Мама рыдала навзрыд держа чёрный кружевной платок около носа. Дед просто молча не отводил глаз от лица ушедшей супруги.

— А это кто такой? Неужели Алискин парень? Не наш он. Чужой, — ходили по толпе шепотки. Лекс тоже слышал это, но лишь крепче сжимал своими руками мои хрупкие плечики.

— Зачем ты оставила меня? Ты ведь так и не дала мне ответа… Зачем, бабушка?

Через пятнадцать минут прощание закончилось и гроб немедленно подхватило четверо охранников. Табуреты перевернули и мы пошли по еловым веткам к катафалку и автобусам. Но их не было… Первой это заметила я и растерянно встала. Второй — мама — она смущенно оглядывалась вокруг, не понимая, куда могли деться пазик и грузовик, служащий в городе единственным катафалком. Дедушка казалось, не обращал внимания на такие мелочи. Между тем четверо "бодигардов" уверенно отправились к чёрной машине, напоминающей пресловутую "ГАЗель". Позади машины стоял шикарный автобус типа "евролюкс". Я АБСОЛЮТНО ничего не понимала. Мы не могли заказать такие вещи — у нас бы попросту не хватило денег на такой шик. Если уж гроб простой деревянный, а не лакированный с наворотами…

— Думаю, это понравилось бы твоей бабушке, будь она жива, — раздался тихий шёпот над ухом.

— Так это ты?! — вдруг поняла я. — Зачем?

— Маленький прощальный презент. Думаю если уходить из жизни, то с музыкой.

— Знаешь на что это похоже? — вдруг нахмурилась я.

— На шикарное прощание?

— Нет, — покачала я головой. — На дешёвую мыльную оперу.

— Почему? — теперь уже настал черёд хмуриться Сашке.

— Ну, потому что, сначала меня зажимают в угол бомжи и ты словно ангел-хранитель приходишь ко мне на помощь именно в тот момент, когда я тебя мысленно зову и шансов у меня почти нет. Ты сметаешь всё на своём пути и в итоге высвобождаешь меня из плена, словно рыцарь в сияющих доспехах. А сейчас выясняется, что ты ещё и шикарные похороны организовал.

Не знаю, чего во мне было больше, обиды за то, что он меня не предупредил и вообще собственно без спросу явился на похороны, либо злости на то, что у меня просто нет денег, чтобы это всё могли организовать мы.

На этом препирательства закончились. Лекс хмыкнул и усадил нас в катафалк. Сам же разместил людей в автобусе. Мама, поражённая таким сюрпризом, забыла, что на похоронах надо плакать и, заглядывая мне в глаза, спросила:

— Это тот, по кому ты несколько недель назад сохла? Или тот, которого ты встретила в клубе?

— И тот, и другой…

— Как это? — не въехала матушка.

— Мама, человек, с которым я познакомилась на катке и Ночной принц одно и тоже лицо. И он сейчас сидит в автобусе вместе со своими перекачанными мальчиками.

Дальше похороны прошли без сюрпризов, мама, после моей отповеди отвернулась, обидевшись, и больше до поминок не сказала мне ни слова. На кладбище, несмотря на мороз, собралось достаточно много народу. Двухметровая яма, около которой поставили гроб внушала мне ужас. Сердце забилось быстрее, страх подступил комком к горлу. Кто-то что-то говорил, я неуверенно кивала. Потом к гробу привязали веревки и начали спускать вниз. И вот тут, когда все начали кидать комки земли вниз, в голову мне что-то стукнуло. В мозгу помутилось, глаза застлал мутный белесоватый туман, и я со всех ног кинулась к могиле. Шаг, второй, третий… Руки сами собой сжались в кулаки и вот шаг в пропасть…

— Дура! — ухватил меня за шкирку Лекс, одновременно разжимая кулак и кидая в могилу горстку земли. — Что ты творишь! Голову себе расшибить хочешь?