Бетти ловко подхватила его и начала складывать. Она приостановилась и бросила на Иззи странный взгляд, прежде чем положить письмо в ящик стола.

— В чем дело, Бетти?

— Ничего особенного, мисс, просто можно мне взять сегодня выходной, если вы никуда не пойдете?

— Конечно, и скажи Тимоти, чтобы тоже взял выходной. Все равно я весь день буду дома. — Она по-доброму улыбнулась девушке.

Покраснев, та опустила голову.

— Благодарю вас, мисс.

Прежде чем выйти из комнаты, она бросила на Иззи еще один странный взгляд.

Когда позже в тот же день появился Джулиан, Иззи была удивлена. Он представил сопровождавшего его джентльмена как священника, и Иззи забеспокоилась. Но когда он холодно сообщил ей, что добыл специальное разрешение и они должны пожениться в приходской церкви сейчас же, она ошеломленно вскочила на ноги.

Селия обрела дар речи прежде, чем Иззи успела перевести дух.

— Сейчас? Джулиан, о чем ты только думаешь? Иззи не проронила ни звука. От потрясения она не могла дышать. В глазах помутилось. Она смутно слышала голоса, но не понимала смысла их слов. Теплые руки обхватили ее за плечи, и глубокий голос звал ее, но она не в силах была ответить.

Внезапный острый запах вторгся в ее ощущения, резко выведя ее из обморока. Она обнаружила, что сидит, прислонившись к твердокаменной груди, кто-то держит перед ней маленький пузырек с нюхательной солью. Джулиан склонился над ней. Затем еще три озабоченных лица воззрились на нее. Она заморгала. Тряхнув головой, чтобы прогнать из нее какой-то непрекращающийся шум, попыталась сесть. Шесть рук бесцеремонно уложили ее обратно.

— Лежи, — отрывисто приказал Джулиан. Она видела беспокойство в его глазах. С отчаянием Иззи наблюдала, как оно сменилось холодом.

— Я здорова, — запротестовала она. — Правда, со мной все хорошо.

— Ох, ты Господи. Это я виновата, — убивалась Селия. — Я слишком полагалась на тебя. Ты измотана. Из-за меня ты заболела!

— Нет, — угрюмо отчеканил Джулиан, — она не больна, она беременна.

— Что? — в один голос воскликнули Селия и Иззи.

— Из надежного источника мне известно, что ты ведешь себя как женщина в положении. Много спишь. Отказываешься от еды. Склонна к обморокам. И судя по твоему виду, другие симптомы тоже имеют место. — Он бросил многозначительный взгляд на ее лиф, который в последнее время стал заметно тесен.

Она отчаянно покраснела. Это какая-то хитрость. Наверняка Джулиан узнал о ее намерении уехать и пытается принудить ее к браку. Обида и злость боролись в ней.

Он знает, как много значит для нее ее независимость, и, тем не менее, готов зайти настолько далеко и отбросить в сторону ее желания ради собственного обогащения? Что ж, этот номер у него не пройдет. Ей двадцать шесть лет, и она хозяйка своей судьбы. Чтобы остановить его, ей требуется всего лишь сказать «нет». Она встала, не обращая внимания на головокружение.

— Я никогда не думала, что ты опустишься настолько низко, Джулиан. Неужели твое наследство действительно стоит того, чтобы так унижать меня? — Она отвернулась от его прищуренного взгляда и взглянула на Селию.

— Иззи, дорогая, это… возможно?

— Если ты спрашиваешь, вышла ли я за границы приличий, то должна признать, что такое возможно.

Она бросила взгляд на священника, немного расслабившись, когда не увидела на его лице ничего, кроме мягкого понимания. Расправив плечи, снова повернулась к Джулиану.

— Полагаю, ты рассчитывал, что эта сцена смутит меня настолько, что заставит согласиться на брак, но вынуждена тебя разочаровать. Твой отец потребовал, чтобы я разорвала помолвку и уехала из страны. Поскольку это именно то, чего я всегда хотела, я согласилась. Я никогда не давала согласия выйти за вас, милорд, и никогда не дам. — Она несколько мгновений вглядывалась в его жесткие черты, но когда он не ответил, повернулась к священнику: — Прошу прощения за неудобство, сэр, и за то, что вам пришлось стать свидетелем такой мелодрамы, но я не выхожу замуж сегодня. — Повернувшись, она на негнущихся ногах вышла из комнаты, побежав, только когда дошла до лестницы.

Через три ступеньки она была обхвачена твердой рукой за талию и поставлена на пол. Джулиан припер ее в угол в конусообразной арке изгибающихся перил. Положив руки на перила по обе стороны от нее и таким образом, удерживая ее на месте, он холодно уставился в ее широко распахнутые глаза.

— Ты бы забрала моего ребенка, Иззи? Увезла и растила бы как бастарда где-нибудь далеко от меня? — Его лицо напряглось еще больше, когда она вздрогнула. — Да, мне известно о твоем плане уехать, хотя ты явно не имела намерения сообщить мне об этом сама. Неужели ты настолько ненавидишь меня, что обрекла бы моего сына на унизительную жизнь незаконнорожденного?

Иззи не сводила с него глаз. Она увидела лед в его взгляде и увидела боль. А еще полную убежденность. Да, он на самом деле верит, что она беременна.

Первые крупинки сомнения просочились сквозь ее гнев. Возможно ли это? Она попыталась придумать, почему невозможно, но в своей невинности никогда ничего не знала о таких вещах, и осознание этого невежества разрезало последнюю нить ее уверенности. Она вскинула на него глаза, изумленная такой вероятностью.

— Неужели это правда? Ты уверен? — прошептала она. Этот жалобный вопрос, как молоток, разбил лед в душе Джулиана. Конечно, Иззи была бы несчастна из-за жизни, которую они создали, из-за ребенка, зачатого на руинах его чести и ее невинности.

Взгляд, полный боли, заставил его осознать острее, чем когда-либо, что единственный выход для него — это настоять на этом браке, защищать и обеспечивать ее. Может, он и бесчестный, как утверждает его отец, но у него нет иного выбора, кроме как заставить ее выйти за него. Он должен предать ее, ибо не может отпустить.

— Ты, правда, не знала, да? — Он закрыл глаза, услышав ее горестный всхлип. Когда он открыл их, она отвернулась от него к перилам, привалившись к ним. Теперь она в западне окончательно и бесповоротно, и он чувствовал себя худшим из браконьеров.

Это все его вина, от начала и до конца. От той первой пьяной ошибки и до этого последнего унижения он только и делал, что систематически разрушал ее жизнь и крал ее мечты.

Ему хотелось успокоить ее, но это было выше его сил.

— Иди наверх и приготовься, если хочешь. Мы поженимся через час. Желает того мой отец или нет. — Он бросил эти слова через плечо, оставив ее дрожащей, уцепившейся за стойки перил, как за прутья клетки.

Иззи стояла, прижавшись лбом к гладкому отполированному дереву, словно оно могло успокоить ее мятущуюся душу. Она носит под сердцем ребенка Джулиана. Она носит частичку его внутри себя, ребенка, который свяжет ее с ним крепче, чем смогла бы связать любовь.

О да, она очень прочно связана, связана собственным чувством справедливости и чести. Ибо она никогда не сможет обречь своего ребенка на жизнь с клеймом бастарда. Ее игра в падшую женщину была не чем иным, как рисовкой, игрой, которой она забавлялась, уверенная, что к серьезным последствиям это не приведет.

Но произвести на свет малыша, ребенка, который имеет право на блестящие привилегии и богатство, и лишить его этого из-за собственной слабости духа, даже если этот дух и увянет перед лицом равнодушия там, где должна быть любовь, — такого даже она не может совершить. Понимая, что обрекает себя на ту самую судьбу, против которой боролась, Иззи поднялась и пошла в свою комнату, готовиться к бракосочетанию.

Иззи спокойно проделала все, чего требовал брачный ритуал. Шла под марш, который исполнял помощник священника на изящном церковном органе. Шагнула к алтарю, украшенному благодаря поспешному набегу на сад Селии. Грациозно опустилась на колени в красивом платье цвета слоновой кости, в которое Бетти и Элли облачили ее. Она произнесла брачные обеты, при этом голос ее не дрогнул.

И с того времени, как Иззи ступила в карету Джулиана после церемонии, до того момента, как они сошли у его городского дома, она не проронила ни слова.

Глава 17

Джулиан наблюдал, как Иззи двигается по его дому, их дому, подобно маленькому привидению. Он понимал, что ей хочется убежать от него. Он поморщился, вспомнив ее обвинения в том, что он обманул ее, дабы обеспечить себе наследство.

Он не мог отрицать, что эта мысль приходила ему в голову, пока он улаживал всякие бюрократические затруднения для получения специального разрешения на брак у архиепископа. Ему пришлось объяснять о нечистом состоянии его невесты и заплатить непомерный взнос, дабы избежать оглашения в церкви. В тот момент он был ужасно зол на нее и упивался мыслью, что наконец-то его женитьба умиротворит отца. Но, по словам Иззи, отец больше не желает, чтобы они поженились.

Но он все равно женился бы на ней, даже без согласия отца. Оставить женщину, леди, скитаться по миру с его ребенком — на такое он не способен. А обречь милую, добрую, великодушную Иззи на подобную судьбу просто немыслимо.

Он отвел Иззи в ее элегантную комнату, смежную с его спальней, и оставил одну отдохнуть и освежиться, потому что не мог смотреть ей в глаза. Он бежал от нее и своей неодолимой потребности заключить ее в объятия и успокоить. Распахнув дверь в затемненный кабинет, он подошел к столу, где стоял графин, наполнил бокал, потом второй, а затем потерял им счет.

Иззи свернулась калачиком в бархатном кресле в своей комнате. С тяжелым сердцем, но сухими глазами она размышляла о своем будущем.

Измотанная перипетиями дня, она откинулась в кресле, всей душой желая забыться сном. Но кости корсета больно впивались в кожу. Корсет был единственным средством для нее влезть в платье, сшитое несколько месяцев назад. Она с усталой неприязнью подумала, что едва ли это хорошо для ее ребенка — быть сдавленным.