Лесли Лафой - Ночная леди

– И о чем же?

– Сейчас я бы не вышла замуж за твоего отца, не оговорив очень четко, как, по моим представлениям, он должен со мной обращаться.

Ага, значит, дело не в платьях и туфлях…

– Отец никогда не казался мне жестоким человеком, – медленно произнес Йен. – Впрочем, возможно, в интимной жизни он был чудовищем?

– Нет, он был просто равнодушным и в домашней обстановке, и на людях, а я всего лишь служила удобным оформлением его жизни. Если бы я умерла или оставила его, он быстро нашел бы мне замену, и сделал бы это с такой же легкостью, с какой менял прислугу.

Йен покачал головой.

– Это могла бы сказать Фиона.

– Разумеется. Она это и сказала, – не без сарказма заметила герцогиня. – Это произошло сегодня утром, когда мы обсуждали, что является главным при вступлении в брак.

– Выходит, я не подошел ей? – Возбуждение Йена сразу угасло.

– О твоих недостатках не было сказано ни слова. Мы обсуждали природу брака в целом и то, что можно определить как разумные ожидания женщины. Слушая Фиону, я поняла, что не могу винить ее за желание быть счастливой, как не могу желать ей такой же пустой жизни, которую в замужестве ведут множество женщин моего круга.

– И Фиона думает, что наш с ней брак оказался бы таким же? – ошеломленно спросил он.

– Да. Припомни, что ты сделал, отчего леди Фиона разорвала помолвку?

И тут память услужливо подсунула Йену картину их с Фионой отношений во всей ужасающей ясности.

– Пожалуй, я сказал ей то, чего не должен был говорить.

– Так поступают все мужчины. Женщины знают это и мирятся с тем, что мужчины зачастую не способны одинаково хорошо работать мозгами и говорить в одно и то же время. Вот почему мы обычно слушаем вполуха. Наша готовность быть наполовину глухими позволяет мужчинам жить дольше.

– Я не знал этого.

– Теперь знаешь. – Герцогиня взяла в руки чайную чашку. – А вот что такого ты сказал, чего Фиона не только не смогла проигнорировать, но также и простить?

– Ну, назвал ее легкомысленной и безрассудной, а еще отчитал за то, что она не подчиняется приказам. Сказал, что она слишком самоуверенна, думая, что…

И тут Йен все понял.

– Еще я продемонстрировал непростительное безразличие к ее уму и способностям, – тихо признался он. – Я обращался с ней так, как если бы она была прелестным украшением, и ничем другим.

– А как ты поступил, решив извиниться перед ней за свое оскорбительное поведение?

– Послал ей это… – Йен сделал широкий жест рукой в сторону заставленного буфета.

– Украшения?

– Верно. – Мозг Йена, хотя и с трудом, продолжал постигать всю глубину его глупости. – Черт!

– Вот именно: черт. Точнее, спиртные напитки в сочетании с низменными инстинктами Гарри.

– К сожалению, – Йен бессильно закрыл глаза, – это становится ясно только после протрезвления.

– Не хочешь ли выслушать материнский совет?

Йен пожал плечами. Как будто существует что-то, что может спасти положение!

– Разве мое согласие или несогласие что-то меняет?

Герцогиня усмехнулась, а затем громко рассмеялась. Йен даже вздрогнул от неожиданности. Его мать смеется? От удивления он широко открыл глаза, пытаясь вспомнить, слышал ли он вообще когда-нибудь, чтобы она смеялась.

– Я не могу сразу начать новую жизнь, – настроение герцогини резко изменилось, – но зато могу дать хороший совет. Тебе нужно отправиться в дом Райлендов, самым искренним образом извиниться перед леди Фионой и умолять ее, лучше всего на коленях, чтобы она дала тебе еще один шанс.

– Это будет уже третий. – В голове Йена промелькнуло видение Фионы, стреляющей в него.

– Третий?

– Второй шанс был дан мне после катастрофы с леди Балтрип.

– Ах да, я и забыла…

– Сомневаюсь, что Фиона снова даст мне шанс.

Герцогиня надолго задумалась, потом решительно вскинула голову:

– Леди Фиона – единственная женщина, которая способна искренне простить тебя за повторную глупость и позволить начать все сначала.

Вот как? Тогда Фиона, вероятно, единственная женщина на земле с таким большим, любящим и сострадательным сердцем. Вопрос лишь в том, захочет ли она простить его снова.

– Но, – герцогиня назидательно подняла палец, – все это возможно только при условии, что только ее ты видишь в роли своей герцогини. Если тебе подойдет любая женщина, забудь про мой совет.

– Забыть? Ну уж нет! Никакая другая женщина не способна заменить Фиону.

– Правда, и почему же?

Боже, как Йен ненавидел подобные вопросы! Разве возможно несколькими обычными словами выразить то, что по размерам и сложности сравнимо с целой вселенной…

– Фиона для меня все, – произнес он запинаясь. – Она заставляет меня думать, делает меня гордым и счастливым тысячу раз на день сотнями тысяч разных способов. Я не могу себе представить жизни без нее. – Он замолчал, а потом, после паузы, добавил: – На самом деле я пытался представить себе жизнь без Фионы – она достаточно ужасна, чтобы сразу захотел напиться до смерти.

Герцогиня задумчиво посмотрела куда-то вдаль.

– Так ты любишь ее?

Йен обреченно вздохнул:

– Конечно, люблю, мама, разве я уже не говорил этого?

Герцогиня медленно перевела взгляд на сына:

– Нет, не говорил.

– Ну, иносказательно, другими словами…

– Есть случаи, сынок, когда чем точнее слова, тем убедительнее они звучат.

Поставив чашку на стол, герцогиня протянула руку, и Йен поднялся, хотя и не столь проворно, как мог бы, если бы не провел последние три дня в почти бессознательном состоянии. Качнувшись, он шагнул к матери, чтобы помочь ей встать.

Пройдя к двери, герцогиня обернулась.

– Желаю тебе удачи, – мягко сказала она. – Сообщи, чем все закончится.

Ладно, так и быть, он попытается. По крайней мере, он явится к Фионе и скажет ей, что…

– Йен!

– Да, мама?

– Я понимаю, что тебе хочется сразу же броситься к мисс Тернбридж и уверить ее в своей неумирающей любви и преданности, но я советую тебе немного выждать, по крайней мере до тех пор, пока не выветрятся винные пары. Твое дыхание оскорбляет…

Йен вздохнул. Некоторые вещи, как видно, никогда не изменятся.

– Спасибо, мама.

– Всегда рада оказаться полезной.

Хотя мысли о главном предмете его забот не оставляли Йена ни на минуту, ему нужно было срочно заняться исправлением последствий того, что за последние три дня он натворил с остальной частью своей жизни.

Заглянув в кабинет, он бросил взгляд на стопки бумаг на своем столе, затем продолжил путь по дому.

Не успел Йен подойти к открытой двери Солнечной комнаты и поднять руку, чтобы постучать, как Чингиз-Джек спрыгнул с кровати и вцепился в штанину его брюк. Тем не менее, Йен терпеливо ждал, пока Шарлотта повернется лицом к нему.

– Можно войти? – вежливо спросил он.

– Это ваш дом. – Шарлотта бросила на него недобрый взгляд и снова отвернулась.

Именно такого приема он и ожидал. Ну ничего, начало неизбежного неприятного разговора всегда дается с трудом…

– Как я слышал, – сказал Йен, – вы говорили с моим юристом насчет того, чтобы поселиться отдельно.

– Да, и думаю, это будет лучший выход.

Йен поежился.

– Ну а если бы мы с леди Фионой все же решили пожениться, вы бы изменили свое намерение?

– Возможно, но так как вы, судя по всему, решили вести распутный образ жизни…

– Э нет, распутничал Гарри, – поправил Йен, – а я просто был пьян.

Шарлотта пожала плечами и ничего не сказала.

– Так вот, я намерен извиниться перед леди Фионой и просить ее переменить решение.

Шарлотта резко крутанула кресло.

– Когда?

– Как только я достаточно протрезвею для того, чтобы мое дыхание не свалило ее с ног.

– Тогда придется ждать до следующей недели. – Шарлотта вздохнула.

– Что, дело так скверно?

Девочка посмотрела на него с состраданием, потом сказала:

– В огороде есть место, где растет перечная мята. Ее нужно пожевать, прежде чем идти куда-нибудь.

Йен кивнул.

– Как ваши занятия с леди Райленд? – Взглянув вниз на рычащего пса, Йен невольно сравнил его с исчадием ада. – Держу пари, что этот пес принадлежал портному, – проворчал он. – И портной научил его рвать брюки, чтобы не остаться без работы.

Шарлотта щелкнула пальцами:

– К ноге, Джек!

Пес сразу же выпустил то, что осталось от брюк, и потрусил к ее креслу. Сев сбоку от кресла, он оттуда скалился на Йена.

– Занятия проходят вполне успешно. Значительно успешнее, чем день, проведенный вами с леди Фионой.

Ого, а она, по-видимому, хорошо осведомлена…

– Вы говорили с ней после?

– Нет. Фиона все это время находилась в доме другой своей сестры. Леди Райленд сказала, что вид ее был ужасен.

«Ужасен?»

– В каком смысле ужасен?

– Она плакала, ходила мрачная, швырялась вещами, не ела, ни с кем не разговаривала, не выходила из своей комнаты. Леди Райленд дала Фионе три дня на то, чтобы она сама попыталась прийти в чувство, после чего намерена взять все в свои руки.

– Но три дня уже прошли. Вы имеете хоть какое-то представление о том, что леди Райленд намерена делать?

– Она сказала, что этим утром собирается заставить Фиону возвратиться домой и заняться делами. Не думаю, что люди часто говорят леди Райленд «нет». Я сегодня осталась дома, потому что хотела помочь в случае, если все пойдет плохо.

– Как вы считаете, если я приду туда, они меня впустят или пристрелят прямо на пороге?

– Не знаю, Йен. Когда леди Райленд узнала, что вы пытались утопить свою печаль в вине, она пробормотала что-то насчёт типичных мужчин. А когда лорд Райленд сказал, что хочет пропустить рюмочку-другую в знак сочувствия, леди Райленд бросила на него этот свой знаменитый взгляд.