– Сестра, но ведь все правильно! Правишь ты, я – только царствую. Надеюсь, когда Цезарион подрастет, ты избавишь меня и от этой, не слишком-то приятной для меня, обязанности.

Она не поняла. Что значит – «избавишь»? В этой стране «избавляли» от власти только одним способом – таким, каким отец «избавил» Беренику. Или она сама – своего первого мужа, хотя ее вины в том, что он утонул, и не было.

– Я напишу отречение в пользу племянника. А сам посвящу свою жизнь науке.

Отречение? Но никто и никогда в Египте не писал отречения…

– Все когда-то бывает впервые, – философски заметил тринадцатилетний мальчик. – Вся эта мишура вообще не по мне.

– Царская власть – это не только мишура. Это еще и громадная ответственность.

– Не чувствую склонности ни к одному, ни к другому, – брат ухватил ее за талию и закружил. – Ты – моя царица, а я твой самый верный подданный. Твой и маленького Цезариона. Когда мы вернемся из Рима, я напишу отречение; соправителем ты сделаешь Цезариона и будешь править, как и правила. Кстати сказать, у тебя это довольно неплохо получается.

Они остановились.

– Но Цезариону будет лет пять… – она перевела дух. Кажется, она начала полнеть. Хорошо это или плохо? Она всегда жаждала приобрести более округлые, женственные формы, но пока она оставалась напоминающей доску худышкой – могла лазить и бегать, и дыхание ее не сбивалось.

Птолемей рассмеялся.

– Ты ведь сама знаешь: от меня пользы примерно столько же. И кстати, я бы на твоем месте на Цезаря не дулся. Вполне возможно, такой формулировкой он просто хотел сделать тебе приятно.

– Оскорбив моих близких…

– Я не обиделся и не оскорбился, стало быть, меня он не оскорбил. Ничего оскорбительного для Цезариона я тоже не вижу. Ты злишься, что он не написал «нашего сына»? Все-таки это – официальный документ. Твой ребенок для Рима может быть или наследным принцем, будущим правителем государства, либо – незаконнорожденным сыном Цезаря, который его официально признал, но пока не усыновил. Нет, сестра, его формулировка безупречна!

– А я? Меня он не оскорбил этой формулировкой?! Как будто между нами никогда ничего не было!

Птолемей снова расхохотался.

– Так вот что тебя обидело сильнее всего! Ты – образец мудрости, сестра моя, когда дело касается государственных вопросов, и – прости! – полная дуреха в том, что касается личных отношений. Тебя приглашают официально. Как царицу, правительницу союзного государства. Тебе будут оказывать соответствующие почести, даже если Цезарь поселится вместе с тобой и не будет вылезать из твоей постели. Представь себе, как бы тебя встретили там, если бы он написал просто: «Жду тебя и сына».

– Письмо было запечатано, и никто…

– Это ты так думаешь, что никто. Вспомни, несколько дней назад ты решила добавить несколько строк в уже запечатанное письмо. Что ты сделала с печатью?

– Но у меня была печать! А это письмо отмечено личной печатью Цезаря.

Мальчик покачал головой.

– Ты же знаешь, сколько у него врагов. Наверняка они изыскивают возможности читать его переписку. По крайней мере, я бы на его месте исходил именно из этого.

– Интересно, почему ты так его защищаешь, – буркнула царица, успокаиваясь.

– Потому что он катал меня на плечах, учил латыни и ловить рыбу. Знаешь, я почти не помню нашего отца. И за то время, что Цезарь был здесь, я понял: я бы хотел, чтобы мой папа был именно таким. А вернее, чтобы моим папой был он, Цезарь.

Она свела брови. Гражданская война, ее беременность… Когда Цезарь находил время поиграть с маленьким Птолемеем? И почему все это прошло мимо нее?

– Видимо, я была тебе плохой сестрой.

Мальчик обнял ее и чмокнул в нос. Какой он высокий, скоро перерастет ее!

– Твоей задачей тогда было выжить… а заодно и спасти меня. Не переживай: ты – самая лучшая сестра в мире.

Она в ответ покрепче обняла брата. Она – самая лучшая сестра, и Цезарь вовсе не хотел ее обидеть, а все-таки римлян нужно поразить и ослепить. Столица мира? После ее въезда в Вечный город у многих возникнут сомнения в том, где находится столица мира.


Аполлодор постарался на славу: Рим и в самом деле ахнул, увидев кортеж царицы Египта, а затем долго не мог вернуть себе нормальное дыхание.

Рослые нубийцы, черные, как эбеновое дерево, несли дары на носилках, выполненных из светлого лимонного дерева, а желтоватые египтяне – наоборот, на носилках из черного дерева.

Колесницы шли одна за другой, выполненные из древесины разных цветов и структур и щедро инкрустированные золотом, серебром, драгоценными камнями.

Красивые рабыни, одетые в самые роскошные наряды, следом за ними – рослые нубийцы, почти обнаженные, смазанные маслом, чтобы их черные тела просто сверкали на солнце.

Когда повели дрессированных леопардов, толпа издала единое «А-а-ах!».

Клеопатра не могла всего этого слышать и видеть, но представляла довольно живо.

Ее везли в колеснице; маленький Цезарион и Птолемей ехали в крытом паланкине.

Она долго раздумывала, как одеться. Первое, что пришло в голову – одеться как фараон и взять все атрибуты, ведь, по официальной версии, она прибыла, чтобы заключить с Римом соглашение. Но атрибуты царской власти можно было использовать только все вместе, а представить себе, что она войдет в Рим с подвязанной фараонской бородой, она так и не смогла.

Одеться в греческом стиле? Но ведь она представляет Египет!

В результате она выбрала льняное платье – совсем простое, белое, оно подчеркивало ее фигуру. Маленькая грудь? Массивное ожерелье отвлечет от нее внимание. Как раз сгодится то самое, подаренное Цезарем на ее вторую свадьбу. К ожерелью были подобраны браслеты и диадема в виде священной змеи.

– Замечательно, сестричка, – одобрил Птолемей. – Змея красива, ею можно любоваться, но трогать ее не стоит, может и ужалить. Как раз то, что нужно!

Она имела в виду вовсе не это: весь символизм ее наряда предназначался только одному человеку – Гаю Юлию Цезарю.

– Ты превзошла самое себя, – приветствовал ее Цезарь. – Твоя фантазия, моя царица, поистине безгранична. Твои ягуары и твои газели просто великолепны.

– Все придумал и организовал Аполлодор, – настороженно ответила она. – Впрочем, его идея пришлась мне по душе. Особенно с газелями: ваши улицы теперь придется мыть – после прохождения этого стада.

Лицо Цезаря сложилось морщинками-лучиками, и он от души рассмеялся.

– Узнаю тебя, моя маленькая царица. Ты совершенно не изменилась. Знаешь, я очень скучал.

За одно это слово она готова была пожертвовать всем. Уж этим зрелищем, во всяком случае, точно. Позови он просто так, не как диктатор царицу, а как мужчина женщину – побежала бы, бросив и пшент[9], и уас[10], и все на свете…

Да нет, не бросила бы. Брось она власть ради Цезаря – он тут же бросит ее. Не потому, что он с ней из-за ее царского статуса, нет – просто для него человек, отказавшийся от выполнения своих обязанностей, будет попросту неинтересен.

– Я тоже скучала. Очень, – церемонно ответила она. – И потом, нашему сыну давно пора посмотреть на своего отца.


Цезарь поселил Клеопатру на роскошной вилле на правом берегу Тибра. Он не скрывал ни от кого: это – его женщина, хотя и правительница большого и сильного государства. Однако поселил ее все же здесь, за пределами города, вне померия[11]. Ну и демоны с ними, с римлянами и их римским снобизмом. Тем лучше: будете бегать сюда поклониться женщине Цезаря и владычице великой страны.

Размеры виллы позволяли разместить и всю свиту, причем при желании здесь могло разместиться и в десять раз больше народу – и никто никому не мешал бы.

Клеопатра регулярно устраивала приемы. Вернее, их устраивал Цезарь, женщина просто наслаждалась тишиной и покоем. Ребенок рядом, единственный мужчина в ее жизни – рядом, и – никакой ответственности. Ни за что.

Впрочем, беспокоиться о том, что делается на родине, она стала уже на третий день после приезда. А еще через два дня пришло письмо: умница Аполлодор, зная ее беспокойный нрав, отправил письмо с новостями, когда еще никаких и новостей-то не было. Купец, с которым он передал это письмо, оказался в Риме на два дня раньше ее самой, но получил строгие указания от Сицилийца, что письмо нужно отдать не ранее такого-то числа.

Смеясь, она рассказала об этом Цезарю.

– Такая преданность должна быть вознаграждена, – подумав, ответил он. – Аполлодор, конечно, у тебя и так ведает всем, придумать для него еще какую-нибудь должность ты просто не сможешь, но постарайся просто сделать для него что-нибудь приятное. Например, привези ему отсюда что-нибудь такое, о чем он давно мечтал, но что сам себе никогда бы не приобрел.

От удивления царица даже приоткрыла рот. Подарок? Аполлодору? Ему можно просто подарить деньги, и… Юлий сказал «что-то, что он сам себе не купит»? Что это может быть? Чего вообще может хотеть мужчина такого возраста и такого положения? Она вообще никогда никому ничего не дарила, разве что брату и сыну…

– Впрочем, пожалуй, я лучше сам озабочусь подарком для Аполлодора.

Вот сейчас она растерялась по-настоящему. Цезарь? Займется поиском подарка? Для человека, который не является ему ни родственником, ни соратником, ни даже подчиненным?

Такого Клеопатра и представить себе не могла. Да знает ли она о нем хоть что-то? Или придумала себе образ, а на самом деле он совсем другой?

– Почему ты так пристально рассматриваешь меня? – поинтересовался Цезарь. – Что, за прошедшее время я сильно постарел?

Она покачала головой.