— Ты, правда, не очень выглядишь, щеки горят, надо смерить температуру.

Валентин уже протянул руку, чтоб потрогать ее лоб, но Полина отодвинулась. Да, понизить градус того что было в спальне не помешало бы.

— Я очень ценю твою заботу, но, Валентин, не стоил приезжать, ты можешь заразиться.


— Ты не впустишь меня?

— Зачем?

— Я бы хотел позаботиться о тебе, в конце концов, мы взрослые люди и…

— Мы взрослые, а ты будто не понимаешь. Давай закончим и закроем эту тему. Я прекрасно справлюсь сама.

Валентин поджал губы, поправил ворот безупречно отутюженной рубашки нежно — голубого цвета. Полина заметила идеальный маникюр на ногтях, блеснули запонки. Валентин был, словно с обложки глянца модного журила, весь лощеный, прилизанный, и как она раньше этого не замечала, что в нем нет ничего мужественного. Ведь наличие между ног члена и яиц еще не означает, что перед тобой мужик.

— Так ты не пригласишь меня?

И тут Полина представила эпическую сцену, двое голых татуированных мужиков в ее спальне, один с пистолетом, и Валентин с модной прической. Господи, страшно подумать, что будет.

— Нет, извини, не очень хорошо себя чувствую.

— Ты похудела? Я не сразу заметил.

Он словно не слышал, что она сказала, взгляд уперся в грудь, соски торчали острыми вершинками через атласную ткань. Полина все-таки запахнула халат плотнее, чтоб их управляющий не увидел следов, оставленных мужчинами на ее теле.

— Ты не одна? — Валентин прищурился, сверкнул глазами, уверенно подняв подбородок.

— Валентин Михайлович, да, я не одна, со мной простуда и жаропонижающее. А еще температура и озноб, тебя с кем познакомить?

Вот реально он ее выводил, Полина не замечала раньше за собой такой неприязни к нему, а тут словно прозрела. Права Илонка, говно мужик. Красивое, стильное, но все же говно.

— А ты изменилась, Полина, но мне даже нравится твоя дерзость, она заводит.

Валентин быстро оказывается рядом, хватает ее за талию, прижимает к себе. В нос ударяет аромат приторного парфюма, и этого запаха она раньше не замечала. А вот именно сейчас все стало так отчетливо, так мерзко и противно, его руки на талии, его запах и горячее дыхание.

— Отпусти.

— Ну чего ты вечно сопротивляешься, расслабься, Полина, ведь нам хорошо было.

— Было хорошо тебе.

— А ты разве не стонала подо мной?

— Отпусти.

Полина упирается в его грудь руками, отворачивается, так хочется закричать, но этого делать нельзя.

— Ну, чего ты вечно брыкаешься и строишь из себя недотрогу? Да кому ты нужна, кроме меня? Я хоть трахать тебя буду, подарки дарить, кому ты нужна, испорченная такая.

Слова резали по — живому до самого мяса, сдирая кожу. Испорченная? Да, может быть, но не тебе, сука, ставить на мне клеймо.

— Какой же ты мерзкий, отпусти.

Силой отталкивает мужчину, дергает заевшую дверь, прячется за ней, закрываясь на все замки. Прислоняется спиной, тяжело дышит. Почему до сих пор так больно? Почему она все еще не может привыкнуть к неизбежному? Дошла до ванной, скинула халат, встала под горячий душ, по щекам текли слезы, вода смывала их и следы удовольствия двух мужчин. Вот так бы смыть все обиды, но не получается.

— Немец, дела плохи, Сулейман умер в реанимации не приходя в сознание, большие кровопотери, возраст, организм не справился. Груз под конвоем Амирова, он сам празднует победу, хотя у всех траур.

— Ты думаешь, за ним многие пойдут?

— А куда им деваться? Идти против, значит лишиться всего.

— Да, Серега, я тебя понимаю. И ничего не могу отсюда сделать. Ты-то там каким ветром?

— Да есть дела, сам понимаешь, не приглядишьсейчас, упустишь потом. Сука, мы сами не ожидали от Рустама такой прыти, все ведь спонтанно сделал, рискнул — и повезло.

— Везучий сученыш, но пусть надолго не рассчитывает ходить козырем, небо откроют, сам лично кожу сдеру, и плевать мне будет на всех.

— Жесток Немец, узнаю.

Суханов отключился, Герман посмотрел в окно, там все так же бушевала метель. Ебучая погода, прав Соболь. Надо было валить на юг. И зачем они только поперлись сюда, да потому, что ближайший рейс был в этот город, именно тут был его отель. Быстро связавшись с доверенным лицом, забронировали номер на чужую фамилию, скорее по привычки. Но лишь один плюс есть во всей этой истории — Полина.

Девушка, что смотрела красивыми янтарными глазами, изучая его татуировку, чуть приоткрыв пухлые, влажные губы. В глазах было любопытство, удивление, капля страха, а еще желание, которое она так тщательно скрывала. Боялась казаться шлюхой, давала отпор. Но какая из нее шлюха?

У нее безумно красивое тело, горячее лоно, такое влажное и открытое для ласк, черт, член снова начал наливаться возбуждением. Он не ошибся, девочка была прекрасна на пике своего оргазма. Ему бы думать о делах, а Герман, как Соболь, член стоит, мозг кипит, хочется еще и еще вонзаться в её узкую плоть, выбивая стоны и крики.

— Дьявол.

— Ты тоже думаешь о ней?

— Нет, я думаю о деле.

— Ты знаешь, я совсем недавно вспомнил о Карине без боли, именно когда смотрел на Полинку. Помнишь, как она истерила, что любит тебя, и разбила мне голову вазой. Паршивка маленькая.

Влад грустно засмеялся, Герман улыбнулся, покачал головой в знак того, что помнит.

— Твоя сестра всегда добивалась того, чего хотела. Пришла в качалку, увидела меня и заявила, что будет моей женой. Я решил — она припадочная. Маленькая, а упертая. Сказала, жизнь за меня отдаст, дурочка.

Герман сжал холодную сталь оружия в руке, опустил голову. Перед глазами то солнечное утро и три выстрела, пронзающие тишину. Две пули вошли ровно под лопатками и застряли в теле. А еще ее улыбка так быстро сошедшая с лица, и глаза, такие удивленные. Карина даже не поняла что произошло, оно и к лучшему.

— Что-то долго наша булочка, пойду, проверю.

Влад вышел, Герман сдернул с кровати простынь, обернул ее вокруг бедер, положил оружие на подоконник, сел в кресло. Набрал номер, что знает наизусть. Но стер, задумчиво глядя в одну точку. Этот номер на очень крайний случай, такой еще не настал, справятся сами.

Влад нашел девушку в ванной, она стояла под струями воды, облокотившись о стену руками. Зашел тихо, она даже не повернулась, словно и не слышит ничего, погруженная в свои мысли. Что это, сука, Валентин скала ей? Отодвинул шторку, встал сзади, тут же обнимая, прижимая Полину к себе.

— Кто тебя обидел?

Шепчет в самое ухо, скользит вверх по животу ладонью, приподнимая грудь, чуть сжимая ее, Полина невольно стонет. Соболь прижимается сзади возбужденным членом, трется о ягодицы.

— Никто, так просто.

— Обманываешь. Хочешь, я сломаю ему руку? Или ногу? Ногу больнее, поверь мне.

— Верю, — Полина улыбается, Влад такой непосредственный, прямолинейный. Она представила Валентина на костылях, стало даже легче.

— Ты был голодный.

— Я и сейчас голодный, чувствуешь?

Полине в попку упирается уже внушительный стояк, Влад мнет сразу две ее груди, сжимая, сводитих вместе, то нежно, то грубо, нежно крутит между пальцев соски.

— Невероятно красивая грудь, сука, я бы ласкал ее вечность.

Полина чувствует, как возбуждение мужчины передается ей, только смыла с себя их сперму, авозбуждение появляется снова. Влад проводит по половым губкам пальцами, целует шею. Поднимает ее ногу, заставляя поставит на бортик ванной, теперь она совсем открыта перед ним, а пальцы уже проникают внутрь, заставляя девушку стонать.

— Болит? — Влад дразнит клитор, ведет дальше, обводит колечко ануса, слегка массируя его, не проникая.

— Нет, аааааах…Влад!

— Дьявол, такая мокрая девочка.

— Тебе понравилось принимать в себя сразу два члена? Скажи, Полинка?

— Да…дааааа…..ооооооххххххх …Влад, черт.

Он без предупреждения резко насаживает девушку на свой стояк, легко приподнимая ее за бедра. Полина упирается в кафель, вода стекает по их телам, Влад монотонно вдалбливается в ее влажную плоть. Господи, это невероятно, за такое короткое время столько раз принять в себя мужчин и хотеть еще. Может она нимфоманка? Наркоманка секса? На этих мужиков можно подсесть конкретно.

У Соболя ехала крыша от этой девчонки, от ее тела, открытости, такой доступности для него, для них. И в этом не было ничего неправильного и грязного. Словно она создана специально для двоих, словно она послана им небом, нет, не за хорошие поступки, они грешны с Немцем и гореть им в аду. Они и так горели в этом пекле на земле, тоже вдвоем, с одной потерей и болью на двоих.

Как он раньше не замечал вокруг себя нормальных женщин, все велся на продажных шлюх с силиконовыми титьками. Думал, вот она, красота, а это был чистый суррогат. Лживые эмоции, продажные чувства, а он уже не мальчик. Женщины предлагали себя, он пользовался, чаще грубо, брал свое. Чисто механика, потребность в разрядке, необходимость облегчить яйца. Но вот, оказывается есть и другие, более яркие эмоции, после которых ты сразу почувствуешь фальшивку и подделку.

Влад смотрит на место, где соединяются их тела, член входит в истекающее лоно девушки, от смазки блестит головка, когда она выходит полностью. Полина прогибает спину, толкается навстречу, пирсинг снова натирает чувствительные точки внутри.


Полина представила, как сотни женщин ловили кайф от этого, как просили, чтоб Влад их трахнул еще, сжала кулаки, до боли впиваясь в кожу ногтями. Острая волна обиды прошла по сердцу, и тут же по телу пронеслась судорога удовольствия, Влад накрыл ее клитор, стал натирать двумя пальцами.

— Сука, какой набухший, я чествую своим членом, как ты течешь на мне, как твоя девочка просит, чтоб ей дали больше. Да, Полинка?