Лору терзал миллион сомнений, и неожиданно ей в голову пришла горькая мысль: «Вот почему Мэтт больше не находит меня привлекательной. Потому что я не способна целиком отдаться порыву страсти. Я всегда буду женщиной, которая вечно упирается, пятится и волнуется, покормит ли кто-нибудь ее глупого старого пса».

Она снова вошла в гараж. Рассортировала контейнеры для перерабатываемых отходов. Подмела пол. И тут ее взгляд упал на бюро покойного мистера Поттисворта. Бюро было старое, обшарпанное, с потрескавшимся ореховым шпоном, с некомплектными ручками. Лора решила, что обработает бюро от личинок древоточца, отполирует и отнесет в дом. Тогда она со спокойной совестью сможет забрать свой письменный стол – тот, который родители подарили ей на восемнадцатилетие. Ведь Мэтта по большому счету мало интересовала мебель, лишь бы она не была слишком мягкой или, наоборот, жесткой.

Лора натянула резиновые перчатки и проверила полки. А потом с дотошностью, о которой в кругу ее друзей и соседей слагались легенды, принялась разбирать викторианское бюро, осторожно вынимая ящики, протирая их губкой и хорошенько пропитывая специальным средством против личинок. И вот когда Лора уже вытащила последний ящик и, перевернув его, положила на столешницу, она увидела это. Два листка бумаги, сложенные в несколько раз и небрежно прикрепленные липкой лентой ко дну ящика.

Лора сняла перчатки и аккуратно, чтобы не капнуть на руки ядовитой жидкостью, закрыла баночку с антисептиком. Осторожно отодрала липкую ленту, развернула документы и, напрягая глаза в тусклом свете гаража, принялась читать.

Она внимательно прочитала первый документ, перечитала его, проверила гербовую печать, адрес незнакомого поверенного. Затем изучила дубликат. Бросила взгляд на горевший во дворе костер. И наконец прочла приписку, нацарапанную явно позже синей шариковой ручкой. Почерк мистера Поттисворта – такой же колючий и малопонятный, как и он сам.

А теперь посмотрим, настоящая ли вы леди, миссис М.

Noblesse oblige, а?

24

Дрель, верстак, сумка с различными металлическими инструментами, которую в одиночку невозможно поднять, лобзик, электропила, уровень и рулетка. Блокнот, сплошь исписанный цифрами, транзисторный радиоприемник без батареек, фуфайка, от которой едва уловимо пахло тем, что она предпочла бы забыть. Изабелла перетащила вещи в коридор и вытерла пыльные руки о шорты. Она хотела, чтобы в этом доме и духа его не осталось. После вечеринки она отнесет все в одну из надворных построек и отправит через его жену сообщение, чтобы он забрал свое барахло.


Большой кусок ветчины на деревянной доске, восемь багетов, сырная тарелка, два подноса с фруктами под алюминиевой фольгой. Картонная коробка с ингредиентами для салатов, два запечатанных контейнера с маринованными мясом и рыбой, большие миски с салатами двух видов: с пастой и рисом. Ящик с фруктовыми соками, две бутылки шампанского.

– Господи, – выдохнула Китти, когда Кузены разгрузили машину. – Неужели это все нам?

– Прибереги комплименты на потом, дорогая. Гвоздь программы еще впереди, – сказал Генри, доставая с заднего сиденья квадратный серебряный поднос с огромным тортом. Торт украшала марципановая девочка со стрижеными волосами, которая кормила курочек серебристым драже.

– Ух ты! – восхитилась Китти. – Полный улет!

– А что, сейчас у подростков принято так изъясняться?

– По-моему, ей понравилось, – заметил Асад.

– Поверить не могу, вы сделали это специально для меня!

– Ну, – сказал Генри, направляясь с этим шедевром кондитерского искусства к установленному на лужайке столу, – гулять так гулять! Шестнадцатилетие следует праздновать с размахом. Потому что потом уже начинается путь под горку.


Два элегантных туалета, две пары джинсов, вечернее платье, несколько комплектов ненадеванного белья «Ла Перла», а на каждый день несколько пар скромных трусиков из сетевых магазинов. Сапоги, туфли, кроссовки, шелковая ночная рубашка и новая пижама. Косметичка, фен с насадками, альбом с фотографиями и четыре серебряные рамочки с подкрашенными сепией семейными снимками. Сумочка с драгоценностями. Серебряный чайник. Крестильная кружка и фарфоровая баночка с первым выпавшим зубом Энтони. Папка с инвестиционными договорами, выписками из банковских счетов, сертификатами акций, паспортом и водительскими правами. Вот такие дела: вся ее жизнь уместилась в чемодане «Самсонайт» три на четыре фута.

Лора вынесла в коридор чемодан и присела на него, нервно теребя ремешок часов, на которые уже раз сто успела посмотреть. Пес, с пристегнутым к ошейнику поводком, мирно лежал у ее ног, не подозревая о грядущих катастрофических изменениях своей жизни. Лора, смахнув непрошеную слезу, погладила его по бархатистой шерстке.

Энтони так и не появился. Еще утром он объявил ей, что предпочитает остаться у бабушки.

– Но я думала, ты поедешь со мной.

– Это ты так думала. А не я.

– Но тебе понравится в Лондоне. Поверь мне, там чудесно. У тебя будет собственная комната и…

– А мой дом? Мои друзья? Нет, мама. Ты сейчас говоришь о своей жизни. Я уже достаточно взрослый, чтобы иметь право на выбор. И я решил остаться здесь.

– Но ты же не можешь вечно жить у бабушки. Ты там рехнешься.

– Тогда я поживу у миссис Деланси. Она сказала, если я не слишком боюсь беспорядка, то гостевая комната в моем полном распоряжении. У них вроде бы появилось свободное помещение.

Дом Изабеллы Деланси?

– Ну почему ты хочешь остаться именно там? – Лора была буквально убита этой новостью.

– Потому что она никого не напрягает, – ответил Энтони. Он был в своей неизменной вязаной шапке, хотя на улице было почти двадцать шесть градусов. – Она со всеми ладит. Не шпыняет Китти. Живет своей собственной жизнью.

Если Энтони хотел побольнее уколоть мать, то ему это удалось. И теперь Лора еще сильнее возненавидела эту женщину. Она играючи украла у нее, Лоры, не только мужа, но и сына.

– А тебе известно, что она спала с твоим отцом? – Лора была больше не в силах терпеть подобную несправедливость.

Однако он воспринял ее слова с убийственной насмешкой.

– Ой, не болтай ерунды! – фыркнул он. – Ты там была и все слышала. И знаешь, что он сделал с ее домом. Она ненавидит папу. – Энтони невесело рассмеялся. – Хотя почему бы и не сказать, что он и ее тоже поимел?

– Энтони!

– Знаешь, мне ужасно не нравилось, когда папа заявлял, что у тебя паранойя. Хотя теперь думаю, возможно, он прав. – Энтони только отмахнулся, когда Лора попыталась ему возразить, и, протиснувшись мимо нее, направился к двери. – Позвони, когда будешь в наших краях. И не рассчитывай в ближайшее время увидеть меня в Лондоне.

Лора прислушалась, как затихают его шаги на гравийной дорожке, и с трудом подавила рвущийся из груди горестный всхлип.

Он непременно вернется, строго сказала она себе, поправляя оставшиеся на столике в холле фотографии. Что ж, поболтается пару недель между папой и бабушкой и вернется. Она категорически отметала от себя мысль, что он может переехать в Испанский дом. Так как в противном случае она швырнула бы чемодан в лес и кинулась бы догонять сына.

В дверь позвонили, и пес настороженно поднял голову. Она открыла дверь, низко опустив голову, чтобы Николас не заметил ее покрасневших глаз.

– Ты готова? – Он поцеловал Лору и покосился на чемодан. – Это все?

– На первое время, – ответила Лора. – И… собака. Если, конечно, ты не против. Прости, насчет собаки мы не договаривались.

– Бери хоть лошадей, если хочешь, – беспечно рассмеялся Николас. – Мы вполне можем разместить парочку в патио, если сильно постараемся.

Лора рассмеялась, но смех тут же перешел в рыдания. Она закрыла лицо руками.

– Эй… Эй… Прости. Все хорошо.

– Нет, – всхлипнула Лора, уткнувшись Николасу в грудь. – Вовсе нет. Мой сын меня ненавидит. Он хочет поселиться у этой женщины. Нет, ты только представь себе, он хочет поселиться у этой женщины!

Николас бережно обнял Лору.

– В любом случае это ненадолго, – немного помолчав, произнес он.

– Что ты имеешь в виду?

– Будем надеяться, что скоро этот дом станет нашим. Так что чисто теоретически он будет жить с тобой под одной крышей. Под одной крышей с нами. – Он протянул ей носовой платок.

Она взяла платок и вытерла глаза:

– Льняной… Тот самый?

– Мой счастливый…

Лора аккуратно сложила платок и уже более твердым голосом спросила:

– Значит, она сказала «да»?

– Не совсем так… – Николас вгляделся в лицо Лоры. – Но я общался с ней сегодня утром, и когда она узнала, что я буду в ваших краях, то попросила меня зайти поговорить.

– Так, по-твоему, она все же хочет продать дом?

– А как еще можно объяснить ее желание встретиться?

– Может, она хочет соблазнить заодно и тебя, – фыркнула Лора.

Николас осторожно убрал упавшую ей на лоб прядь волос:

– Сомневаюсь, что ее чары на меня подействуют. Но если хочешь, можешь пойти со мной. Проследишь, чтобы я хорошо себя вел.

Он взял ее чемодан и положил в багажник автомобиля. Лора закрыла за собой дверь, стараясь не думать о символическом значении этого жеста. Она помогла Берни запрыгнуть на заднее сиденье, а сама села впереди. Оказывается, за это время Николас успел сменить прежний побитый автомобиль на более элегантный, с бесшумно закрывающимися, как у всех дорогих машин, дверьми.

– На самом деле мне бы не хотелось, – сказала Лора.

– Ты о чем?

– Выходить из машины. Не желаю ее видеть. Не желаю их видеть. Я даже не желаю видеть треклятый Испанский дом. – Лора с несчастным видом уставилась на приборную доску. – Ты сам с ней поговори. А я подожду в машине.

Николас взял Лору за руку. Надо же, подумала она, Николас всегда такой невозмутимый, словно его невозможно вывести из себя.

– Вот увидишь, все будет хорошо, – сказал он, целуя ей пальцы. – Главное, пережить сегодняшний день, который, естественно, будет для нас нелегким. Но Энтони непременно вернется.