— Вы хотите сказать, что я дурно распоряжаюсь в доме?

— Не исключаю, что это так. Хозяин не должен быть излишне снисходителен к слугам. Именно в таких случаях происходят сложные ситуации, и всегда в них обвиняют слуг. И ваш дворецкий…

В это время дверь в оранжерею распахнулась, и вошел дворецкий.

— Мадемуазель звала меня? — его голос звучал так же доброжелательно и почтительно, как в отношении ко всем членам семьи Маре-Розару.

— Я… — девушка быстро соображала, как найти выход из глупого положения. — Я хотела бы узнать, не собираетесь ли вы в город? Мсье Бертье заверил, что отпустил всех на праздник.

— Нет, мадемуазель, — Пьер бросил на нее лукавый взгляд. — Я не любитель шумных сборищ. У меня нет никакого желания толкаться в толпе праздных зевак. Вы можете позвонить в колокольчик, если вам что-либо понадобится. Вы уже решили, когда подавать обед?

— Нет… но вы можете прервать нашу работу в любое время, когда решите, что мсье Бертье пора обедать.

— Конечно, мадемуазель.

Слегка поклонившись, дворецкий вышел, закрыв за собой двери.

Довольная тем, что ее честь находится под охраной серьезного слуги, Виола уселась на стул возле софы, где устроился Бертье.

— Итак, господин Бертье. Пьер уверил меня, что он к вашим услугам по первому требованию. Я слушаю вас.

— Спасибо, мадемуазель Виола, — кивнул он со странной улыбкой. В его голосе не было сарказма, но то, как он смотрел на нее, заставило девушку ощутить себя дольно глупо. — Вы очень заботливы.

Виола слегка улыбнулась и смущенно уставилась на свои руки, не зная, как реагировать на похвалу.

— Семья князя, похоже, начинает к вам привязываться.

— Это мне льстит. Их сиятельства — прекрасная семья, — помолчав секунду, Виола добавила: — Мадемуазель Элина — очень милая девушка.

Бертье поднял на нее глаза, в которых мелькнуло что-то тревожное.

— Я уверена, что ее ожидает блестящее будущее. Ее семья принята в высшем обществе, и сегодняшний прием…

Он потер лоб и резко бросил:

— Мадемуазель Виола… вы видите и понимаете вещи, которые не всегда может понять мужчина. Мне нужен ваш совет. Совет девушки. Женщины. Ведь у вас есть опыт жизни.

Не совсем понимая, что он имеет в виду, Виола растерянно уставилась на Бертье. Слушая его, она вдруг испытала странную смесь разочарования и в то же время — удовольствия от того, что он считает ее… рассудительной девушкой.

— Я хочу начать ухаживать за Элиной, — заговорил он так, словно диктовал письмо. — Я хочу, чтобы вы помогли мне придумать, как это лучше сделать.

Виола растерялась.

— Извините, мсье… я не уверена, что правильно вас поняла…

Он посмотрел ей прямо в глаза и четко сказал:

— Вы все понимаете.

— Но… ухаживание… это очень личное. Вы не должны это делать по моему руководству.

— Я буду вам очень признателен, если вы согласитесь. Я не хочу допустить ошибки.

Он криво улыбнулся, и Виола резко выпрямилась на стуле.

— Я полагаю, что вы смеетесь надо мной, мсье.

Улыбка исчезла. Мишель отвернулся и стал рассматривать розы под окном. Когда же он вновь взглянул на нее, то глаза его разили холодом.

— Я и не думал смеяться.

Его мрачная сосредоточенность нервировала Виолу. Ей казалось, что перед ней находится ожившая статуя греческого бога. Девушка вжалась в сиденье стула.

— Мсье Бертье… — беспомощно пролепетала она. — Я не могу поверить в то, что мужчина, подобный вам, не знает, как ухаживать за девушкой.

Он скривился, словно от боли, и погладил загипсованную руку.

— Можно узнать, почему вы думаете, что я должен это знать?

— Я… не хотела вас обидеть. Просто я хотела сказать, что… вы настолько красивы… и обаятельны… разве может девушка не ответить на ваши чувства?

Он взглянул на нее так свирепо, что она от страха едва не выбежала из оранжереи.

— Ей все равно, как я выгляжу… — у него было такое выражение, словно он считал себя горбуном на ступенях собора Нотр-Дам.

А Виола подумала о том, что ни одна женщина, даже самая знатная, не сможет устоять перед великолепием этого мужчины. Даже сейчас, погрузившись в мрачные раздумья, он был невероятно красив. Возможно, даже больше, чем обычно.

— Поймите, что все это очень важно для меня, — сказал он неожиданно тихим голосом. — Я не знаю, с чего мне начать.

— А она знает о ваших намерениях?

— Конечно, нет. Она слишком молода и относится ко мне, как к брату.

Виола позволила себе недоверчиво улыбнуться.

— Вы, наверно, считаете, что я слишком стар для нее? — глухо спросил он.

Руки девушки начали странное движение, теребя складки платья.

— Нет, мсье. Конечно, нет.

— Мне еще нет тридцати. Я точно не знаю. Где-то около двадцати пяти лет.

Она закусила губу, и ее голова низко склонилась.

— Я не думаю, что это важно.

— Я боюсь, что Элиной заинтересуется какой-нибудь из этих знатных хлыщей — маркизов или баронов. Проклятие!

Виола скривила губы.

— Я уверена, что вам не стоит употреблять подобные выражения в ее присутствии.

— Простите!

Он встретился с ее глазами и тут же отвернулся, не желая выплескивать на девушку бурлящее в нем чувство.

А Виоле неожиданно показалось, что он боится сейчас именно ее. Почему каждый раз, когда он встречает ее взгляд, на его лице читается сильное напряжение. Что это? Смущение? Наверно — да, ведь тема, которую он затронул, действительно необычна. Но… кажется, есть еще что-то — непонятное и неопределенное. Виола почти физически ощутила какую-то боль, затаившуюся в этом мужчине. Он напряжен, словно зверь, готовящийся к прыжку. Что с ним?.. Его волнение невольно передалось девушке, и она задрожала от какого-то томительного предчувствия. Установилась напряженная тишина, полная тайны и неясных догадок.

— Элина — богатая наследница, ее отец — знатный вельможа, князь, — произнес он слабым голосом. — А я…

Она набралась мужества и подняла на него глаза. Но стоило ей лишь взглянуть на него, как Бертье в тот же миг вновь отвернулся.

— Так что вы мне посоветуете? — спросил он.

— Относительно… мадемуазель Элины?

— Да, — уже сердито бросил он. — О чем еще я с вами разговариваю?

— Но я не знаю, мсье Бертье… — почти взмолилась девушка, совершенно запутавшись среди его слов и своих собственных ощущений.

— Полагаю, что я ошибся. Вы еще слишком мало ее знаете… А как бы вы сами хотели, чтобы за вами ухаживали, мадемуазель Виола?

Девушка почувствовала легкое головокружение. В растерянности она уставилась на орхидеи, не в силах справиться с волнением.

— Этого я тоже не знаю… — с трудом произнесла она, стараясь унять дрожь в голосе.

— Смешно… Хорошо, тогда я спрошу иначе. Как бы вы не хотели, чтобы за вами ухаживали?

Она обиженно замигала глазами. Перед ней всплыло лицо несчастного сержанта Жана…

— Я не хотела бы, чтобы спокойно смотрели на то, как меня унижают.

Девушка думала, что Бертье рассмеется или сочтет, что она — полная дура.

— Понимаю, — медленно сказал он. Опираясь на трость, Бертье встал и, слегка покачиваясь, подошел к стеклянной двери. — Я никогда не позволю ее обижать. Никогда. И я хочу, чтобы она это знала. Мне сказать ей об этом?

Виола в этот момент рассматривала его мощную спину и сильные плечи, обтянутые сюртуком. Неожиданно припомнилось его лицо в тот миг, когда она занималась его ногой — слегка искаженное болью и все равно прекрасное. Этот человек не сдастся ни при каких обстоятельствах. И он достоин любви прекраснейшей из девушек.

— Я уверена, что она уже знает об этом, — сказала Виола и подумала: «Как может Элина не замечать чувств этого человека?».

Чуть повернув голову, Бертье искоса взглянул на нее. Но теперь уже Виола не захотела встречаться с ним взглядом, и вместо этого она принялась пристально разглядывать красивую орхидею оранжевого цвета.

— Княжна с таким восторгом рассказывала вашу историю с медведем. Она гордится вами, — произнесла Виола бесстрастным тоном.

— Как вы полагаете… я должен рассказать о своих чувствах князю? — в его голосе не было уверенности, что эта мысль кажется ему верной.

— Мне кажется, что князь и княгиня должны сами уже обо всем догадаться. Если вы выросли в их доме, то они вас прекрасно знают и понимают.

— Вы полагаете, что они не станут возражать?

— Я надеюсь на это. Мне кажется, вы им очень дороги, — Виола судорожно облизнула пересохшие губы.

— Я надеюсь, что не ошибся в вас, мадемуазель Фламель, подарив вам возможность погубить меня, — с ясным намеком на обстоятельства их встречи в ее комнате заявил Бертье.

— Нет… — прошептала девушка. — Я никогда не… сделаю этого…

Господи, прости… но она не пойдет к князю Маре-Розару и не объявит ему, что человек, мечтающий жениться на его дочери, — вор.

Бертье смотрел на нее так долго и пристально, что Виола вновь начала дрожать, сама не понимая — почему. В душе вдруг поселилась странная радость. «Если он… — думала она. — Если только он…»

15

Валахия. 1838

Его первые самостоятельные действия в компании были удачны: он приложил все усилия, чтобы состоялась транспортировка большой партии вина в Германию, а также проявил себя с выгодной стороны при заключении договора с индийским торговым обществом по поводу закупки элитных сортов чая и кофе. Мишель вел дела честно, держал слово, а если было нужно — сражался с недругами князя, как со своими личными. Так, однажды утром он успел первым заметить тлеющую ветошь на складе с товарами, предназначенными к отправке, и тем самым предотвратить пожар. Управляющий был уверен, что все это было запланировано. После некоторых размышлений именно Бертье сумел вычислить человека, работающего на конкурента. Теперь уже никто не сомневался, что воспитанник князя достоин особого уважения.